Это были хорошие слова, но судьба русских вновь зависела от решения японского правительства. А пока — опять тюрьма. 

Прибыв в Петропавловск, Рикорд получил от гражданского губернатора Сибири предписание стать начальником Камчатки и привести жизнь этого обширного далекого края в соответствие с российскими законами и порядками.

Произвол местных властей, разбой купцов, пользующихся невежеством местного населения, были ненавистны Рикорду. Со всей энергией принялся он исполнять порученные ему обязанности, передав мичману Рудакову команду на «Диане».

Все свободное время он посвятил изучению японского языка. Такатай Тахи, в свою очередь, стремился усвоить русский. Оба радовались возраставшей возможности понимать друг друга без посредства малограмотных и случайных переводчиков.

Наконец Рикорд получил разрешение снова отправиться к острову Кунашир, чтобы добиться освобождения Головнина и его спутников. Двадцать третьего мая «Диана» вышла из Авачинской губы и через три недели пришла в «Бухту Измены».

Такатай Тахи выступал в роли посредника. Ему была возвращена свобода, и его свезли на берег.

Вернулся японец на другой день. Он привез радостные вести. Все русские живы, только штурман Хлебников болен. Еще привез он краткое письмо, подписанное Головниным.

Письмо прочли всем матросам в присутствии Такатая Тахи, который был весьма польщен таким вниманием, а команда прокричала в честь японца троекратное ура.

На следующий день Такатай Тахи снова прибыл к Рикорду на судне своего друга — высокопоставленного чиновника Сампея. Судно было украшено цветной полосатой материей и большим красным шаром на мачте. На корме развевался флаг, принадлежавший Сампею, и другие знаки его высокого звания.

На этот раз Такатай Тахи доставил на «Диану» известие, что японские власти готовы освободить Головнина и его спутников. Нужно только доставить Сампею и его чиновникам письмо иркутского губернатора.

«Диана» спешно ушла в Охотск, откуда тринадцатого августа в третий раз отправилась к берегам Японии с требуемым письмом губернатору Матсмая и с ценными подарками японским чиновникам.

Головнина и Мура привели в канцелярию губернатора. Там чиновник показал им два письма капитана Рикорда — одно кунаширскому начальнику, другое Головнину.

Впервые настоящая надежда охватила истомившихся узников. Но не суждено ли и этой надежде окончиться горьким разочарованием? Ведь уже пришлось пережить тяжелую историю, связанную с японцем Леонзаймо, обещавшим Рикорду содействовать освобождению русских. Получив свободу и прибыв на родину, этот японец стал настойчиво доказывать властям, что Россия готовит нападение на Японию и что «Диана» под командованием Головнина пришла к берегам Кунашира, чтобы обстрелять японские селения, как это сделала раньше «Юнона» под командованием Хвостова.

Много сил отняла тогда у Головнина борьба с вымыслами Леонзаймо. Измученный новыми длительными допросами, Хлебников впал в нервное расстройство, Мур окончательно замкнулся в себе, а матросы были измучены и физически и нравственно. Помогла Головнину порядочность губернатора, который оказался умным человеком. Вместе с высшими чиновниками он уличил Леонзаймо в противоречивых вымыслах, и тот вынужден был сознаться во лжи.

И вот теперь — эти письма Рикорда с хорошими известиями и вера в скорое освобождение пленников при дружеском посредничестве другого влиятельного японца — Такатая Тахи, который, по словам Рикорда, сможет правдиво рассказать о добром расположении русских властей к японцам.

Мучительное нетерпение овладело Головниным и его товарищами по несчастью. Ко всему прибавилось не покидавшее их естественное желание узнать подробности о событиях войны с Наполеоном. Вероятно, эти события ускорили и решение японского правительства об освобождении Головнина и его спутников. Эта таинственная Россия победила непобедимого. Стоит ли раздражать такого соседа?

Кумадзиро по секрету сообщил русским, что вскоре их переведут в Хакодате, и если русское судно привезет удовлетворительный ответ из Охотска, то губернатор имеет полномочия отпустить русских на родину. Отведенный пленникам дом был прибран. Питание улучшено. Стража снята.

Было особенно приятно замечать, как простые японцы всячески выражали свою радость, видя, что власти переменили свое отношение к русским. Пленники получали подарки, и сами старались отблагодарить, как могли. Штурман Хлебников переписывал и объяснял японскому ученому все известные ему новейшие научные формулы и таблицы кораблевождения, а Головнин и Мур раздарили переводчикам свои книги и личные вещи.

В жаркий летний день, когда на улице был весь Матсмай, русские моряки двинулись в путь к Хакодате. Теперь главной заботой конвоя было обеспечить в пути удобства для русских. В Хакодате их поселили в домике с садиком и видом на море. Здесь было чисто и светло, но время стало тянуться еще мучительнее.

Японцы требовали от Головнина написать русскую грамматику и другие работы о России, о русском языке, о русском времяисчислении. Тёскэ, Кумадзиро и ученый-астроном продолжали мучить офицеров расспросами самого различного характера.

— Что означает слово «достойный»? — спрашивал Кумадзиро.

Головнин отвечал:

— Почтенный, похвальный.

— А вот во французском словаре есть слово digne. Что оно значит?

— Оно как раз и значит достойный.

— Значит, виселица — это награда?

— Виселица — это страшное орудие смерти.

— А вот здесь написано по-французски — «достойный виселицы». Как это понимать?

Часами шли такие разговоры. Можно было сойти с ума. А время уходило и уходило — день за днем, неделя за неделей.

Наконец двадцать первого сентября пришло известие о прибытии «Дианы». С большим трудом, при неблагоприятных ветрах, Рикорд сумел ввести шлюп в залив Эдомо, или Эдермо.

Пока «Диана» лавировала, глазам русских представали все новые батареи. У орудий — груды ядер. Неужели японцы решили повторить предательский трюк с арестом Головнина, Хлебникова и матросов?

Головнин спросил Тёскэ — возможно ли это? Но Тёскэ смеялся. Как непонятливы русские!

— Мы бы собрали и больше войск и артиллерии. Вы должны радоваться и гордиться. Таков наш обычай.

У Рикорда на судне был человек, знающий японский разговорный язык. Но витиеватый язык чиновников был ему недоступен. Рикорд обратился к японцам с просьбой писать ему бумаги как можно проще. Японские чиновники покачали головой. Это невозможно. Простой язык они считают ниже своего достоинства. Писать просто может только простой человек. Ни один чиновник не опозорит себя низким стилем послания. Просьба оказалась невыполнимой.

Японцы нашли послание капитана Миницкого написанным благоразумно. Их подкупало и то, что охотский губернатор просил японское правительство отнестись милостиво к японцу Леонзаймо, бывшему в России.

Тридцатого сентября 1813 года состоялось свидание Рикорда с японским губернатором.

Переводчики рассказали Головнину, что Рикорд передал губернатору письмо иркутского губернатора и подарки — золотые часы и редкие материи. Часы изображали лошадь у водопоя и привели японцев в изумление и восторг. Когда следовало отбивать время, лошадь опускала голову столько раз, сколько показывала часовая стрелка.

Величайшей радостью, вызвавшей у пленников слезы, была их встреча с Такатаем Тахи — японцем, побывавшим в России. Это был друг — искренний и деятельный.

Благополучный исход свидания Рикорда с губернатором рассеял последние сомнения. Пятого октября состоялась встреча Головнина с Рикордом. Василию Михайловичу для этой встречи принесли треуголку, саблю и... платье японского шелка и покроя.

Перед этим Головнин сбрил бороду, а волосы остриг в кружок по-украински. Все это было похоже на маскарад, но возврат оружия был настолько знаменателен и радостен, что Головнин не решился оскорбить японцев отказом от их одежды. Так же пестро были одеты Хлебников, Мур и матросы.