— Доброе утро! А ты всегда такой шумный? И раздетый?
— Ну да, — он улыбнулся и продолжил варить кофе. — Иди умывайся и давай пить кофе, сегодня у нас куча дел!
— Каких, например? — я встала и полезла в свой чемодан, чтобы найти зубную щетку и чистую одежду.
— Сегодня мы пойдем просить прощения у Гванцы!
— Нет! — взмолилась я.
— Да-да! — он казался до неприличия довольным. — У меня есть план, не переживай! Тебе с сахаром?
Я обреченно пошла в ванную. Хотелось спросить его про то, что он придумал на этот раз, но еще больше хотелось спросить его о девушке, с которой он вчера разговаривал не меньше часа. Последнее явно меня не касалось, поэтому я решила молчать.
Спустя десять минут он увлеченно рассказывал мне о том, как я смогу получить прощение Гванцы. Я должна была рассказать всю правду, но с новыми деталями — сказать, что это он, а не я, нашел дневник, это его распирало от любопытства и это он решил во что бы то ни стало найти Гиорги и разобраться в чужой истории. А меня по этой новой версии он обманывал и использовал, чтобы подобраться к Гванце. Для убедительности Ника предложил мне даже изобразить жертву домогательств — но это уже точно было слишком.
— Она точно тебя пожалеет и простит! Она меня терпеть не может и легко поверит в эту историю! — Ника наконец-то надел штаны и теперь жевал бутерброд. Я сидела напротив и ждала, пока мой кофе будет готов.
— С чего ты это взял?
— Она всегда на меня смотрит очень подозрительно! А какой допрос она мне устроила! — он рассмеялся, наливая кофе мне в чашку.
— На самом деле, ты ей нравишься, — я улыбнулась.
— Да ну? — он прищурился. — Это она тебе сказала?
— Ну, она сказала, что ты бездельник, но неплохой парень, — я рассмеялась. Мне действительно казалось, что Гванца достаточно тепло к нему относилась.
— Хм, интересно! А что она еще сказала? — он сел и подпер щеки руками, приготовившись слушать.
— Я не буду тебе говорить!
— Ну расскажи!
— Нет! Это наши женские секреты.
— Не будешь? — произнес он угрожающим тоном.
— Не буду!
— А я знаю один твой секрет…
— И какой же? — я насторожилась.
— Ты боишься щекотки, — он заявил это так уверенно, что я рассмеялась:
— Не боюсь.
— Боишься.
— Не боюсь!
— Проверим?
Он резко вскочил из-за стола и в следующую секунду я уже пыталась отпихнуть его от себя. Он не щекотал, он просто хватал меня за ребра, но мне было смешно и весело. Вместе мы рухнули на диван, который мучительно прогнулся под нашим весом и впился мне в спину своими пружинами. Ника сидел на мне сверху и продолжал щипать меня, а я продолжала извиваться, хотя действительно никогда не боялась щекотки. Вдруг он ущипнул меня действительно больно, и я от неожиданности вскрикнула.
— Прости, больно? — он тут же остановился и прижал руку к месту, где наверняка завтра появится синяк.
— Конечно больно! — воспользовавшись паузой, я вытащила подушку из-под головы и ударила его по голове. В ответ он только засмеялся и снова схватил меня, но тут его телефон снова ожил — кто-то настойчиво звонил.
Он обреченно вздохнул и нехотя слез меня, я тут же встала. Он глянул на экран, закатил глаза, пробормотал что-то недовольно на грузинском языке и отключил звук.
— Не ответишь? — я не видела, кто звонит, но почему-то мне казалось, что это снова была та девушка.
— Нет. Не хочу.
Улыбка пропала с его лица, он стал таким же напряженным, каким был в тот вечер, когда заявился на моем пороге с разбитым лицом. Понимая, что он не будет ничего мне рассказывать, я молча вернулась за стол, одним глотком выпила оставшийся кофе и сказала:
— Пойдем к Гванце?
* * *
Ника, несмотря на всю свою утреннюю смелость, со мной до Гванцы так и не дошел. У него появились какие-то неотложные дела, но все это были предлоги. Впрочем, я с ним была согласна — разбираться с этой ситуацией мне нужно было самой.
На входе во двор Гванцы меня встретил аромат свежеиспеченного хачапури — значит, она колдовала на кухне. Перепутать запах ее выпечки с чьей-либо еще было невозможно, хачапури вкуснее в Тбилиси я не пробовала.
Во дворе никого не было, значит, никто не придет мне на помощь, если Ника был не прав и Гванца меня не простит. Немного помешкавшись, я все же решилась и шагнула на кухню.
— Пожалуйста, выслушай меня! — вместо приветствия с порога заявила я, стараясь быть максимально твердой. — Я все объясню, а потом уйду.
— Где ты ночевала? — Гванца повернулась, в руках у нее была скалка. Выглядела она очень суровой и злой.
— Что? Неважно… Послушай… — я начала оправдываться, но она меня перебила:
— Где ты была?
— Гванца…
— Я тут чуть с ума не сошла! — она бросила скалку на стол. — Ты в своем уме? Куда ты, одна, ушла ночью?
— Но ты же сказала…
— Мало ли что я сказала?! А если бы тебя кто-нибудь убил, изнасиловал, похитил? Ты вообще думаешь, что делаешь? — она устало вздохнула, вытерла руки о фартук и села за стол. — Где ты была?
— У Ники, — я замерла и последовала ее примеру, тоже села за стол. В душе забрезжила надежда, что она все-таки успокоилась и мы сможем хотя бы поговорить.
— Ну конечно, у этого негодяя! — она хлопнула себя по колену. — Слава богу! Он тебя не обижал?
— Нет, все хорошо. Я просто переночевала у него. Гванца, прости меня, пожалуйста! — из глаз вдруг полились слезы, хотя последнее, чего бы я хотела, это давить на жалость. — Я знаю, что была неправа.
— Не реви, этого мне еще не хватало, — она отвернулась, но я чувствовала, что ее голос становится чуть теплее.
— Я нашла в своей комнате дневник, он принадлежал девушке, Нино. Я хотела найти ее и отдать ей эту вещь, а Ника мне помогал, поэтому мы ходили к твоему мужу… — я начала сбивчиво и быстро объясняться, чтобы успеть до того, пока она снова не разозлится.
— Бывшему! — поправила она меня.
— Бывшему мужу!
— И что он сказал?
— Кто? — не поняла я.
— Этот старый козел, кто еще!
— Он сказал, что не знает, где Нино и не видел ее сто лет. Я все поняла, я полезла не в свое дело, меня это не касается. Я не хотела тебя обидеть, я так полюбила тебя за это время! Я уйду, пожалуйста, только прости меня и не злись!
— Куда ты пойдешь, опять к этому прохвосту? Он только того и ждет! — Гванца снова тяжело вздохнула.
— Нет, мы с ним друзья, — я вытерла слезы, хотя от этой фразы плакать хотелось почему-то еще сильнее.
— Ты думаешь, я слепая? Что я не вижу, что между вами происходит? — Гванца посмотрела на меня так пристально, что у меня просто не было шансов что-то от нее утаить. — Рассказывай.
И я рассказала ей все, в мельчайших подробностях. И о том, как он остался у меня, и как я испугалась и устроила истерику, и о том, как он перестал мне верить. Рассказала о своем женихе, которого, как теперь я понимала, никогда не любила даже наполовину так, как мне нравится Ника. Рассказала, наконец, и о его девушке, которую он называет родственницей.
— И ты полезла в историю, которая уже успела покрыться мхом и плесенью, как эта сама старая карга Нино?
Гванца терпеливо слушала мою историю, практически не перебивая, хотя в процессе моего рассказа мне казалось, что половину всего этого она уже знает. Только по стремительно меняющимся эмоциям на ее лице я понимала, что она сейчас выскажет мне все, что думает и обо мне, и о Нике, и о всех, кто оказался втянутым в эту историю.
— Я правда думала, что смогу вам помочь…
— Кому, мне? Этому старому козлу? Или этой идиотке?
— Ну Гванца… Ты когда-нибудь думала о том, чтобы найти Шалву? — я предприняла попытку вернуться к ее прошлому, но она резко меня одернула:
— Вот что, моя милая. Разберись сначала со своими отношениями, если думаешь, что это так просто, а потом лезь в чужие!
— Тут не в чем разбираться, — несмотря на ее гневный тон, в душе я ликовала от слова “милая”. — С Пашей мы расстались, а с Никой у нас ничего не будет.