— Нет, неохота. Можно я съем твою шоколадку? — он улыбнулся и кивнул на открытую плитку шоколада, который я привезла еще из Москвы.

— Да, конечно.

Я протянула ему шоколадку, но взял он не плитку, а мою руку. От его прикосновения у меня кольнуло в груди, а по коже прошла волна мурашек. Я замерла и подняла глаза, он смотрел на меня. Безмятежная улыбка с его лица пропала, он смотрел внимательно и тяжело, и я не могла пошевелиться под его взглядом. Я даже не поняла, когда он сделал шаг, решительно положил руки на затылок и поцеловал.

— Стой, подожди… — я смогла произнести это только после того, как он оторвался от моих губ. — Не надо.

— Прости, я не хотел… — он резко отпустил меня, и у меня закружилась голова. — Точнее, хотел, но прости…

— Ничего. Ника… — я хотела сказать, что у меня есть жених, но промолчала, — Ника, прости… Тебе лучше уйти.

— Прости! Давай сделаем вид, что ничего не было!

— Пожалуйста… — я произнесла это очень тихо и мягко, но он все понял. Он снова чмокнул меня в щеку на прощание — уже по привычке, извинился еще и за этот прощальный поцелуй, и выскочил за дверь.

А я осталась стоять посреди комнаты, пытаясь успокоиться. Мое сердце билось так, будто я только что пробежала марафон.

Ночь была очень сложной, я никак не могла уснуть. Я думала то о Паше, который удивительным образом смог пробраться ко мне в голову и догадаться, что в моей жизни появился другой мужчина, то о Нике, который на самом деле никаким другим мужчиной для меня не был, а был просто знакомым, который неправильно расценил мои жесты.

Но больше всего я думала о том поцелуе.

Если еще днем я верила, что мои отношения с Пашей можно спасти, то сейчас я понимала — у меня нет к нему чувств. Иначе как объяснить то, что сейчас больше всего мне хотелось, чтобы этот странный грузинский парень поцеловал меня еще раз? Я ругала себя за это наваждение, но не могла прогнать воспоминание из головы. Его неожиданно сильные руки и нежные прикосновения…

Заснула я только на рассвете, а утром ко мне постучалась Гванца — после скандала с Софико ей не с кем было пить кофе и она переключилась на меня. Я еле отодрала себя от кровати, оделась, умылась и спустилась на улицу, где уже стоял аромат свежесваренного кофе по-турецки.

Кроме кофе на столе не было ничего. Я не сразу к этому привыкла, но при своей любви к действительно грандиозным трапезам в Грузии предпочитают не завтракать и обходиться крепким кофе, в лучшем случае — на завтрак. Наверное, эта привычка уже срослась с менталитетом на генетическом уровне, потому что здесь от завтрака отказывались и дети, и взрослые, и даже мужчины. Чашка мучительно крепкого кофе и сигарета — после такого завтрака грузины легко и энергично держатся до обеда.

— Эка, как дела? — Гванца так хитро на меня смотрела, что я сразу поняла, о чем будет идти наш разговор.

— Нормально, только не выспалась, долго не могла уснуть.

— Что это за парень вчера к тебе приходил?

О деликатности и такте эта колоритная женщина явно не слышала — свои вопросы она предпочитала задавать прямо. Я улыбнулась, почему-то эта черта характера не вызывала раздражения, скорее — доверие.

— Это Ника, мы познакомились на улице, — я не стала рассказывать подробности нашего знакомства.

— И что он хотел?

— Он обещал мне помочь с переводом одной книги… — выкрутилась я.

— Хм, ну конечно, — засмеялась Гванца, — больше некому! Только этому красавчику!

— Я серьезно! Он отлично знает русский язык.

— Эка, ты что, слепая?

— Гванца…

— Где твои глаза…

— Ты думаешь, я ему нравлюсь?

— Эка, он же грузин, а ты красивая девочка, конечно ты ему нравишься. Но будь осторожна — я бы на твоем месте ему не доверяла.

— Почему? — я искренне удивилась. При всей своей непосредственности и нелогичности Ника не вызывал у меня недоверия. Скорее, наоборот.

— Потому что эти грузины влюбляются слишком быстро — и так же быстро остывают. Пока он не получит, что хочет — будет как шелковый, а потом — ищи его по всей Грузии! — она сказала это с такой душой, что мне показалось, будто за ее словами кроется какая-то история.

— Я не думаю, что он от меня чего-то хочет.

— Все они хотят одного! Ты его вчера выставила? Распускал руки? Он тебе нравится?

Я посмотрела на Гванцу и поняла, сколько мудрости в этой женщине. И она наверняка права насчет Ники — скорее всего он подумал, что может хорошо провести время, не заморачиваясь. Я разозлилась.

— Я не знаю.

— Я должна с ним поговорить — и сразу тебе скажу, стоит ли тратить на него свое время. Уж я все про них знаю! Только ты же не послушаешь…

— Почему это? — искренне удивилась я.

— Когда я была молодой, я тоже никого не слушала. И чем все закончилось — где этот скотина Гиорги?!

— Он же… умер, — осторожно сказала я, понимая, что Гванца говорит о своем муже. О том, что он скончался, она рассказала мне еще практически в первый день знакомства.

— Да лучше бы умер!

— Что?

— У меня был поклонник, Шалва… — Гванца откинулась на стуле, игнорируя мой вопрос, и неожиданно расцвела. — Как этот гад клялся мне в любви! И я верила! Обещал взять замуж, прийти к родителям, только вот так и не пришел. Мне было 15 лет, я верила каждому его слову. А потом, чтобы спасти мою репутацию, родители отдали меня замуж за Гиорги. Мы оба друг друга не любили. Если бы я тогда не поверила Шалве, если бы слушала старших — не было бы этого брака.

— Ты жалеешь, да?

— Нет, не жалею, у меня есть дети и внуки. Гиорги младший — мой любимый внук, я все сделаю, чтобы его судьба была счастливой.

Я слушала Гванцу и теперь мне еще больше хотелось разгадать секреты, которые хранил в себе дневник Нино, что лежал в моей комнате. Я снова разозлилась на Нику — теперь уже за то, что он все испортил. Обратиться с просьбой о помощи к Гванце или кому-то из ее семьи, соседей я не могла.

— Эка, хочешь, научу тебя делать хинкали?

— Хинкали? Хочу! — в моем воображении тут же возникла тарелка сочных, дымящихся хинкали, присыпанных жгучим черным перцем, и я почти забыла и о Нике, и о дневнике.

— Вставай, пошли на кухню.

Гванца допила свой кофе и зашла в комнату, я отправилась вместе с ней. На столе уже лежало заранее приготовленное тесто — глянцевое, блестящее, будто его вымешивала не женщина, а машина.

— Смотри, сейчас нужно сделать фарш. Я делаю в мясорубке, хотя традиционно мясо для хинкали нужно рубить ножом, но откуда у меня столько времени! Сейчас Гиорги придет со своими друзьями голодный, нужно их быстро накормить. Для фарша беру говядину и свинину, чтобы начинка была сочной, и кинзу — нужно много зелени, соль, перец. Никакого лука и чеснока — это тебе не котлеты лепить. Давай, займись фаршем, вон стоит мясорубка.

Я послушно взяла тазик с мясом — уже порезанным на кусочки, с заготовленной зеленью, и пропустила через мясорубку. Гванца в это время взялась за скалку — и тугое тесто становилось под ее руками словно пластилиновым. Она раскатала огромный круг, затем взяла стакан и принялась нарезать с его помощью маленькие кружочки — будущие хинкали.

— Что дальше? — я закончила с мясом.

— Теперь бери воду из чайника и наливай в фарш. Давай, смелее, — сказала она, — фарш должен быть сочным, иначе хинкали будут сухими. А сок в хинкали — самое главное.

Дальше началось волшебство. Гванца раскатывала каждый кружок, накладывала туда фарш и ловкими движениями рук, даже не глядя перед собой, накручивала пару десятков складок, подкручивала эти хинкали, отщипывала хвостики — и они выглядели так, словно сошли с конвейера.

Я тоже пробовала слепить хинкали. Мои руки оказались совершенно непослушными, а пальцы — негнущимися, пока я страдала на одной штукой, Гванца сделала штук десять, не меньше.

— Ничего, научишься, — утешала она меня и улыбалась. Строго, но с такой добротой, хотя я была для нее совсем посторонним человеком, что мне стало вдруг невероятно тепло и тоскливо одновременно. Я вспомнила свою бабушку — я бы хотела, чтобы хинкали лепить меня учила она. Ну или моя мама — но им обеим до этого никогда не было дела.