— Иди разберись с ним, завтра поговорим.
Я не хотела никуда уходить, но голос разума твердил — Ника прав. Нужно было поставить точку в отношениях с Пашей, чтобы начать по-настоящему новую жизнь. Пора было брать все в свои руки, набраться смелости и взять ответственность, которую я годами перекладывала.
Но что делать с Никой? Я боялась, что он сейчас уйдет и я больше его никогда не увижу.
— Ника, мне правда нужно с ним разобраться. Я не знаю, чего он хочет, но я…
— Вот иди и разбирайся, завтра поговорим, — он не стал меня даже слушать. Поцеловал куда-то в голову — скорее для того, чтобы я оставила его в покое, наспех попрощался и быстро зашагал в сторону метро.
Я чувствовала, как закипаю. Какое право Паша имел врываться в мою жизнь без предупреждения и называть себя моим женихом? Полная решимости и злая, как собака, я вернулась во двор. Он сидел за столиком Гванцы и ждал меня.
Не останавливаясь, я сквозь зубы сказала ему, чтобы он шел за мной, и поднялась в свою комнату. Он, не мешкаясь, пошел за мной, и начал сыпать вопросами уже на лестнице:
— Катя, что все это значит?
— Что ты здесь делаешь? — я еле сдерживала себя, чтобы не начать кричать.
— Что я здесь делаю? Это чем ты здесь занимаешься? Кто это такой? Что здесь вообще происходит? — как только дверь в комнату закрылась, маска вежливости слетела с его лица, его тон стал грубым.
— Паша, — я сделала глубокий вдох. — Мы с тобой расстались. Ты не имеешь права больше лезть в мою жизнь.
— Это ты так решила?
— Это ты мне так написал.
— А ты только и рада была прыгнуть в постель к первому встречному!
За эти слова я залепила ему звонкую пощечину. Никогда прежде я бы не позволила себе такого, но и он со мной так еще никогда не разговаривал.
— Прости.
— Паша, наши отношения умерли еще задолго до того, как я уехала. Ты же сам это понимаешь.
Я закрыла лицо руками и села за стол. Мне было очень неприятно говорить ему это, но срывать пластырь лучше одним рывком, теперь я это понимала.
— У нас еще есть шанс все вернуть. Поехали в Москву.
Он подошел ко мне сзади и положил руки на плечи. Я устало помотала головой — я не хотела возвращаться ни в Москву, ни тем более к нему.
— Нет. Ты зря приехал.
— Это из-за него, да?
Я подняла глаза. Пашка сейчас выглядел совсем не так, как дома. Вся его спесь куда-то исчезла, он, наверное, потратил кучу денег на билеты, что было для него большим достижением. Сейчас он был растерянным и разбитым, и мне искренне было его жалко, вся моя злость сошла на нет. Но вместе с тем я понимала — кроме этой жалости я больше к нему ничего не испытываю.
— Паша, это из-за меня. Я больше так не могу. Я задыхаюсь в Москве, задыхаюсь с тобой, понимаешь?
— Ты изменилась, Кать, — он отошел от меня и сел на кровать. Его надменность, с которой он был неразлучен в Москве, снова вернулась. — И не в лучшую сторону.
— Что это значит?
— Ты стала эгоисткой.
Вместо ответа я вдруг улыбнулась — его слова сейчас звучали для меня скорее как комплимент. А он продолжил:
— Тебе что, совсем плевать на свою семью? На наши отношения?
— Не трогай мою семью.
— Живешь в какой-то конуре…
— Убирайся.
Вся жалость к нему тут же исчезла. Он уже произносил эту фразу однажды — когда первый раз оказался у меня дома, я тогда снимала маленькую комнату, но возле метро. В тот раз я чувствовала неловкость и стыд за свою “конуру”, но сейчас мне хотелось спустить его с лестницы.
— Я уйду, но ты будешь об этом жалеть.
— Убирайся, — повторила я, встала и открыла двери. Он бросил на меня злой взгляд, подхватил свой чемодан и вышел из комнаты.
— Ты еще будешь плакать и сама просить меня вернуться, — бросил он мне напоследок.
— Убирайся! — я перешла на крик, — пошел вон отсюда! Не желаю тебя знать!
Я кричала так громко, что из кухни выглянула Гванца. Эта мудрая женщина мигом оценила то, что происходит, и, скрестив руки на груди, встала у лестницы. Одного ее взгляда на Пашу было достаточно, чтобы он замолчал и спешно покинул двор.
Проводив его взглядом, Гванца посмотрела на меня и одобрительно кивнула. Я бросилась обратно в комнату за телефоном — мне нужно было срочно позвонить Нике, объяснить ему, что теперь все закончилось и я его не обманывала. Но телефон Ники оказался отключенным.
Глава 24. Последствия
Весь следующий день я безуспешно пыталась дозвониться до Ники. Он то был вне зоны доступа, то появлялся в сети, но трубку не брал и на сообщения не отвечал. Конечно, у него были все основания на меня злиться, но ведь он обещал, что выслушает меня… Поэтому я не оставляла свои попытки.
Я не спустилась ни к завтраку, ни к обеду, весь день сидела в своей комнате и гипнотизировала телефон. Постепенно закрадывалось чувство, что с ним что-то случилось, и к обиде и злости на саму себя, на Пашу добавлялось еще и беспокойство. Ника был таким непредсказуемым, что случиться действительно могло что угодно.
В таких тяжелых мыслях я провела весь день. Ближе к вечеру в мою дверь постучала Гванца. Я не хотела ни с кем разговаривать, но сказать ей об этом, конечно же, не смогла. Она пришла с хлебом, сыром и бутылкой вина — значит, она пришла поговорить.
— Не отвечает? — сделала заключение по моему грустному лицу Гванца. Она не стала расспрашивать о подробностях вчерашнего вечера, думаю, ей и так было ясно.
— Нет, — мотнула я головой. — Он обещал, что мы поговорим.
— Ты сильно задела его самолюбие, девочка, — она по-хозяйски достала из моего шкафа бокалы и разлила вино. — Он же грузин, они все такие, гордые и вероломные. Сделает себе хуже, но будет стоять на своем.
— Гванца, что мне делать?
— А чего ты хочешь?
— Увидеть его, поговорить…
— Ну вот это и делай! — она подняла бокал и улыбнулась. — За тебя!
— Но он не хочет со мной разговаривать, — я тоже взяла бокал и сделала глоток.
— Ну он пусть и не разговаривает, если не хочет. А ты хочешь — пойди и скажи ему, все что о нем думаешь. Ты же знаешь, где он живет!
Гванца была права. Я сойду с ума, если мы так и не говорим. Воображение рисовало разные картинки, и каждая из них мне нравилась меньше предыдущей. Я сделала еще несколько глотков вина и снова набрала его номер — но абонент был недоступен.
— А если он будет не один? — мне было страшно.
— Значит, вернешься сюда как побитая собака! — ухмыльнулась Гванца и долила мне вина. — Он вчера возвращался домой именно так!
И снова она была права. Если бы я встретила у него дома его бывшую девушку, как бы я отреагировала?
— Как же невовремя появился этот идиот! — со стоном произнесла я и закрыла лицо руками.
— Он не виноват. Ты виновата, моя дорогая. Ты оставила ему приоткрытой дверь, когда уходила, вот он и вернулся. Теперь разбирайся с этим. Вчера ты выглядела очень смелой, когда прогоняла его! — Гванца рассмеялась, и я тоже улыбнулась, вспомнив, каким грозным взглядом она сама провожала его со двора.
— Я никогда в жизни никого не бросала сама, — призналась я.
И это было чистой правдой. Все мои ухажеры бросали меня первыми — тактично исчезали или уходили к подругам. Лишь однажды я порвала отношения сама, но и это было скорее формальностью, когда мой парень, Рома, начал нагло приставать к Дашке.
— Ну тогда за это нужно выпить! — Гванца снова подняла бокал и отломила мне кусок хлеба, чтобы я не забывала закусывать. Было очень тепло от ее заботы, но я понимала — нужно что-то делать. Сидеть вот так в четырех стенах и смотреть на телефон я больше не могла.
* * *
Адреса Ники я не знала, но дорогу запомнила. Мне потребовалось полчаса блужданий по малознакомому району, чтобы, наконец, найти нужный дом. Я беспрепятственно зашла в подъезд, быстро поднялась на нужный этаж и замерла перед дверью. За все это время я так и не придумала, что ему сказать. Начинать разговор, когда ты действительно виноват, оказалось очень сложно.