Я немедленно замолкаю.

— Спасибо, — язвительно говорит Никколо.

Хотя я не уверен, благодарит ли он Дарио за вмешательство, или меня за то, что я замолкаю.

— Как я собирался сказать, я задумался о вчерашнем вечере. На первый взгляд мне показалось, что уничтожение Агрелла может быть тактикой, чтобы настроить копов против нас.

Валентино хмурится.

— А почему нельзя было просто захватить Флоренцию? В конце концов, как только этот Меццасальма избавился от Агрелла, мы — единственные, кто стоит на его пути.

— Захват Флоренции — это очевидная выгода, но стратегически это не имеет смысла.

— И почему же?

— Потому что теперь у Меццасальма на руках куча дерьма. Он привлек внимание всего мира к тому, что сделал. Не совсем желаемый результат для того, кто пытается управлять делами, находясь в тени.

— Я не знаю, — говорю я с сомнением. — Он одним ударом отрубил голову змее.

Никколо саркастически улыбается.

— И это именно то, что делает Cosa Nostra, верно? Взрывают всякое дерьмо и попадают на первые полосы газет всего мира.

Он прав. Cosa Nostra чрезвычайно скрытна. Мы не любим привлекать к себе внимание.

Но Меццасальма идет на сто восемьдесят градусов в прямо противоположном направлении.

— Похоже, у тебя есть теория, — говорит Массимо.

Никколо усмехается.

— Ты так хорошо меня знаешь.

Это любимая часть работы консильери моего брата: пытаться разгадать ход мыслей противника, чтобы победить его в его же игре.

— Как я уже сказал, сначала я подумал, что истинная цель этой бойни — настроить власти против нас. Если Меццасальма заставит их думать, что это сделали мы, они выдворят нас из Флоренции. Как только мирные граждане начнут говорить о том, что политики не справляются с мафией, от нас станет больше проблем, чем стоят наши взятки. Вот только… я не думаю, что это то, что происходит на самом деле. Не после того, что нам рассказал Леттьери. Я думаю, Меццасальма хочет, чтобы мы поверили, что он пытается настроить копов против нас… но это дымовая завеса.

— Так что же он на самом деле делает? — спрашивает Ларс.

— Рим, Венеция, Сицилия, Неаполь и Милан. — Никколо делает резкую паузу. — Я думаю, он пытается настроить против нас пять самых влиятельных семей в Cosa Nostra.

Почти все сидящие за столом — Роберто, Массимо, Ларс и Валентино — в шоке смотрят на Никколо.

Лишь Дарио никак не реагирует. Вероятно, Никколо уже сказал ему об этом перед встречей, поскольку он является Доном.

Я поднимаю брови.

— А почему ты думаешь, что Меццасальма пытается настроить их против нас?

— Если эти пять семей будут считать, что мы убили наших деловых партнеров, с которыми работали два десятилетия, то представьте, что мы сделаем с ними, если представится такая возможность.

— Это безумие, — протестует Валентино.

— Безумие для нас, — отвечает Никколо. — Но не так безумно для тех, кто наблюдает со стороны и не представляет, что мы задумали.

Я пожимаю плечами.

— Интересная теория, но это все, что она собой представляет, пока у вас нет ничего, что могло бы ее подкрепить.

Никколо одаривает меня опасной улыбкой.

— Как насчет этого? Сегодня утром я пытался связаться с каждым консильери из пяти семей… и ни один из них не ответил на мои звонки.

Все сидящие за столом потрясенно молчат.

Только Дарио не выглядит удивленным, хотя вид у него мрачный.

Если то, что только что сказал Никколо, является правдой, то мы оказываемся в глубоком дерьме.

— Никто? — изумленно спрашиваю я.

— Никто. Пять семей фактически разорвали с нами все дипломатические отношения. На данный момент мы являемся Северной Кореей Cosa Nostra — королевством-отщепенцем, которого все сторонятся. Но, в отличие от Северной Кореи, у нас нет ядерного оружия, чтобы предотвратить первый удар по нам.

— Черт, — тихо говорит Валентино.

— Да, — мрачно соглашается Никколо.

Я уже собираюсь спросить, что мы собираемся делать.

Но вдруг меня прерывает самое прекрасное зрелище, которое я когда-либо видел.

Глава 62

Адриано

Бьянка только что выходит из дома на террасу.

Она улыбается…

Ее идеальная кожа почти светится…

А ее волосы выглядят так, словно мы только что закончили заниматься сексом.

На ней что-то похожее на короткий сарафан цвета красного вина.

Он обнимает ее грудь, демонстрируя изгибы и тонкую талию…

И открывает ее подтянутые руки и потрясающие ноги.

Алессандра идет рядом с ней, но я почти не замечаю свою невестку.

Я смотрю только на Бьянку.

Когда они подходят, я, не задумываясь, встаю.

Бьянка улыбается, увидев меня, а затем смущенно смотрит на землю.

— Мы решили присоединиться к вам за завтраком, — говорит Алессандра, подойдя к Дарио. — Но, за исключением Адриано, все выглядят так, будто у них только что умерла собака.

Дарио берет ее руку и целует.

— Мы как раз заканчиваем, amore mio[17]. Ты можешь дать нам еще десять минут?

— Конечно, —отвечает Алессандра и целует его в щеку. — Хотя мы собираемся украсть у тебя пару вещей.

Она берет со стола пирожное и гроздь винограда.

— Бери все, что хочешь, Бьянка, — говорит она. — Мы съедим что-нибудь получше, когда мужчины закончат свое маленькое чаепитие.

Бьянка улыбается мне, протягивая руку, чтобы взять пирожное.

— Ты хорошо выспалась? — спрашиваю я, как идиот.

— Да, — мурлычет она, а потом наклоняется ко мне и шепчет. — Но я скучала по тебе.

— Скоро увидимся, — бормочу я.

Она еще раз улыбается мне, затем смотрит на моих братьев за столом.

— Спасибо, что позаботились о моих родителях.

— С удовольствием, — говорит Дарио с улыбкой. — Я думаю, они в саду.

— Именно туда мы и направляемся, — объявляет Алессандра. — До свидания, ребята!

Все прощаются, а я смотрю, как Бьянка идет за Алессандрой по траве.

Она в последний раз смотрит на меня через плечо…

Застенчиво улыбается…

А потом поворачивается и идет дальше.

Я смотрю ей вслед.

В частности, я наблюдаю, как покачиваются ее бедра под платьем.

Madonn, ну и задница…

— Кого-то ударила молния[18], — говорит Валентино, и весь стол смеется.

Когда тебя поражает молния, разум покидает тебя. Ты теряешь всякое представление обо всем остальном, и навязчивая идея овладевает твоим мозгом.

Я хмуро смотрю на Валентино.

— Дай мне передышку. Я знаю ее всего два дня.

Валентино усмехается.

— И что? Громовержцу все равно.

— А во Флоренции он был таким же? — Роберто спрашивает Массимо.

— О, да, — усмехается Массимо. — Он просто не хотел этого признавать.

— Отвали, — огрызаюсь я.

— Похоже, он и сейчас не хочет этого признавать, — говорит Роберто.

— Продолжай болтать, умник, — предупреждаю я его, — и тебя придется отвезти в больницу.

Весь стол смеется в ответ.

Я стискиваю зубы и смотрю на Никколо.

— Единственное, чего ты не объяснил, так это почему Меццасальма хочет заполучить отца Бьянки.

Внезапно Никколо снова становится серьезным.

— Потому что ее отец случайно узнал о пяти семьях. Но он не понимал, какое значение это имеет.

— Погоди-ка, Агрелла привезли этих полицейских во Флоренцию, так?

— Возможно.

— Значит, Агрелла тоже в этом участвовали?

— Я думаю, они сотрудничали с Меццасальма, потому что он убедил их, что у него есть план. Они просто не понимали, что этот план предусматривает их уничтожение.

У меня голова раскалывается от всех этих поворотов, но я продолжаю.