— Пойдем мы, — говорят, — домой потихоньку, знаешь, тайком будем. В случае чего — так в подвале, да прятаться. А то узнают, опять поймают и опять расстреляют.

— Ну ладно, идите.

Они пошли по домам. А Семенов с сапожником остался тут. Сапожник бумажник подает Семенову. (Когда его расстреляли-то, так там было около трехсот тысяч рублей денег и горошинки-то эти. «Вот, говорит, дедушко, дядя, говорит, все хоть деньги израсходуй, а как хошь — выкопай яму и меня достань»…)

А он подает ему бумажник-то.

— Вот, — говорит, — племянничек, я твоих денег израсходовал, считай сам: кошель полный купил водки да пятнадцать лопат, уплатил по рубль двадцать пять копеек за лопату, ну и рабочим еще по пятнадцать рублей дал каждому, на пятнадцать человек. Вот считай. А остальные деньги все налицо, бери, пожалуйста.

А он говорит:

— Нет, дядя, — говорит, — мое дело молодое, деньги дело нажитое. Пускай деньги у тебя, мне не нужно ничего.

А горошинки эти взял себе.

Ну и вот, начали пить, с сапожником с этим. А все еще ночь на улице. Ну, пили-пили. Четверть-то почти что всю распили. Опьянел крепко этот Семенов. Опьянел и пошел по городу. И знаешь, кто попадет встречу, а он разны похабны песни поет. Кто встречается:

— Что ты, — говорит, — чего попало кричишь, орешь?!.

А он здоровый был парень такой. Ну, всех подальше посылает…»

Идет по городу-то такой пьяный и подходит к царскому к дворцу. Дворник выбегает с царского дворца.

— Куда ты, — говорит, — лезешь?! Бродяга! Тут, — говорит, — у нас царь живет. У царя дочь болеет семь годов уже. Не могут никакие врачи, волшебники, колдуны никак вылечить. Семь годов лежит уже, сохнет, без сознания лежит. Разве царю до этого — ты орешь чего попало?!

— Да иди ты, — говорит, — подальше от меня, даже к чертовой матери! Я царя дочь за пять минут вылечил бы! Я первейший врач в мире! (Пьяный, пьяный очень.) Первейший врач в мире, за пять минут вылечил бы царя дочь.

А царь-то услышал, на балконе там сидел аль спал, услышал и дал приказ:

— Задержать такого-то человека и представить ко мне в дворец!

Ну, знаешь, выскочили человек десять-пятнадцать там солдат, его за руку, кто за ногу схватили, потащили пьяного туда.

Царь пришел, посмотрел — действительно, пьяный он. Без сознания.

— Ну, — говорит, — повалите его спать вот в отдельную комнату, вот здесь на перину, повалите спать.

А прислугам сказал, что дежурьте.

— Только он выспится, проснется, налейте ему вот такой большой стакан крепкого вина. Пусть он поправится, опохмелится, а потом, — говорит, — доложите мне, я с ним поговорю.

Ну, его принесли, на перину бросили такого пьяного, и он уснул. Уснул. Спит — храпит. Потом выспался. А дежурят его прислуги эти, всё и смотрят. Как только открыл глаза — видит: не в плохом месте, на перине лежит, и комната — так чисто кругом, плакаты[20] — всё цари, и других-то стран, генералы. Большие плакаты такие. А сразу эта прислуга прибежала и несет стакан вина крепкого такого.

— Выпейте, — говорит, — пожалуйста!

А он говорит:

— Прежде чем выпить, скажите, пожалуйста, где я нахожусь? (Он не помнит сам себя: как попал, когда попал туда.) Где я нахожусь?

— А вы находитесь в царском дворце.

— Ох, — говорит, — как попал — не помню. Простите, пожалуйста!

Ну, пошли там, царю доложили. Царь приходит:

— Ну что?

А он, солдат-то, грамотный ведь был, служил в Семеновском полку. Сразу, как царь пришел, он выскочил, под козырек царю.

— Ваше высоковеличество, — говорит, — извиняюсь перед вами, но, — говорит, — как сюда попал — не помню решительно ничего, пьяный был гораз.

— Да, — говорит, — действительно, вы пьяны были. Ну ладно, ничего. А вот так и так. Дворник мой встретил вас и говорит, что царя дочь болеет и что вы это кричите тут, чего попало болтаете, не до этого царю, и никто не может вылечить царя дочь. А вы что? А вы говорили этому дворнику, что я первейший врач в мире, вашего царя дочь через пять минут вылечил бы, — говорили это?

— А может быть, — говорит, — и говорил. И если больная она, можно и вылечить.

— Да, лечите. Если не вылечите, то ответите, я вас буду казнить.

— Ну, ладно, я вылечу, — говорит, — только укажите, где она.

А она отдельно в комнату уже брошена, дышит еще, немножко душа-то есть, но уж не разговаривает ничего, вся засохши.

— Я, — говорит, — лечить буду один, чтоб не было там никого. Если когда вылечу, потом доложу вам.

Ну вот, показали ему. В комнату зашел.

— О, — говорит, — тут лечить еще чего. Душа есть, так что тут лечить.

Взял да эти горошинки ей на груди положил. И пяти минут не прошло, она выстала. Выстала, така стала румяная, здоровая, красивая, еще красивее — и сразу этого Семенова за шею поймала.

— Ну, — говорит, — семь годов пролежала, сколько врачей тут приходило ко мне и колдунов этих разных — не могли вылечить. Нашелся врач, — говорит, — вылечил. Я, — говорит, — теперь твоя, ты мой, и не отстану от тебя никак. И, наверно, — говорит, — царь — батюшка у нас уже старый стал и согласится передаст вам царство, и поступите царем, и будешь владеть царством.

— Да, — говорит, — вылечить вылечил, но я жениться на вас не хочу. У меня невеста далеко, в тридевятом царстве, Анастасия Кирпитьевна, там я хочу жениться, на ней.

Она дёржит, никак не отстает. Он думал, думал. Потом подумал: «Да на время-то, говорит, жениться, да буду я царем. Когда я буду царем, дам приказ на смотр войска. Поеду по всем частям, и в Семеновский полк поеду и узнаю, какие там порядки да что такое, да всё».

Ну и женился. Поступил царем. Царь и дал приказ: «Царь поступил молодой, царь вежливый, грамотный такой». И приказы все эти развешаны по видным местам по городу везде.

— Ну, через три дня поеду на смотр войска. Приготовиться всем частям. В первую очередь поеду в Семеновский полк. (Как славился Семеновский полк.)

Ну вот, а этот дядя-сапожник тоже ведь прочитал приказ-то там: «Царь поступил молодой… царь… такой вежливый, поедет на смотр войска…» Кто такой?

А он подумал, что когда Семенов пьяный по городу-то пошел да и не вернулся обратно…

— Куда, — говорит, — делся? Да наверно, — говорит, — опять поймали его такого пьяного да задержали, арестовали да куда ни к месту его прибрали.

Так и думает.

Три дня прошло. Да. Надо ехать на смотр войска. А л приказе было написано, чтоб подготовиться в такие-то часы, в такие-то минуты. В первую очередь в Семеновский полк приедет царь. Что есть у кого какие претензии у солдат, у офицеров, у всех, всё выявлять на приеме.

Взял лошадь, оседлал.

— Поеду, — говорит, — так утром раненько.

А жена эта, которую вылечил-то он:

— Я, — говорит, — с вами поеду тоже.

— Нет, — говорит, — я вот в Семеновский полк. (Не хочется ему брать туда, там женка родная у командира Семеновского полка.) Я, — говорит, — съезжу в Семеновский полк, потом обратно вернусь, по другим частям поедем, тогда я возьму вас. А сейчас поеду один.

Вот и поехал. Едет по городу на лошади.

— А давай-ка, — говорит, — заеду к дяде-то, к сапожнику. Чт6 г он узнает аль нет меня в царском обмундировании? (Уже царь дак.)

Приезжает. Лошадь к столбу привязал под окном.

А у него, у этого сапожника, он сшил сапоги, по заказу. Хороший сапожник был. Ну, и эти сапоги царь обул, поехал на смотр войска, — наверно, хорошие были сапоги. Вот приезжает к сапожнику этому. А у него всегда: шьет там, а дверь снутра на крючок положена, чтобы никто не заходил бы. А он рассказывал сказки разные тоже да анекдоты, так ходили к нему слушать вечером. Он на крючку держит дверь — экстренно сапоги шьет кому-то там по заказу. Колотит молотком шпильки, гонит.

Семенов стучится раз — не открывает. Второй раз стучится — не открывает. Третий раз стучится — а сапожнику уж надоело, видишь, так пришел да крючок-то выдернул, да ногой дверь-то лягнул.