Как только мы покинули их двор, я все-таки расплакалась. Ника молча обнял меня. Почему-то мне казалось, что в тот момент он думал о том же, о чем и я — о том, как недоверие способно разрушить жизнь сразу нескольких людей.

— Что думаешь? — прервал молчание Ника.

Мы вернулись к машине и доехали до крепости, которую видели на въезде в село. Никакого настроения осматривать достопримечательности у меня уже не было, но Ника настоял на том, что нам нужно прогуляться и проветрить головы. С древней крепостной стены открывался восхитительный вид на город, мы прогулялись в полном молчании. Я не знала, о чем думал Ника, но видела, что он, как и я, был разочарован.

— Что все зря. Как будто эта женщина и та девочка, что вела дневник — два разных человека.

Наверное, так и было. Мы не знаем, что пережила за все эти годы та статная женщина, что горделиво встретила нас на пороге своего дома. Молодая Нино была полна надежд и любви, и от того, что ей не удалось их сохранить в сердце, становилось очень грустно.

— Я думаю, что она врет, — заявил Ника.

— Кто? Нино? Почему?

— В этой истории все не сходится, ты разве не заметила? Гванца не любила Гиорги, и Гиорги тоже не очень хотел на ней жениться.

— Но Нино же сказала…

— Да мало ли что она сказала двум незнакомым людям, объявившимся на ее пороге со старой потрепанной тетрадкой! — Ника пнул камешек под ногами.

— Я не понимаю… Какой смысл ей врать? Она такая интеллигентная, самодостаточная женщина, могла бы нам вообще ничего не рассказывать тогда, — я искренне не понимала, что случилось в доме Нино и почему она так себя повела сорок лет назад.

— Знаешь, я думаю, что Гиорги — болван, — безапелляционно заявил Ника и скрестил руки на груди.

— Что? Почему?

— Потому что лично мне Гванца нравится куда больше! — Ника засмеялся, и мне вдруг тоже стало смешно.

— Мне тоже!

— Гванца говорит, что думает, и делает так, как чувствует. А Нино пытается изображать из себя того, кем не является.

— Кого?

— Счастливого, свободного человека, — Ника перестал смеяться. — Тебе так не показалось?

— Может быть, ты и прав.

Я задумалась. Теперь я начинала понимать, о чем говорил Ника — все красивые жесты, позы, громкие фразы и пафосные воспоминания как будто были лишь попыткой самообмана. Нино совершила в прошлом ошибки, но ее гордость не позволяла ей их признать и уж тем более исправить.

— Ладно, поехали? — Ника смотрел на меня вопросительно, и я вспомнила, что он хотел заехать на обратной дороге к себе в деревню. Отказывать ему мне не хотелось, ведь он ни разу не отказывал мне в просьбах, связанных с поиском Нино. Да и мне было действительно интересно посмотреть на места, о которых он столько рассказывал.

— Поехали! — я кивнула и взяла его под руку. Мы вместе пошли к машине, и всю дорогу Ника разочарованно ругался на Нино, которая, как нам обоим казалось, подвела всех и прежде всего — саму себя.

— А может она права? — прервал тишину Ника.

Мы ехали по шоссе, Ника снова сосредоточился на дороге, а я рассматривала живописные пейзажи за окном. Небольшие деревни сменяли друг друга, и все они были очень похожи — все те же компактные дома и неизменные прилавки вдоль дороги с домашним вином и чурчхелой. Ради чурчхелы мы останавливались уже два раза, я съела две штуки, Ника — шесть.

— В чем?

— В том, что жить без любви лучше. Любовь причиняет боль намного чаще, чем делает нас счастливыми.

— Я не знаю, — я пожала плечами, — может и так.

— Но без любви жизнь не имеет смысла, — он вдруг накрыл мою руку своей и улыбнулся, продолжая смотреть на дорогу.

— Не имеет, — повторила я и тоже улыбнулась.

До деревни Ники мы добрались ближе к вечеру. Он подъехал к запертым воротам и несколько раз посигналил, но никто не открывал. Тогда он выскочил из машины, ловко перелез через забор — я была уверена, что он делал так миллион раз, и сам открыл дверь, жестом приглашая меня пройти.

Я пошла за ним: внутри было просто, но очень уютно. На веранде стоял старый диван, во дворе валялся потрепанный футбольный мяч, а на дереве было установлено баскетбольное кольцо.

— Нанули! — крикнул Ника красивой высокой женщине, появившейся на пороге дома. Я совсем не так представляла его тетю — на вид ей было около сорока лет, и даже если бы я не знала, кто она, я бы сразу догадалась об их родстве. У нее была такая же копна непослушных растрепанных волос и такой же звонкий смех. Я смотрела на них и мне было очень тепло на душе.

— Нану, познакомься, это Эка, — представил он меня своей тете. — Эка, это моя тетя, самая лучшая женщина в мире.

Нанули смущенно улыбнулась, махнула рукой и позвала нас скорее пройти в дом. Я присела у камина, где с треском горела виноградная лоза, пока хозяйка раздавала указания и накрывала на стол. По-другому в Грузии, видимо, гостей не встречают. Ника вышел поздороваться с другими своими родственниками, которые занимались чем-то во дворе.

— Эка, ты в первый раз в Грузии? Как тебе? — Нанули раздала указания своим детям и присела рядом со мной.

— Мне здесь очень нравится! Спасибо вам за гостеприимство!

— Друзья моего Ники — мои друзья! — гордо ответила она. — Он вырос на моих глазах, та еще заноза в заднице!

— Это точно, — рассмеялась я.

— Но он очень хороший, — ласково сказала Нанули. — У него всегда добрые намерения, просто иногда он сначала делает, потом думает.

— Он правда очень хороший друг, — осторожно ответила я. Хоть Ника и говорил, что его тетя знает о наших с ним отношениях все, но я все же для меня эта женщина была незнакомой.

— Просто он очень импульсивный и ранимый, хоть и тщательно это скрывает, — она положила руку мне на плечо и загадочно улыбнулась. Зато теперь можно было не сомневаться — он действительно рассказывал ей все.

— Я не всегда его понимаю… — честно сказала я.

— Я тоже, — расхохоталась Нанули, — когда ему было 10 лет, он упал вон с того дерева во дворе, я очень боялась, что он вырастет идиотом — так и получилось!

Я тоже засмеялась. Мне нравилась эта женщина, казалось, что мы могли бы стать с ней подругами.

— Так вот в чем дело!

— А свои последние мозги он потерял, когда связался с этой стервой, Анной!

Я напряглась. Анна — так звали девушку, которую я видела на концерте. Ника заверял меня, что между ними ничего нет, я верила ему, но чувствовала, что эта девушка оставила след в его жизни и появилась в ней снова не просто так.

— Они встречались, да? — спросила я в надежде, что хотя бы Нанули расскажет мне правду.

— Они чуть не поженились! — шепнула она мне, оглядываясь на дверь. На пороге появился Ника. — Я расскажу тебе после ужина.

Нанули встала и пошла дальше командовать на кухню, а я уставилась на огонь. Конечно, он соврал, когда сказал, что Анна — его родственница, это меня совсем не удивило. Но от слов Нанули мне вдруг стало так грустно, а в груди зажглось неприятное чувство ревности и обиды.

Вечер проходил весело, за столом собралось много шумных, интересных людей. Ненадолго заглянула соседка — взрослая статная женщина, она долго говорила с Никой, радовалась встрече и одновременно за что-то его ругала. Я смотрела на них с интересом, и Нанули тихонько рассказала мне, что эта женщина — одна из самых уважаемых в деревне, все детство Ника воровал в ее садах то яблоки, то груши, то апельсины, но она все равно любила его больше всех других деревенских мальчишек. Потом в гости зашли ребята, с которыми он вырос, забежали соседские дети. Люди постоянно заходили и выходили, и я уже даже не пыталась запоминать их имена — просто наблюдала за тем, как кипит жизнь в этой деревне, как она проходит в общении и разговорах.

Ника выглядел абсолютно счастливым в окружении своих родных и близких. Он постоянно обнимал Нанули, улыбался мне и один за другим произносил длинные тосты на грузинском языке. Вино пили то из стаканов, то из настоящих рогов для вина. Эта традиция называется гансхвавебули, согласно ей, если рог наполнен вином, его нужно обязательно выпить до дна. Я даже боялась представить, насколько пьяным будет мой друг к концу вечера.