Жили-были старик со старухой, и у них было три дочки. Жили они бедно. (Вот как я жила у отца своего.) Всегда ходили по людям — работали. Вот раз старик взял под работу зерно-рожь. Шел домой, упал и рассыпал. Ему не собрать. А было поздно вечером. Он и говорит:

— Ворон Воронович, помоги мне собрать зерно.

А тот и говорит:

— Если выдашь за меня младшую дочку замуж, то помогу.

Он пообещал выдать за ворона дочку. (Собирать темно, а жаль, чтобы зерно не пропало.)

Просит он месяца:

— Месяц ясный, посвети.

А месяц и говорит:

— Если выдашь за меня среднюю дочку замуж, то посвечу.

Старик согласился выдать за месяца среднюю дочку замуж. А теперь просит солнышко:

— Солнышко красное, обогрей, — говорит, — меня. Солнышко говорит:

— Если выдашь за меня старшую дочку, то обогрею.

Он согласился. Ну, солнышко обогрело, месяц посветил, а Ворон Воронович помог собрать ему зерно. Пришел домой он, а старухе ничего не сказал.

В один прекрасный день потерялись его все три дочери. Он и говорит своей старухе:

— Старуха, пойду я разыскивать своих дочерей.

— Да куда же ты пойдешь?

Пошел он разыскивать старшую дочку. Пришел в гости к солнышку. А солнце и говорит жене:

— Давай, надо угощать отца.

Жена натворила блинов. Эти блины стала печь у него на голове, у солнышка. Дед погостил у них и пошел домой к своей старухе и говорит:

— Ну, был я в гостях у старшей дочери. Ну, — говорит, — старуха, нам теперь дров не нужно. Будем печь блины у меня на голове.

Старуха натворила блинов, налила на сковородку и положила старику на голову. Держала — блины не пекутся. Поворчала, поворчала на старика. (Как наша бабья привычка — тем и кончится.)

— Ну ладно, — говорит старик, — пойду разыскивать среднюю дочку.

Шел, шел, пришел к месяцу. Месяц его встретил, приказал истопить баню.

— Надо, — говорит, — старика вымыть с дорожки.

Пришли они в баню, старик с месяцем. А баня деревенская, темная. Месяц сунул в щель палец и стало светло. Помылись, пришли домой. Стали угощать отца. Старик у них пожил. Пришел домой и говорит старухе:

— Топи, старуха, баню.

Пришли в баню, старик сунул в щель палец, как делал месяц.

— Ну, старуха, сейчас будет светло.

А в бане как было темно, так и осталось темно. Старуха опять поворчала на старика, делать нечего — обманул!

Немного погодя старик и говорит:

— Надо разыскать и третью дочку.

Шел-шел, пришел в гости к Ворону Вороновичу. Вот Ворон Воронович и говорит.

— Я поведу старика спать на нашест.

И свел старика спать на суковатую ель. Всю ночь держал его под крылом, а старик спал. Старику понравилось под крылом спать у Ворона. Опять у него пожил и пошел домой. Пришел домой и говорит:

— Как спал я с Вороном на суковатой ели, так уж не буду теперь спать с тобой на матрасе, а буду с курами на нашесте.

Сел он туда. Пока не спал, держался руками, а как заснул, так и полетел с нашести.

Так и кончились евонные приключения.

Был такой Иван. Иван ищет работы.

Поглядел — идет поп.

— Куда, прохожий человек, идешь?

— Да надо бы работы найти, деньжонок заработать.

— Наймись ко мне работать.

— Отчего, можно.

Нанялся за сто рублей к нему в работники. Послал его поп косить.

Косит-косит. Поп приходит и говорит:

— Как, казаня[10] что плохо косит коса?

— Да что! Я пришел, спрашиваю: «Что, коса, ела? Говорит: «Хлеб». А я говорю: «Бери по самый цвет». А она и машет по цветам.

Поп взял его домой, накормил селедкой с хлебом. Через недолгое время приходит Иван на покос и говорит:

— Что, коса, ела?

— Селедку.

— Ну, коса, по середке!

Она и косит, а поп смотрит. Поп взял работника опять домой, накормил всем, белыми пирогами. Работник работает и спрашивает косу:.

— Что, коса, ела?

— Пирожки.

— Ну, коса, по самые корешки!

Поп пришел:

— Ну что, как дела?

— Да вот по самые корешки.

Поп научился, чем кормить работника: пирогами да вином. Вот каков хитер работник!

Вот был солдатик на службе, и уволили его домой, в запас. И пошел он. А прежде ведь службу-то служили по двадцать пять годов. Идет он путем-дорогой.

— Кто бы мне попался такой человек, что вот три алтына несу денег, то пошли бы в клуб с ним и пропили.

Попадается ему старичок сивенький:

— Далеко ли, служивый, ты идешь?

— Иду к родителям, уволился в запас.

— А что ты думал?

— А вот, дедушка, думал, чтоб попался мне не взяточник человек, я б с ним выпил на три алтына водки. А ты кто такой есть, старичок?

— А я, — говорит, — Илья-пророк, не взяточник.

— Ой, — говорит, — Илья-пророк первый взяточник. Ему, — говорит, — неси — и всё примет!

И идет солдатик своим путем-дорогой, а Илья-пророк — своим путем-дорогой, в разны стороны. Шел этот солдатик много ль, мало ль. Попадается еще старичок:

— Далеко ль, солдатик, идешь?

— Иду домой. Надо родителей посмотреть. Живы аль нет?

— А что ты думал?

— А думал, что есть три алтына денег. Попадется не взяточник человек, пропью. (А старик-то сивенький был.)

— А ты кто такой есть?

— А я, — говорит, — Николай Чудотворец.

— Ох, — говорит, — ты первый взяточник. Нет, — говорит, — ты всё примешь!

Ну, Николай Чудотворец подумал: «Да, действительно, взятки беру. Несут мне парено, жарено — всё принимаю».

Тот пошел своим путем-дорогой, а Николай Чудотворец своим путем-дорогой.

Вот идет опять служивый, много ль, мало ль. Попадается ему Смерть прекрасна.

— Здравствуй, — говорит, — служивый!

— Здравствуй, здравствуй, — говорит, — Смерть прекрасна.

— Что ты, служивый, думал?

— А вот думал, чтобы не взяточник человек попал, у меня три алтына денег есть, пропил бы их.

— Я, — говорит, — не взяточница.

— А ты кто есть?

— Я, — говорит, — Смерть прекрасна. Вот кого задумаю морить, так тот, — говорит, — хоть давай какие взятки, не возьму, а поморю.

Солдатик подумал-подумал.

— Правда твоя, — говорит.

Вот пришли в город и зашли в трактир. Купили вина на эти алтыны и выпили. А солдат-то табак нюхал. Взял табакерку, вынял из кармана и нюхает. И Смерти-то захотелось табаку, а руки-то сухие.

— Да как же, служивый, мне понюхать? Мне не взять табаку: руки-то сухие.

— А обернись, — говорит, — мухой, садись в табакерку и нюхай.

Смерть обернулась мухой, села в табакерку и нюхает. А солдату ни к чему. Взял да табакерку-то и закрыл. А Смерть-то и осталась в табакерке сидеть. Солдатик шел много ль, мало ль, зашел в одно село, нанялся к барину в работники. Денег у него не было. «Год проживу в работниках, — думает солдат, — денег заработаю и пойду».

Барин всю одежду свою дал ему, солдатское обмундирование обрал.

— Вот ты вольну одёжу носи, а солдатска будет висеть.

Очень хорошо было жить солдатику у барина. Прожил год солдатик, на второй год и говорит:

— Давай, барин, мне расчет. Более не буду работать. У меня там родители помрут, и не увижу я их.

Барин такую беду унимает:

— Служивый, поживи еще годик.