«Тое же зимы приехаша из Царягорода от патриарха Филофиа некотораа два протодиакона, сановника суща, един ею именем Георгии, а другыи Иван, к Алексию митрополиту всея Руси» (43, 116).

Цель их миссии неизвестна. Судя по всему, речь вновь шла о жалобах на святителя его политических противников.

Постоянной заботой Дмитрия Московского была борьба с литовской экспансией. Безусловно, литовский вопрос был одним из главных на переговорах во время визита новгородского архиепископа Алексея в Москву. «Пятой колонной» Ольгерда в Северо-Восточной Руси оказалась Тверь. Все понимали, что клятвы Михаила Тверского, данные им осенью 1375 года в осажденной Твери, будут забыты при первой же перемене в расстановке сил. В этой ситуации особое значение приобретал контроль над Ржевом — сильной крепостью на Верхней Волге, на западной границе Тверского княжества. Здесь не только пересекались водные и сухопутные дороги, но сталкивались интересы Москвы, Литвы и Новгорода. Лавируя между тогдашними «великими державами», Ржев стремился сохранить независимость.

Согласно летописным известиям, в 1376 году (вероятно, осенью, после переговоров с новгородцами) Дмитрий Московский предпринял очередную попытку захватить Ржев. Туда он отправил с войском Владимира Серпуховского. Вероятно, Дмитрий обещал кузену в случае успеха присоединение Ржева к его владениям. Однако 23-летний Владимир не сумел решить поставленную задачу ни военным, ни дипломатическим путем: «…он же стоя у города 3 недели, посад пожже, а города не взя» (43, 116).

Неудача под Ржевом больно ударила по нервам московского князя, и без того напряженным ожиданием нашествия степняков. Однако Мамай не спешил с подготовкой карательного похода на Русь. Искушенный в русских делах бекляри-бек полагал, что хрупкая переяславская коалиция князей со временем распадется сама собой и это облегчит ему расправу с Москвой.

Дмитрий Московский поставил на ноги всех своих осведомителей в Орде, чтобы своевременно получить вести о намерениях Мамая. И такие вести вскоре пришли. Об этом свидетельствует известие Рогожского летописца под 6884 годом. «Того же лета князь великии Дмитрии Московьскыи ходил за Оку ратию, стерегася рати тотарьское» (43, 116).

Это краткое известие, похожее на верхушку айсберга, порождает множество вопросов и допускает самые различные толкования. Куда именно направился московский правитель? Был ли его поход ответом на враждебные действия татар или попыткой предупредить такие действия? Кто из князей сопровождал его в этом походе? Каких именно татар — «мамаевых», «сарайских» или иных — опасался великий князь?

Ряд вопросов можно продолжать еще долго. Но лучше отметим несколько моментов, которые кажутся нам бесспорными.

Зимой в степях не воевали. Судя по всему, поход имел место летом 1376 года.

В этом походе Дмитрий впервые проявил себя как незаурядный полководец: он смело двинулся навстречу татарскому войску, намереваясь дать бой где-то за Окой. Там, в Диком поле, испокон веков хозяевами были кочевники. Впрочем, за Окой были и рязанские, и литовские владения. Возможно, поход был как-то связан с борьбой за эти волости.

Заокский поход принес главным образом моральное удовлетворение. Воины Дмитрия не могли захватить там какой-либо значительной добычи. А без этого любая победа имела привкус гнилого сухаря. Для укрепления коалиции нужен был поход не только успешный, но и прибыльный. Выслушав суждения князей и бояр, Дмитрий остановился на самом перспективном предложении — походе на Волжскую Булгарию.

Зимой 1376/77 года московские и нижегородские полки двинулись в поход. По замерзшему руслу Волги они дошли от Нижнего Новгорода до столицы Волжской Булгарии города Булгара и приступили к его осаде.

Историки по-разному объясняют причины похода. Одни считают, что Волжская Булгария входила тогда в состав владений Мамая и своим походом русские выполняли распоряжение врага и соперника Мамая — правившего в Сарае хана Каганбека (264, 135). По мнению других, русские князья предприняли этот поход в своих собственных интересах и без всяких согласований с татарами (130, 92). Спор историков по обыкновению сопровождается упреками оппонента в том, что его суждение «не встречает подтверждения в источниках» (264, 315). Однако источники не вмешиваются в споры ученых и хранят высокомерное молчание.

Как бы там ни было, но Дмитрию Московскому этот по сути своей грабительский поход был остро необходим для укрепления переяславской коалиции и прежде всего — московско-нижегородского дуумвирата. Ведь ничто так не располагает людей друг к другу, как совместное прибыльное предприятие…

Примечательно, что оба великих князя, Дмитрий Московский и Дмитрий Суздальский, отправив своих воевод на Булгар, сами остались дома. Это свидетельствует о «неофициальном» характере похода.

Московским полком командовал выехавший из Литвы на московскую службу князь Дмитрий Михайлович Волынский по прозвищу Боброк. Женившись вторым браком на сестре Дмитрия Московского Анне, Боброк занял одно из первых мест среди московской знати. Это был опытный и храбрый воевода. Именно его вместе с Владимиром Серпуховским Дмитрий Московский поставит во главе Засадного полка на Куликовом поле.

Командование нижегородским полком Дмитрий Суздальский поручил своим сыновьям Василию Кирдяпе и Ивану.

Рогожский летописец сохранил довольно подробное описание этого похода. Вероятно, оно записано летописцем со слов его участника.

«Тое же зимы князь великии Дмитрии Иванович посла князя Дмитриа Михаиловича Волыньскаго ратию на безбожныя блъгары, а князь Дмитрии Костинтинович Суждальскыи посла сына своего князя Василиа и другаго сына своего князя Ивана, а с ними бояр и воевод и воя многы. И приидоша къ Блъгаром въ великое говение месяца марта 16 день въ понедельник на вербной недели (16 марта 1377 года. — Н. Б.), погании же бесерменове изыдоша из града противу их и сташа на бои и начаша стреляти, а инии из града гром пущаху, страшаще нашу рать, а друзии самострельные стрелы пущаху, а инии выехаша на вельблудех, кони наши полошающе, наши же никако же устрашаються грозы их, но крепко противу сташа на бои и устремишася на нь единодушно и скочиша на них, они же окааннии побегоша въ град свои, а наши после биючи и убиша их числом бесермен 70. И высла из города князь болгарьскыи Осан и Махмат Солтан и добиста челом князю великому (Дмитрию Московскому. — Н. Б.) и другому (Дмитрию Суздальскому. — Н. Б.) 2000 рублев, а воеводам и ратем 3000 рублев. Наши же въ возвратишася, всю свою волю вземше, а даригу и таможника посадиша, а ссуды и села и зимници (зимовья. — Н. Б.) пожгоша, а люди посекоша и отъидоша с победою» (43, 116).

Примечательно, что оба великих князя, московский и нижегородский, получили от болгар одинаковую сумму выкупа — по две тысячи рублей. Тем самым утверждалось равенство и взаимное уважение дуумвиров. Опустошив окрестности Булгара и посадив в городе своих сборщиков налогов — даругу и таможника, победители удалились восвояси.

Весна 1377 года приносила Дмитрию Московскому одну удачу за другой. Едва отпраздновали возвращение войска из успешного похода на булгар, как в мае скорый гонец принес хотя и приправленную горечью, но в общем-то радостную весть: ушел в мир иной давний враг Москвы великий князь Литовский Ольгерд. Великий завоеватель, мечтавший подчинить себе всю Восточную Европу, он в конце жизни едва мог отстоять от рыцарей-крестоносцев собственную столицу. Много раз водивший за нос всю католическую Европу своими обещаниями принять христианство, он до конца своих дней остался убежденным язычником. По древнему литовскому обычаю его тело было сожжено на огромном погребальном костре.