Рикорд замер. Это был удар неожиданный и жестокий.

После тяжелого молчания Рикорд тихо сказал:

— Как это ужасно и несправедливо. Полон сил и так нужен. Всего три месяца назад мы отмечали его пятидесятилетие... Когда это случилось?

— В июне. На даче. Вот письмо от сестры, — протянул конверт Феопемпт. — В нем подробности... Осталась с пятью детьми...

— Да, адмирал капиталов не нажил, — грустно заметил Рикорд. — Царь его деньгами не баловал, хотя другим раздаривал миллионы. А между тем Василий Михайлович построил более двухсот военных кораблей, которые обеспечили нам победы...

Феопемпт молчал. Непослушные слезы ползли по его щекам.

— За восемь лет — больше двухсот превосходных кораблей, — бормотал Рикорд. — Среди них, впервые в России, десять — с паровыми двигателями. Это подвиг...

Рикорд поднял голову, посмотрел на Феопемпта и, вспомнив, заторопился:

— Пойдем в каюту. Людмила Ивановна, вероятно, волнуется...

Дурные вести имеют свойство распространяться и проникать всюду куда быстрее добрых. Появился на палубе командир корабля, за ним по одному стали появляться и другие офицеры.

Рикорд пошел им навстречу и, не сомневаясь в сочувствии, сказал:

— Нас постигла тяжелая утрата! В Петербурге внезапно жертвой эпидемии пал мой лучший друг, великий путешественник, доблестный мореход, ученый, строитель наших кораблей и чудесный человек Василий Михайлович Головнин.

— Головнин... Головнин... — тихо пошло среди офицеров.

Когда Рикорд и Лутковский вошли в обширную адмиральскую каюту, они застали Людмилу Ивановну в слезах. Она уже знала обо всем.

Людмила подошла к опустившемуся на диван мужу:

— Дорогой мой, представляю, как тебе тяжело!

Он приник к ней всклокоченной головой и так замер.

— Если разрешите, Петр Иванович, я пойду к себе на судно, — прервал тягостное молчание Лутковский. — По дороге я уже сообщил на «Эммануил» Матюшкину.

— Да, да, — поднялся с дивана Рикорд. — Я постараюсь устроить вам поездку в столицу. Надо поддержать Евдокию Степановну. Пошлю с вами письмо министру...

...Проводив жену, отплывшую в шлюпке на берег, Рикорд вернулся в каюту и приказал вестовому зажечь в ней все огни. Спать он уже не мог, в тяжелом раздумье вышагивал от стены к стене.

Задержался у настенного календаря с крупной витиеватой цифрой 1831 и обвел траурной рамкой 29-е число июня. Несколько минут стоял у книжного шкафа, вынимая книги Головнина, раскрывая и перечитывая дарственные надписи... У висевшей на стене большой карты полушарий остановился надолго, с волнением прослеживая линии путей, пройденных вместе с другом. Путей долгих, удивительных, трудных...

Разве можно их забыть? Никогда!

Навсегда в памяти русских моряков и русского народа останутся походы и дела замечательного путешественника, ученого и кораблестроителя Василия Михайловича Головнина. На них — печать истории русских подвигов и русской славы.

(текст отсутствует)

Описание дележки призовых денег не имеет никакого отношения к реальной процедуре. И эпизод с бриллиантами также довольно фантастичен.