— Ты... — Он почти рычал, не в силах заставить себя успокоиться. — Никогда... Слышишь, никогда не приноси войну в дом.

Боги, к кому именно он обращался? К сыну или самому себе?

— Д...да, сэр, — промямлил Аллек. С каких пор сын называл его так? Начал только что? Или делал так уже долгие годы?

Мальчик отпустил меч. Затем, не сводя ошарашенный взгляд с отца, прошёл к столу. Медленно опустился на своё место. Персиваль знал, что должен последовать его примеру. Должен сделать это, пока он ещё может всё исправить. Должен хотя бы попытаться. Вновь нацепить на себя намордник спокойствия, безразличия, отстранённости. Снова стать человеком.

И не мог.

— Я... — голос, вырвавшийся из горла, был чужим. — Я вспомнил, что должен был прийти на встречу. Совсем... Совсем забыл об этом.

Перед глазами всё было мутным. А зверь кричал внутри так громко, что закладывало уши. Рвался на свободу. Просил выпустить его, подчиниться, отдать контроль, как миг назад. Обещал избавить от сомнений. Обещал спокойствие. Спокойствие, которое сейчас было необходимо. Зверь кричал, что нет другого способа получить его. Только кровь.

Персиваль на ватных ногах развернулся к двери. Покачиваясь, сделал шаг и вдруг услышал, как за спиной Элиза подскочила с места. Подбежала к нему. Замерла в шаге.

— Перси... Ты... — голос дрожал от подступивших слёз. — Я тебя чем-то расстроила?

Конечно. Расстроила тем, что не можешь помочь. Расстроила тем, что остаёшься так добра. Заботлива. Тем, что рядом именно ты, а не человек, которому можно было бы проломить череп.

— Нет, — губы сами произнесли необходимые слова. — Прости... Я должен уйти...

И вдруг она обняла его. Прильнула к спине, прижалась, и он дёрнулся ей навстречу. Почувствовал знакомый, но слишком далёкий отзвук тепла. Всего лишь оттенок. Прислушался к себе. Ища стыд. Привычный, родной. Стыд, который он всегда испытывал рядом с Элизой. Стыд за то, кем он был, когда уходил из дома. За то, каким становился в пылу битвы. За то, что порой забывал, почему он сражается. Забывал, когда видел врага, сжимавшего в руке клинок. Забывал на те мгновения, когда враг ещё дышал.

Он должен был испытывать этот стыд. Так было правильно. Так было необходимо, чтобы... вернуться домой.

Но стыда не было. Персиваля сжирал страх. Страх, что он больше не испытает тех чувств. Не окажется в горниле сражения. Не выйдет один на один со смертью. Не ощутит ту сладостную ярость, которая отключает все остальные чувства. Страх, что ему придётся заточить зверя внутри себя навсегда.

Страх, что он навечно останется заперт здесь. Заперт в этом доме. Рядом с ней и Аллеком... В этой...

Он вдруг почувствовал, что задыхается, и вырвался из объятий. Направился к двери, зная, что не должен оглядываться. И всё же сделал это.

Аллек был напуган, хотя вряд ли в полной мере понимал, что видел. В глазах Элизы стояли слёзы. Боги, слёзы любимого человека. То, что у любого разожжёт в груди бурю эмоций. У Персиваля это был коктейль из ярости и беспомощности. Хотелось оторвать голову тому, кто виновен в этих слезах. Вот только в этот раз им был он сам. Как, впрочем, и во все другие.

Он впопыхах вышел из дома. Направился по тропинке к воротам, выскочил из них, растолкав стражу. Пошёл по дороге, замечая, как прохожие шарахаются в стороны. Он не знал, куда именно направляется, но сейчас это было неважно. Нужно было просто держаться подальше от дома.

А ещё... нужно было что-то разрушить.

Путь вывел его к бару. Здесь можно было убить время — хоть целую ночь. Очень хотелось напиться, но тогда он мог окончательно потерять контроль. Подумав несколько мгновений, Персиваль прошёл мимо. Оказался в переулке, спустился к широкой, людной магистрали. Заметил надпись на указателе: «Порт Иль’Пхора». Да. Порт — то, что нужно.

Пристань обдала его отрезвляющим, почти прохладным ветром. Душные облака грудились вокруг боевых кораблей. Десятка военных фрегатов. Он еле справился с желанием подойти ближе, прикоснуться, взойти по трапу. Дежурные по палубе могли не пустить его среди ночи, но многие знали его в лицо и уважали. А если бы стали спорить... Что ж, может быть, так было бы даже лучше.

Но он этого не сделал. Так как откуда-то слева раздался женский крик.

Персиваль напрягся, чувствуя возбуждение. Огляделся, прислушиваясь, будто сторожевой пёс. Кроме него вокруг было достаточно людей. Людей, которым, конечно, было плевать — как и ему обычно. Слева от него возле рыночных рядов последние торгаши складывали палатки, чуть дальше спорили о чём-то трое матросов. Повозка, дребезжа колёсами, везла какие-то мешки. Шуршали крыльями карусы, гремели снасти, хлопали убранные паруса, выл ветер.

Может быть, показалось? Уловка больного мозга, разыгравшееся воображение? Персиваль даже не знал, откуда донёсся крик. Портовый район был одним из самых густонаселенных. И в тоже время стражу здесь можно было встретить только на набережной возле пристани. Домики жались друг к другу, а между ними петляли узкие улочки, темнели арки, хранили секреты дворы, отпугивали гостей медные решётки на ставнях — словом, были места, до которых никому не было дела; где люди были предоставлены сами себе.

Опасный район, где можно было найти неприятности лишь отойдя на несколько шагов от освещённой главной улицы. И отличное место для таких, как Персиваль. Для таких, как его зверь.

Он сорвался с места. Прошёл мимо матросов, свернул во дворы, повинуясь чутью.

И не ошибся. Снова услышал взволнованные голоса. Знакомые нотки приласкали уши, приказали идти быстрее. Угроза. Страх. Смерть. Впереди. Близко.

Персиваль зашёл за угол, и тут же увидел трёх громил. Приталенная одежда, дублёная кожа, на поясе не видно оружия, а значит они прячут его где-то ещё. Один из них — высокий, широкоплечий, с короткой стрижкой и, похоже, сломанным носом, — держал за шкирку какого-то подростка. С мелодичным звуком кулак врезался тому в живот. Затем ещё раз и ещё, звеня в подворотне звонкими шлепками. В паре шагах от ног несчастного лежала девушка, чей крик, судя по всему, и слышал Персиваль.

Он подошёл ближе. Услышал грубый голос здоровяка:

— Будешь знать, как делать ноги, понял? Или кончу тебя, как твою девку.

— Я должен... Успеть помочь! Отп... — парень захлебнулся стоном после ещё одного удара под дых. Упал и получил ботинком в лицо. Сжался, заныл, что-то бормоча и хныча.

Персиваль не испытывал к нему жалости. Ночью в порту, избиваемый тремя головорезами — вряд ли такое случится с примерным гражданином. Скорее всего эти двое были мелкими воришками или перебежчиками из другой банды.

А может быть, Персиваль просто так оправдывал своё безразличие.

В порту, куда не плюнь, попадались одни преступники. Ни один торговец не мог остаться чист на руку, если хотел здесь задержаться. Каждому приходилось искать друзей, чем-то жертвовать. Некоторые районы вдали от ратуши полностью принадлежали той или иной группировке. Но здесь... Здесь были они все. Некоторые настолько крупные, что даже отправляли людей в армию по требованию мэра. Или платили деньги за то, чтобы их никто не трогал.

Всем было плевать. Всем, включая Персиваля. Солдатам приказывали не встревать в уличные разборки. Бессмысленная трата сил, способная разрушить равновесие между бандами.

Может быть, этому городу и впрямь была нужна помощь? Хотя бы такого, как Эллиот? Что ж. Пока что у города был только Персиваль. Он и разъярённый зверь, мечтающий вырваться на волю.

— Отпусти мальчишку, — произнёс Персиваль спокойным, ровным тоном, и громила вздрогнул, развернулся, поднимая кулаки. Ещё секунду он молча смотрел на Персиваля, будто увидел призрака. Будто не верил, что кто-то и впрямь мог совершить нечто столь вопиющее, как прервать его.

— Ты ещё кто? — здоровяк выпрямился. Руки двух его дружков тут же исчезли под куртками. — Дорогу попутал? Может ещё где поищешь? Или просто свалишь отсюда, пока у меня время не освободилось? А, солдатик?