Ганнон направился в кухню, стараясь сохранить хладнокровное и уверенное выражение лица. Кинжал должно было быть видно, но ни в коем случае нельзя дать понять, что ты показываешь его специально, это сочли бы слабостью. Он смотрел прямо перед собой, но знал, что его провожают взгляды, в которых в равной степени смешаны агрессия и осторожность: тяжелая жизнь и вечный надзор воспитывали жесткость, но также и стремление действовать скрытно, не привлекая внимания.

Знакомый запах на кухне заставил подступить рвоту: огромный котел – едва ли не старше самой крепости – источал тошнотворно сладкий запах несвежей капусты и корнеплодов, сваренных до состояния однородной бурой жижи. Рядом на столе были разложены склизкие ошметки, что здесь сходили за мясо. Без брухта съесть это было решительно невозможно. Проигнорировав удивленного повара, Ганнон прошел через небольшую дверь вниз по узкой лестнице мимо запертых холодных кладовок с едой для инструкторов и вышел на небольшой балкон.

Прохладный морской воздух приятно освежал после зловония кухни, площадка выходила прямо из скалы ниже уровня стен. Направо вела небольшая лестница, а возле нее, опершись руками на каменный парапет, стоял Иннар: он с упоением смотрел на площадку ниже и пританцовывал. Услышав шаги, парень резко обернулся и встретил друга безумной улыбкой.

— Это великолепно! Блистательно! Смотри, смотри! — Растрепанный и одетый только в тунику без рукавов, он широко махнул Ганнону рукой, смуглой с внутренней стороны и бледной – снаружи. Присмотревшись получше, Ганнон тоже оперся на каменную ограду – у него подкосились ноги. Кандалы, вбитые в скалу, пустовали. Провинившихся воспитанников, повернутых голыми спинами к приливному ветру, которых ожидал увидеть Ганнон, здесь, к счастью, не оказалось. Зато были братья-инструктора и много крови.

— Глазам не верю, — пробормотал Ганнон и действительно протер их. — Как они там?..

— И правда! — коротко хохотнул Иннар. Его лицо дергалось больше обычного, он часто потирал руки. — Как-то держатся, Барбатос их побери! Странно, что птиц еще нет. Хотя ясно! Даже они брезгуют.

Стараясь не обращать внимания на безумное поведение друга, Ганнон медленно направился на площадку.

— Не поскользнись там! — прокричал Иннар ему вслед.

«Надо будет привести его в чувство», — зло подумал Ганнон, но совет был действительно толковый. Ограда, высотой по пояс обычному человеку, доходила ему до середины бедра. Юноша осторожно ступал по залитой густой темной кровью каменной поверхности, пока не подошел к самой скале. До головы первого инструктора он смог бы дотянуться, пусть и с большим трудом, — тот был прибит к скале вверх ногами, лицо обезображено, из глаза торчала его же палка. Ганнон внимательно присмотрелся: в грудь бедолаги по рукоять вогнали гладиус, а его ноги были прибиты к скале металлическим прутом. Второго брата постигла еще более страшная участь: разорванный на части, он был прибит к каменной поверхности такими же прутами слева и справа от первого.

Ганнон попятился до ступеней и тяжело опустился на одну из них. Он уронил голову на руки и наблюдал, как капля крови медленно капает с подошвы его сапога на еще чистый участок пола. «Кто мог сотворить такое? Кому бы хватило силы вбить металл в камень?» — ошеломленно размышлял Ганнон. Он осмотрел площадку в поисках инструментов: если они и были, то их унесли с собой или выбросили в море. Одна вещь все-таки привлекла внимание, что-то блестело: ключ, аккурат под рукой одного из убитых в одежде с длинным рукавом… Ганнон вновь подошел уже быстрым шагом. Из-за крови этого не было заметно, но, рассмотрев ткань тщательнее, он увидел орнамент, когда-то красный на сером. Значит, это был старший брат-инструктор: первый среди равных, его роль не сильно отличалась от остальных, но все же.

Взяв ключ, Ганнон направился обратно. Иннар нетерпеливо спросил:

— Ну что? Что ты там нашел? Кому мне ноги поцеловать?

Подавив желание отвесить другу пощечину, асессор спросил:

— Ты уже нашел записи, которые я просил?

— Какие? — Ключник часто заморгал.

— Пепел, зеленая гора, — Ганнон оглянулся через плечо, — реки крови… — С того дня, как Коул поручил это им, прошло уже немало времени.

— Это, это поможет? — Иннар явно был не в себе — лучше было занять его делом. Или хотя бы увести отсюда.

— Да, — уверенно солгал Ганнон. — Если найдешь к вечеру – принесу тебе сувенир.

Иннар кивнул и позволил повести себя наверх. На пороге спален воспитанников он замотал головой, и Ганнон свернул в общую залу, где уже собрались несколько инструкторов, Виннар со своими стражниками и кастелянша.

— Все, что происходит в этих стенах, меня касается! — процедила сухонькая старушка с волосами, собранными в тугой пучок. Она стояла напротив одного из стражников, сложив руки на груди. Женщина не доставала ему и до плеч, но ее глубоко посаженные глаза, едва видные в складках кожи, заставили рослого мужчину поникнуть — казалось, что он и вправду становился меньше.

— Мы доложим обо всем, что узнаем, — сказал Виннар, выступив вперед с улыбкой и тем дружелюбием, которому Ганнон так часто пытался подражать. Только обаяние капитана срабатывало всегда. Подействовало оно и сейчас — кастелянша и впрямь расслабилась. Ганнон же чаще раздражал собеседников.

— Хорошо. — Кастелянша взяла капитана за локоть и добавила немного смущенно: — Боги, не время и не место, конечно. Но я давно собиралась, да все было некогда… Благодарю вас за рекомендацию слуг: все трое прекрасно справляются.

— Я очень рад это слышать. А-а, вернулись! — Виннар указал в сторону вошедших.

Ганнон не успел открыть рот, как успокоившаяся было женщина вновь ощетинилась. Гнев ее был направлен не на него, но опасно близко:

— Иннар! Бесполезный ты кусок навоза! Что, Молк тебя забери, ты здесь забыл?!

— Прошу прощения, — вступился за друга Ганнон, который был уверен, что повторяет за Виннаром в точности, демонстрируя такое же дружелюбие. — Он не в себе. Видите ли, это наш прежний дом, и Иннар принял все слишком… близко к сердцу. — Ключник в это время почти висел на плече Ганнона и никак не реагировал на происходящее.

Не сработало. Кастелянша наградила асессора тем же уничижающим взглядом, что и стражника. Человек, знакомый с Коулом, мог выдержать и не такое, но надо было отдать старухе должное — было нелегко. Поняв, что сжечь наглеца на месте не удастся, она все же спросила:

— Ваш дом? А вы, собственно, кто?

— Ганнон, асессор, — машинально представился юноша и добавил: – Вырос в этих стенах.

— Асессор… А-а, из зерновых?.. Ясно, — сухо ответила старуха.

В разговор снова вступил Виннар:

— Он мой друг с детских лет. Я верю ему, как себе, а Иннар – действительно переволновался.

Услышав это, кастелянша немного смягчилась, еще раз поблагодарила Виннара и ушла восвояси. Ганнон наблюдал за этим, как за волшебством. Иннар потихоньку пришел в себя и смог стоять на своих двоих. Его отослали в библиотеку в сопровождении одного из стражников. Молодые люди переглянулись: никто толком не знал, что делать. Что вообще произошло?

— Парни в кандалах… Кто-то там был до… этого? — Ганнон первым нарушил молчание.

— Да, но от них мало толку, может, они уже и пришли в себя. Молк, признаться, я забыл про них, они так и остались заперты в библиотеке после разговора с Прелатом.

— Он был здесь?

— Да! Примчался растрепанный, угрожал и требовал ответов. После он перекинулся парой слов с мальчишками и убрался, слава Ихариону. — Виннар криво ухмыльнулся.

— Думаешь, тут есть парень, который ест лучше остальных?

— Обычное дело: может, и есть такой. — Капитан пожал плечами. — Со светлыми волосами… и синяками, если не делится едой.

— Неважно. Если ты не против, я все же переговорю с теми, кто был там.

— Да, конечно! — Виннар протянул ключ. — И скажи им, что могут идти.

— Спасибо. — Ганнон уже было повернулся, но вспомнил кое о чем. — Кастелянша назвала меня зерновым, что это значит?