— Устала?

— Нет, просто очень шумно.

— Я вчера, наверное, был неправ.

Я остановилась и посмотрела на него. Ника сделал шаг вперед и встал прямо передо мной. Он пожал плечами и улыбнулся, взъерошив свои волосы еще больше.

— Наверное? — я старалась сохранять серьезное выражение лица, ведь он действительно был груб, нарушил мои границы и перешел черту. Но у меня ничего не получилось — я глупо улыбалась ему в ответ.

— Ты мне понравилась. Как, кстати, твоя нога?

Я перестала улавливать логику в его словах.

— И поэтому ты мне нахамил?

— Я тебе не хамил. Я просто тебе объяснил то, что ты сама не смогла понять.

— А в чем тогда ты был неправ?

— Я не угостил тебя кофе, это негостеприимно, ты же в Грузии! — он засмеялся, явно уходя от ответа. Я засмеялась в ответ:

— Ника, ты вообще нормальный?!

— А кто из нас нормальный? Пойдем за кофе, я проголодался.

Он снова подхватил меня за руку, не оставляя мне никакого пространства для ответа. Впрочем, мой ответ был очевиден.

— Ты знаешь легенду о том, почему Бог отдал эту землю нам, грузинам?

Мы сидели на лавочке в каком-то небольшом парке. Ника раздобыл хачапури, кажется, в той самой пекарне из подземного перехода, но запах от него исходил божественный, и он был только-только из печи — горячая корочка обжигала руки, и теперь вернулся с двумя стаканами американо и достал из кармана пакетики с сахаром. Я хотела возразить, что пью кофе без сахара, но он, не спрашивая меня, спокойно засыпал сразу две порции в мой стакан, безапелляционно перемешал и протянул мне.

— Нет, не знаю, — ответила я, делая глоток и стараясь не морщиться, — Расскажи.

— Когда Бог раздавал земли, все народы выстроились в длинную очередь, чтобы получить хороший надел. Грузины увидели эту очередь и решили, что у них еще есть время, и, чтобы не тратить время впустую, закатили широкое застолье. Они гуляли три дня и три ночи. Когда, наконец, когда все народы получили свою землю, они обратились к Богу и пригласили его к столу. Бог был тронут гостеприимством и радушием этого народа, то есть нашим. У него на тот момент уже не оставалось земли, но он решил подарить грузинам самый прекрасный кусочек, который приберег для себя — так и появилась Грузия. Второй такой благословенной страны нет, у нас есть все — и море, и горы, и равнины, и реки!

— И скромность! — засмеялась я.

— И скромность тоже, — улыбнулся Ника и опустил глаза. Мне было забавно наблюдать за его переменами в настроении. Он так легко заявил мне, что я ему понравилась, но продолжал так смущенно реагировать в самые неожиданные моменты.

— Ника, а ты был когда-нибудь в России?

— Нет. А зачем? Все, что мне нужно, есть в Грузии.

— Например, чтобы узнать что-то новое? В Москве тоже есть все, что мне нужно, и все-таки я приехала сюда.

— Значит, в Москве было не все.

Я задумалась. Это был такой простой вывод — но он неожиданно был таким справедливым. В Москве у меня не было такой свободы. Даже во время отпуска я продолжала заниматься всем, чем угодно, но не своей жизнью — помогала родителям, сидела с детьми своих подруг, решала какие-то проблемы…

— Есть салфетка? — пока я проваливались в мысли, Ника успел ловко прикончить хачапури.

— Да, сейчас.

Я открыла свою огромную сумку и начала искать упаковку влажных салфеток. Помада, ключи, записная книжка, несколько ручек, селфи-палка, наушники, яблоко — чего там только не было! Среди барахла мне попался дневник, который я накануне нашла в своей комнате.

— Ника, а ты сможешь перевести текст на русский?

— Смогу конечно, — он вытер руки и посмотрел на меня с интересом. — Какой?

— У себя на Авлабаре я нашла тетрадь, думаю, это чей-то старый дневник, — я достала тетрадку из сумки. — Знаю, что нельзя читать чужие…

— О, давай!

В глазах Ники вспыхнул огонь азарта и любопытства и я поняла, что дальше можно не оправдываться. Я бы не удивилась, если бы когда-нибудь услышала, что фразу “все тайное становится явным” Сократ произнес именно в Грузии — секреты хранить здесь точно не умеют.

Я протянула Нике дневник и он неаккуратно открыл первую страницу.

— Здесь написано “Тетрадь принадлежит Нино Кавтарадзе. Начато 7 августа 1985 года”.

— Ну, а дальше?

Ника несколько секунд вчитывался в текст, а затем начал читать.

“Сегодня 7 августа 1985 года. В Тбилиси невыносимо жарко, от духоты тете Манане стало плохо прямо на улице, она потеряла сознание. Ее бедная дочка Нини так испугалась, что на ее крики сбежался весь дом. Я тоже пошла посмотреть, что случилось. Я никому никогда не скажу, но я хотела видеть Гиорги. Он тоже пришел, помог Нини проводить маму домой. Он такой заботливый и внимательный. Мне показалось, что он заметил меня и улыбнулся мне. Хотя, может быть, мне это просто показалось. После этого случая я ушла домой, у меня было занятие музыкой, потом я помогала маме печь хлеб. Вечером я хотела выйти на улицу, чтобы прогулять, но Иракли меня не пустил. Я люблю своего брата, Господи, прости за такие мысли, но он портит мне жизнь.”

— Прям как мой брат! — Ника оторвался от чтения и засмеялся.

— Ну давай, читай дальше!

Мне не терпелось узнать историю Нино Кавтарадзе. Я была почти уверена, что тот Гиорги, о котором она писала в своем дневнике — покойный муж моей Гванцы. Воображение перенесло меня на 40 лет назад, я видела молодую Гванцу, почему-то она даже в молодости казалась мне такой же грозной и суровой, нерешительного, но внимательного Гиорги, и Нино — тонкую, хрупкую и нежную.

“14 августа 1985 года. Сегодня опять поругались с мамой из-за Иракли. У меня скоро выступление, я хотела позаниматься на пианино, а он хотел спать, и мама запретила мне играть. Ненавижу его! А еще он привел домой Гиорги и сказал мне уйти в свою комнату. Пришлось уйти. Гиорги не обращает на меня никакого внимания, он меня не замечает. Если бы мой брат меня любил, он бы помог мне. Проплакала всю ночь”.

— Не нужно было уходить, Нино… — прошептала я.

— Если старший брат сказал уйти, значит, нужно, — подметил Ника. — Сейчас бы, конечно, эта Нино вряд ли послушалась, в в восемьдесят пятом году девушки еще слушались своих братьев и следили за своей честью.

— У вас очень странные понятия о чести.

— Что ты имеешь в виду?

— Владелица моей квартиры, Гванца, говорит, что 40 лет прожила с нелюбимым мужем, потому что развод — это позор.

— Ну 40 лет назад — может быть, но теперь — нет. Понимаешь, в Грузии просто не принято афишировать свои чувства.

— Но ты мне сказал, что я тебе нравлюсь, на второй день знакомства.

— Я? Нет, я не это имел в виду! — засмеялся Ника, и я захотела провалиться сквозь землю.

— Да? Слава Богу, потому что ты мне тоже не очень нравишься! — я попыталась улыбнуться максимально естественно. — В смысле, как парень.

Мне показалось, что Ника нахмурился, но разглядывать его я не стала — я отвела глаза и просматривать сообщения в телефоне, которых, впрочем, не было. Ну какая глупая ситуация, Катя, зачем тебе вообще все это надо?!

— Слушай, мне уже пора, у нас с ребятами репетиция здесь недалеко, — Ника встал с лавочки. — Пойдем, я тебя провожу до метро?

— Не нужно, спасибо, я запомнила дорогу.

— Уверена?

— Да, конечно! Хорошего дня!

— А дневник?

— Да, давай, конечно, — я совсем забыла, что дневник остался у него в руках.

— Слушай, я буду свободен завтра или послезавтра. Оставь мне свой номер телефона, я тебе позвоню и мы его прочитаем вместе?

— Ну, ладно.

Он протянул мне дневник, записал мой номер, чмокнул в щеку — уже по традиции, и быстро зашагал прочь. А я смотрела ему в след и думала о том, какая же я наивная идиотка.

— Катя, алло!

Я растерянно смотрела на свой телефон. Не знаю, сколько времени я просидела на лавочке в одиночестве, но я настолько погрузилась в мысли, что не заметила, как достала из кармана звонящий телефон и даже ответила на звонок. А лучше бы — не отвечала.