Пришел мужик к Ивану Грозному и сказал:

— Разреши сказать!

— Говори, — сказал Иван Грозный.

— Приключилась со мной беда: пас я коров, — говорит мужик, — залез на дерево и смотрю за коровами. Вдруг меня как подкинуло ветром да и унесло за облака.

Царь нахмурился, но ничего не сказал.

— Расплел я лапти, — это он продолжает, — стал веревочки вить. С полметра до земли не хватило, я стал верхом подрезать да книзу наставлять — спрыгнул. Иду и вижу стадо овец, и пасет твой отец.

Иван Грозный как крикнет:

— Врешь!

Генерал вбежал и сказал:

— Объясни, государь, что такое «врешь».

Иван Грозный ничего на это не сказал, а только ответил:

— Останься же ты генералом, а ты, мужик, офицером.

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. И была у него дочка красивая-красивая, и нежился он с ней. Целый день сватались, и всё неподходящие были женихи: один высок, один мал, один худой, — вот все такие. Издал царь приказ: кто упасет сто зайцев, тому в жены отдам дочку. А не упасет — голову с плеч.

Многие пробовали счастья, но всякий терпел неудачу.

Шел солдат с фронта, нашел кисет. Простой кисет, не волшебный, не фантастический в общем. А мог кисет делать только, что все спорящие с солдатом соглашались. Этот-то солдат и пришел к царю попытать счастья.

Царь и говорит:

— Где тебе! Сто зайцев дороже попытки. Ну попытай в общем.

И вот выгнали зайцев. Только хотели разбегаться, да солдат шепнул в соглашающий кисет и крикнул:

— Стройся!

Как к великому чуду Царя и всех министров, смотревших из окон, зайцы выстроились в ряд, похлопывая ушами. Солдат еще шепнул что-то, и из строя выбежал рослый заяц, пригнулся на одну лапку и что-то пискнул, потом подбежал к строю, и все побежали в лес. А солдат, найдя удобное место в лесу, лег спать. Как только закатилось солнце, тот самый рослый заяц подбежал к солдату, хлопнул его по щеке ушами и опять что-то пискнул. Солдат посмотрел: все были в сборе. Так он пропас двадцать семь дней (месяц надо было), оставалось три дня.

Диву дивились все господа, а о царе и говорить нечего. Царь собрал свое министерство и стал решать, как избавиться от солдата: больно не хотелось ему замуж отдавать дочь за простого солдата. Ну вот и надумал. Оделся рвано-рвано, хуже крестьянина. Сел на клячу, приехал к солдату в поле и сказал:

— Добрый молодец, продай зайчика! (Это он для того, чтобы у него не хватило.)

Солдат ответил:

— Продать не продам, а за дело отдам.

И велел ему, царю (он не знал, что это царь), зайцев пасти. А сам спит. Царь весь день ходил, ноги изодрал, искавши, но даже зайцев в глаза не видел. А сам радуется:

— Разбежались, молодцы!

Солдат встал, велел царю воды принести, вымыть ноги солдатовы и отдал ему зайца. Эх, царь диву дивуется, получил зайца, хотя и больно опозорился, да ведь не знает, что он царь! Нес по дороге зайца царь, самому-то не верится, что дочку спас. И развязал мешок — посмотреть зайца-то. Заяц — прыг и был таков.

Осталось два дня. Пришла царева жена. Оделась крестьянкой:

— Продай мне зайчика.

— Нет, не продам, а за дело отдам.

Снял он свое солдатское грязное белье и велел выстирать. А она даже подойти боялась, да переборола себя, подумала о дочке. Белье выстирала, вернее не выстирала, а обмочила, стирать-то она не умела, и принесла солдату. Велел он также картошки нарыть, начистить и суп сварить. За эту честную работу получила царица зайца, хотя и опозорилась, да подумала: не знают ведь, что она царица, зато дочку спасла. Она первый раз в жизни так поработала. (Елистратов-ученик добавляет: «Руки устали, запухли»,) Села на пенек и заснула. Мешок-то у нее на коленях остался. Заяц прыгал, прыгал в мешке и убежал. Встала царица, ахнула, да поздно, и пришла ни с чем.

Остался один день. Пошла сама царевна. Дочка пошла. Оделась крестьянской девушкой. Пришла и так же просит:

— Продай зайчика!

Солдат отвечает:

— Продать не продам, а за дело отдам.

Он велел ей до пояса раздеться и приметил приметы. Поцеловал три раза, отдал зайца и отпустил. Царевна подумала: «Опозорилась я, да не знают, кто я, и спасла я себя».

Царевна была не матушкиного ума. Мешок из рук не выпустила, не заснула, а крепко схватила его, заказала тройку и поехала во дворец. Принесла зайца. Узнали царь и царица, рады были радешеньки, и плясали, и целовали, и пир задали на весь мир. Царь до того доплясался, что ему жарко стало. Он и с зайцем-то целовался. Пот с него градом. Он открыл окно. А заяц-то шмыг с плеча. А дело было к вечеру. Царь в обморок. Еще какой бы час, и снесли бы солдату голову. Очухался царь, когда зайцы были во дворе, три раза сам пересчитал зайцев, надеялся, что не хватит одного. И дверь-то потихоньку он открывал — не выбегают. Что делать? Приходится отдавать дочку за солдата. Царь, конечно, мог бы и не отдавать дочку за солдата, да он поклялся, что кто упасет сто зайцев, за того дочку отдам. (Был суеверный и боялся согрешить.)

Собралось последнее заседание, и съехались министры всего мира. (Ведь это было два года назад, я не упомнил — со всего мира али со всех стран.) Все в машинах, в каретах, а солдат, самый затейник-то всего дела, пешком, уцепился сзади за машину, рваный, грязный, а в машине ехал генерал. Глянул назад и ахнул: сзади увидел не разобрать что — грязное, сколошенное, велел остановить машину. Вылез из машины и гаркнул:

— Вон!

Но не тут-то было. Солдат знал законы и сказал:

— Не имеешь права!

Генерал сказал:

— Как так?

Да не стал спорить генерал: собралось много народу. Сел и уехал, а сзади и солдат.

Приезжают во дворец. До выезда генерал душился, причесывался, чистился, смотрелся в зеркальце, чтобы отдать визит царю. Слез с машины, солдат за ним. Ну генерал уговаривать:

— Отстань, денег дам, меня опозоришь.

Но солдат, не тут-то было, — всё за ним идет. Все идут, дрожат как листики, предвидя встречу с грозным царем.

Зайдя в кабинет царя, генерал отдал визит, расшаркался, но царь махнул рукой, и генерал вышел. Вышел и увидел солдата опять, он прошептал:

— Господи, когда же он от меня отстанет, отвяжется?

Заседание началось. Царь встал и дрожащим голосом объявил:

— Министры, адмиралы и генералы! Я вам объявляю грустную для меня весть, что столь почитаемую дочку я выдаю за солдата. (Ведь он поклялся, что отдаст дочь тому, кто упасет сто зайцев, и сейчас он хочет, чтобы протестовали министры.) Согласны ли вы?

Все хором закричали:

— Нет! Долой! Голову с плеч!

Но царь был с совестью, он сказал (а сам рад про себя):

— Дайте ему какую-нибудь задачу.

Встал граф, у которого сыну снесли голову за неупасение зайцев, и сказал:

— Наполни три мешка словами.

Царь сделал грустную физиономию, а сам чуть не подпрыгнул от радости.

Принесли три мешка. Солдат покряхтел, подошел к трону, взял один мешок, который держал царь, и начал:

— Родился я в бедной семье, пошел в армию, нашел кисет…

А царь ухмыляется — на донышке слов-то нет. У солдата горло охрипло, но он продолжает:

— Принялся пасти сто зайцев, пришел ко мне царь и стал на меня работать.

Царь вспомнил, что он на солдата работал, и подумал, что сейчас все узнают, и крикнул:

— Полный, полный, завязывайте!

Подошел ко второму мешку, который держала царица, та же началась история. Дошло, как царица стала стирать ему белье, но не успел он это проговорить, как она закричала:

— Полный, полный! Давай завязывай!

Подошел он к третьему мешку, который держала сама царевна. Стал рассказывать про свою жизнь, только он запнулся про раздевание царевны, как царевна, покраснев, крикнула: