— Говорят, у них урожай сам-семьдесят, — заметил Новицкий.

— Вы правы. Но испанцы ничего не сделали, чтобы улучшить жизнь индейцев. До сих пор они молотят хлеб саженными палками и носят зерно в рубахах.

Кажется, никогда капитан не говорил с таким волнением.

Лутковский смотрел на будущего родственника, и в глазах его светилось уважение. Вот почему полюбила Головнина добрая и прямодушная Дуня.

— Сан-Франциско может считаться удобнейшей гаванью в мире, — продолжал Головнин. — Все здесь уготовано природой для создания крупнейшего международного порта. Строевой лес для верфи, место для обширного города, природные богатства, климат. Но все это испанцы держат на замке. Правда, их власть в Америке все больше становится парадной бутафорией. Когда у берегов Калифорнии появляется иностранное судно, к крепости по два, по три скачут всадники. Этакая пантомима! Будто последние отстающие солдаты спешат присоединиться к гарнизону.

— А ведь когда-то это были мужественные и смелые завоеватели, — заговорил Матюшкин.

— Избалованное испанское дворянство исчерпало свою энергию. На смену ему поднимаются другие, — заметил Головнин.

— Вы думаете, господин капитан второго ранга, будущее за Англией?

— Не сомневаюсь, — категорически ответил Головнин.— Я видел англичан в деле. Они, как и испанцы, хищники. Но хищники умные, расчетливые и упорные.

— А правда ли, что испанцы до сих пор претендуют на русские земли на Аляске? — неожиданно спросил Врангель.

Головнин обернулся к нему и после короткой паузы сказал:

— Да, испанцы не признают наших прав на Аляску. Но видите, как любезно принимают они нас в Монтерее? По международному праву, у испанцев нет прав на север Америки. Ни один испанский мореплаватель не побывал как исследователь севернее тридцать восьмой параллели. Претензии Испании на Аляску ни на чем не основаны. И лучше всех понимают это сами испанцы.

Вернувшись к себе в каюту, Василий Михайлович записал: «Хотя некоторые путешественники и восхваляют учреждение миссий в Калифорнии и правила, коими отцы миссионеры руководствуются в управлении новообращенной в христианство своей паствой, считая индейцев за несмысленных детей, но я думаю, что при другом правлении Калифорния скоро сделалась бы просвещенною и даже богатой областью».

Трое суток шли переговоры между Гагемейстером и Головниным. Правитель компании торопился к себе на север. На его корабле был хлеб, закупленный для российских колонистов. Его ждали на Кодьяке и на Ситке.

Гагемейстер, морской офицер и друг Головнина, принял сложное наследство. Василий Михайлович не скрыл от него своих впечатлений и сделанные им выводы. Новый правитель поделился с Головниным своими планами оздоровления огромного хозяйства компании.

В Европе происходили бурные события. Создавались и рушились союзы. Менялась власть в Мадриде. На смену династий испанская Америка отвечала сменой губернаторов. Но существо дела оставалось то же. Огромные заокеанские владения только числились за короной католического монарха. Раскинувшиеся во всю ширь материка, но лишенные связующих путей, испанские колонии не складывались в единое хозяйственное целое, жили по инерции своей несложной жизнью, готовые, подобно зрелому плоду, упасть в руки более сильного хозяина.

Пора, когда Испания и Португалия делили весь неевропейский мир, миновала. Происходил передел колоний между другими европейскими державами.

«Камчатка» покинула берега Америки. Для русских началась вторая половина путешествия.

Океан встретил фрегат штормом, но потом погода прояснилась. Гуляла длинная волна, ветер был умеренным.

— Вы заметили, как настойчиво оглядывает горизонт наш капитан? — спросил лейтенант Кутыгин. — Ему хочется открыть в этих просторах новую землю. Час назад на бушприт села птичка из тех, что не улетают далеко от суши.

— И ствол дерева, сбитого бурей, прошел у самого борта, — добавил Матюшкин. — Ужасно хочется открыть хотя бы небольшой островок.

— Господа, — подошел к ним Головнин. — Уже вечереет. Кто на первой ночной вахте?

— Я, господин капитан второго ранга! — ответил, козырнув, Врангель.

— Обращаю особое внимание, барон, мы проходим места, где, в сущности, не бывал никто из исследователей. И Лаперуз, и Ванкувер, и наш Лисянский шли южнее. Если здесь нет больших островов, то могут быть мели. «Нева» едва не погибла в этих местах. На ночь оставить только малые паруса. Впрочем, я сам буду на палубе.

«Камчатка» подходила к Сандвичевым островам ночью, подходила с севера еще никем не изведанным путем. Гардемарины по очереди напряженно смотрели в трубу, матросы прислушивались — нет ли где роковых опасных бурунов.

Ветер дул порывами. На горизонте сверкали молнии.

Утром восемнадцатого октября показался высокий мыс острова Овайги, а в девять часов, уже при ясной погоде, перед моряками заблистала высоченная снежная вершина Мауна-Роа.

«Камчатка» пошла вдоль берега, и туземцы на легких каноэ то и дело подъезжали к борту шлюпа.

Сандвичевы острова уже посещались европейцами. За последние двадцать лет здесь побывали многие европейские путешественники и предприниматели. Знали здесь и русских. На островах были Крузенштерн, Лисянский и Коцебу. Но над островами все еще витала печальная слава места гибели великого мореплавателя Кука.

Головнин через лоцмана Ждака просил жителей после захода солнца, спуска флага и выстрела пушки не приближаться к фрегату.

Быстро, по-южному опускалась темнота. С борта «Камчатки» было видно, как по берегу бухты двигались люди с факелами. Они пели. Впоследствии моряки узнали, что таким образом жителей оповещали о приказе короля — никому не приближаться к русскому судну ночью.

Наступило утро, «Камчатку» вновь окружили многочисленные каноэ туземцев.

Министр короля сообщил Головнину, что король Тамеамеа не может сам приехать из-за болезни сестры, но дал приказ местным жителям снабжать российское судно всем необходимым.

Русские офицеры и матросы с интересом наблюдали жизнь островитян, посещали их жилища, а те, в свою очередь, с утра до вечернего пушечного выстрела бродили по палубе «Камчатки». Родственники короля и старшины с женами, были приглашены в кают-компанию.

Иные гости были в европейском платье, но надетом прямо на голое тело, другие имели на себе только набедренные повязки.

Офицеры, как гостеприимные хозяева, угостили знатных островитян обедом. Мужчины ели свинину, баранину — все, что им подавали. Женщины не садились за стол и ели то, что привезли с собой, — тесто из муки тары и рыбу. Из европейского меню их соблазнил только сыр. Но вина они пили не меньше своих мужей.

После долгого пути вся эта суета нравилась молодым офицерам. Насмешливый Литке не скупился на остроты по адресу гостей. Филатов высокомерно наблюдал. Тиханов был счастлив. Он делал молниеносные наброски. На фоне голубого моря соседствовали российские тяжелые мундиры, белые тужурки и рядом — жилеты на голом теле, короткие юбочки женщин.

На берегу величественные пальмы, леса, перевитые лианами. Яркие птицы.

— Этакое богатство красок! — восторгался художник.

Литке поднял картон с наброском кокетливой молодой женщины. Он был восхищен экспрессией и непосредственностью изображения.

На следующее утро Головнин с офицерами отправились нанести визит королю. Шлюпка пристала к берегу.

Король Тамеамеа в ожидании гостей стоял у самого большого жилища. Одет он был своеобразно. Европейские зеленые брюки, белая рубашка с открытым воротом, жилетка, на шее платок кофейного цвета. Белые чулки, грубые башмаки. Пуховая шляпа. Все это смахивало на маскарадный наряд. Но Тамеамеа держался с достоинством, заставлявшим забыть необычность его одежды.

Здесь же, на берегу, толпилось множество островитян, вооруженных тесаками и саблями. Некоторые держали ружья со штыками. Несколько человек бросились к пяти небольшим шалашам и потянули их прочь. На месте шалашей оказалось пять чугунных пушек.