Возникает вопрос: с кем именно Ольгерд намеревался встретиться в Любутске? Судя по всему, он предполагал, что первым сюда явится Владимир Серпуховской, чьи владения находились неподалеку. Но что мог предложить Ольгерд своему юному зятю? По существу, только одно: «переменить фронт» и сменить Дмитрия на московском столе.

Летописи хранят полное молчание о том, где был и чем занимался Владимир Серпуховской во время «третьей Литовщины». Однако если принять предложенную историком В. А. Кучкиным датировку перемирной грамоты Ольгерда с Дмитрием Ивановичем (конец июля — 1 августа 1372 года), то всё становится на свои места. Владимир в этой грамоте назван вторым после Дмитрия Московского (8, 22; 208, 38). Значит, он пришел под Любутск вместе с ним. Устояв перед литовским соблазном, Владимир остался верен московскому семейному делу. Теперь Ольгерду предстояло вести переговоры с московским «дуумвиратом», усиленным участием еще двух князей — Романа Семеновича Новосильского и Дмитрия Михайловича Боброка Волынского (209, 10).

Расположившись в Любутске, Ольгерд явно не спешил переправляться через Оку и вступать в московские владения. Он ждал приглашения на переговоры. Но и московские князья не спешили с инициативами. Чтобы поторопить осторожных москвичей, Ольгерд отправил один из отрядов своего войска («сторожевой полк») на московский берег. Этот маневр облегчался тем, что поблизости от Любутска имелась переправа, брод через Оку. Увидев идущую на них московскую рать, литовцы обратились в бегство — возможно, притворное. Они переправились обратно на правый берег Оки, увлекая за собой охваченных азартом погони москвичей.

«А князь велики Дмитрей Иванович, собрав силу многу, поиде противу их и близ Любутска срете их; и пръвое москвичи изгониша сторожевый их полк Олгирдов и побиша, и таковы бысть замятня в литовской рати, яко и сам Олгерд Гедиманович бежа и ста за врагом (оврагом. — Н. Б.)» (42, 19).

Полагают, что силы Дмитрия и Ольгерда под Любутском были примерно равны (208, 39). Но Дмитрию Московскому, конечно, не следовало бы переправляться на правый, литовский берег Оки. Ольгерд имел возможность внезапно напасть на москвичей во время переправы. Однако он не сделал этого. Заняв удобную позицию на высоком и обрывистом берегу, Ольгерд остановил наступательный порыв авангарда москвичей — который, вероятно, поспешил вернуться на левый берег — и предложил начать переговоры. Московский князь охотно согласился…

«Того же лета месяца иуля в 12 день (понедельник. — Н. Б.) князь великии Михаило Александрович со Тфери поиде ратию, а князь великии Олгерд из Литвы с Литовьскою ратию, совокупишася в едино место под Любутьском. А с Москвы противу их прииде князь великии Дмитрии Иванович ратию. И сташа обе рати противо себе (одна против другой. — Н. Б.) воружася о враг (через овраг. — Н. Б.), и не бяшеть льзе толь борзо снятися, бяшеть бо дебрь глубока зело. И тако стоявше несколько дней и бышеть им враг (овраг. — Н. Б.) тот въ спасение и огради вся силою крестною, христиане въздохнуша к Богу от чиста сердца о миру, дабы не сотворилося кровопролитие в том месте. Господь же Бог наш, услыша молитву их, даст им мир и избавление от напрасныя смерти. И возма мир князь великии Олгерд со князем со Дмитрием и поиде в свояси. А князь великы Михаило Александрович поиде в том же миру, и вся его воя сохранени Божиею благодатию и Пречистыя Его Матери» (43, 103).

(Летописец плохо представлял себе место встречи Дмитрия с Ольгердом и писал с чужих слов. Заметим, что возле Любутска, расположенного на самой кромке высокого правого берега Оки, нет никакого «зело глубокого» оврага. Вероятно, два войска разделял не «овраг», а глубокая долина Оки. Левый («московский») берег Оки напротив Любутска — пологий и поросший лесом. Никакой «зело глубокой дебри» этот ландшафт также не имеет. Если глядеть с левого берега, правый («литовский») кажется обрывистой кручей, на которую действительно нельзя «борзо снятися», то есть быстро взобраться.)

В московских летописях «стояние под Любутском» представлено весьма невнятно — верный признак не вполне удачной для москвичей кампании. Стычка москвичей со сторожевым полком литовцев, вероятно, сильно приукрашена. О переправе московского войска через Оку вообще не упоминается. А между тем Ольгерд ждал их именно на правом берегу, где и находится крепость Любутск. Едва ли переправа через Оку изначально входила в военные планы Дмитрия. Известно, что он был полководцем скорее «кутузовского», чем «суворовского» типа и не любил переправляться на «чужой» берег реки, предпочитая держать оборону на своем…

Итак, полки стояли друг против друга, разделенные каким-то трудно преодолимым препятствием. Начались мирные переговоры. Тысячи людей, готовых принять смерть в кровавом безумии битвы, вздохнули с тайным облегчением…

Что касается конкретного содержания московско-литовского соглашения о перемирии, то его составляют главным образом «вопросы, связанные с полным контролем над территорией великого княжения (для Москвы) и обладанием Ржевой и ржевскими землями (для Литвы)» (209, 13). Литовская сторона признавала право Дмитрия Московского на великое княжение Владимирское и обязывалась не поддерживать соответствующих притязаний Михаила Тверского. В обмен на это Москва признавала владельческие права Михаила как великого князя Тверского и уступала Ольгерду важную в стратегическом отношении крепость Ржеву, находившуюся на стыке смоленских, тверских и новгородских земель.

Так Любутским перемирием, переросшим в длительный мир, закончилась «третья Литовщина». Безусловно, Дмитрий Московский имел основания считать кампанию 1372 года успешной. В целом же московско-литовская война, носившая преимущественно оборонительный характер и не блиставшая яркими победами, решила ряд актуальных для Москвы политических вопросов. И прежде всего это был вопрос стабильных и достаточно мирных отношений с Литвой.

Оценивая результаты пятилетней (1368–1372) борьбы Москвы с Михаилом Тверским и Гедиминовичами, известный исследователь ранней Москвы А. Е. Пресняков писал: «Великому князю Дмитрию удалось окончательно отделить внешние дела Великороссии — отношения к Орде и Литве — от борьбы с тверским князем. Впрочем, татарские отношения этой поры были слишком напряжены и запутаны (курсив наш. — Н. Б.), чтобы соглашение оказалось устойчивым. Главное значение событий 1372 года — в ликвидации литовской войны и лишении Михаила Тверского литовской поддержки» (266, 208).

Оставшись без покровителей, Михаил Тверской пытался предпринимать самостоятельные военные и дипломатические диверсии против Москвы. Однако Дмитрий нашел весьма неординарное средство «заморозить» деятельность Михаила в этом направлении. Еще до начала «стояния под Любутском» он отправил в Мамаеву Орду посольство с секретной миссией: выкупить у хана сына Михаила Тверского Ивана, который жил в Орде на положении заложника, и привести его в Москву (209, 7). Этот сомнительный в моральном отношении замысел оказался удачным. Ордынский заложник превратился в московского. Спасая жизнь сына, томившегося в московской темнице, Михаил Тверской отказался от претензий на великое княжение Владимирское и выплатил москвичам огромный выкуп. Казалось, он сломлен и надолго уполз с политического «ковра».

Теперь у московских правителей наконец были развязаны руки для выяснения отношений с Мамаевой Ордой. К этим «напряженным и запутанным» московско-ордынским отношениям мы и обратимся в следующей главе.

Отбиваясь от Ольгерда, князь Дмитрий мог ожидать, что Мамай придет на помощь своему «русскому улусу». Но Орда была занята усобицами, а когда они затихали, погружалась в первобытный степной покой. При этом непредсказуемая кочевая держава могла в любой момент выйти из своего изотерического состояния и либо помочь Москве в борьбе с Ольгердом, либо, сделав ставку на Михаила Тверского, нанести ей удар в спину.