Интриги Михаила Тверского в Мамаевой Орде (в первую очередь — получение ярлыка на великое княжение Владимирское, который потомки Калиты уже привыкли считать своей родовой привилегией) сильно встревожили юного московского князя и заставили его летом 1371 года лично отправиться к ханскому двору.

Эта поездка положила начало новому акту московско-тверской войны. Дмитрий Московский надеялся получить ярлык на великое княжение и заручиться невмешательством Орды в его тяжбу с Михаилом Тверским. Только после этого он мог, не оглядываясь на Орду, двинуть на Тверь большое войско и поставить на колени беспокойного соперника. Однако Дмитрий понимал, что в его борьбу с Михаилом может вновь вмешаться Ольгерд. В этом случае Мамай мог бы оказать Дмитрию серьезную услугу, отправив свои тумены стремительным набегом на Литву.

Все эти перспективы сулили Руси, прежде всего, новые жертвы на поле брани и новые страдания для мирного населения. Исходя из идеала христианского милосердия, Дмитрию следовало смириться, уступить великое княжение Владимирское Михаилу Тверскому и не развязывать новую войну с Тверью. Но всякая власть — в том числе и власть правителя — имеет свои законы. Один из них состоит в том, что, получив власть, правитель обязан ее непрерывно приумножать. Остановка на этом пути ведет к падению…

После кончины хана Абдаллаха в 1369 году Мамаевой Ордой номинально правил «вольный царь» Мухаммад-султан (Мухаммед-Булак). «Возможно, это тоже был какой-то потомок Узбека или Джанибека» (323, 59). Поскольку Мухаммаду в год восшествия на трон было всего восемь лет, своего рода «регентшей» при несовершеннолетнем «царе» стала жена Мамая — дочь хана Бердибека Тулунбек-ханум (264, 130). Впрочем, как это обычно бывало во время «великой замятни» в Орде, далеко не все областные правители признавали легитимность правящего семейства и — кто явно, а кто тайно — не желали ему повиноваться.

Сложная система разделения власти в Орде между реальными и номинальными правителями открывала широкое поле для дворцовых интриг. Прибывшему к ханскому двору русскому князю следовало быть хорошо осведомленным и осторожным, чтобы не допустить роковой оплошности. У каждого князя были в Орде свои доброхоты и осведомители. Но твердых гарантий успеха и безопасности никто из них дать не мог. Многое — а иногда и всё — зависело от личной встречи с хозяином степей.

Провожая Дмитрия в Орду, митрополит Алексей ехал вместе с ним до переправы через Оку. Эти небывалые проводы должны были показать всем, в том числе и Мамаю, особую близость князя Дмитрия и главы Русской церкви. Алексей знал, как почтительно относятся в Сарае к русскому духовенству вообще и к нему как его главе в частности. Его окружала слава чудотворца. Многие еще помнили, что митрополит чудесным образом исцелил ханшу Тайдулу (мать Бердибека) от болезни глаз.

Каким путем Дмитрий поехал в Орду? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо сначала выяснить, что же означает это короткое и тяжелое для русского уха слово — Орда.

И здесь мы вновь спотыкаемся о порог неизвестности. Само понятие «Орда» — как и многие другие древние термины — имело несколько значений. Какое из них в каждом конкретном случае имел в виду летописец — неизвестно.

Для русского человека XIV столетия Орда — это пространство, страна, в которой живут кочевники, подчиненные «вольному царю» — ордынскому хану. Кроме того, Орда — это походная ставка хана, его огромная юрта, поставленная на телеги и влекомая десятками волов. Но и это не всё. Современный исследователь отмечает: «Тюркское слово „урду“ в тюркском мире, в том числе в Великой Булгарии, известно не только в смысле „ставка“, но и как „резиденция“, „дворец“ и т. д. Оно известно задолго до монголов…» (244, 99). Таким образом, одной и той же фразой — «поиде князь в Орду» — летописец мог назвать и поездку в летнюю, кочевую ставку хана, и визит в его зимнюю резиденцию в одном из главных городов — Булгаре, Сарае ал-Джедид или Сарае ал-Махруса.

(В разных по происхождению источниках — арабских, персидских, западноевропейских, русских — и даже в источниках, близких по происхождению, название одного и того же золотоордынского города может быть разным (149, 112). Это вызывает постоянные дискуссии среди исследователей (326, 114). Принято считать, что Сарай ал-Джедид, Новый Сарай, Сарай Берке и даже загадочный Гюлистан — один и тот же город, подземные остатки которого находятся близ села Царево Волгоградской области. Селитренное городище на левом берегу Ахтубы в 120 километрах к северу от Астрахани — это Сарай Бату, он же Сарай ал-Махруса (Сарай Богохранимый). Но достигнутый археологами консенсус по этому вопросу нельзя считать окончательным.)

Итак, ханы в летнее время покидали столицу и по заранее определенному маршруту отправлялись в объезд по своим владениям. При этом они могли удаляться на несколько сотен километров от Волги. Движение сменялось длительными стоянками по две-три недели. Но скот выщипывал всю траву — и ставка вынуждена была двинуться дальше, на новые пастбища. По свидетельствам очевидцев, это напоминало переселение целого народа со всем имуществом и стадами.

По дороге ханы могли посещать города, где их ждали своего рода «путевые дворцы», или располагать свою кочевую ставку в окрестностях города. Для того чтобы явиться на прием к хану, нужно было сначала отыскать его Орду, затерявшуюся в степном просторе.

Золотая Орда была достаточно развитым государством с сильным чиновничье-бюрократическим аппаратом. Все органы управления находились в столице — городе Сарае. Там же был и давший название городу ханский дворец (по-татарски — сарай). Зимой государственная и придворная жизнь сосредоточивалась в нем. Летом двор и частично бюрократия отправлялись в путь вслед за ханом.

Источники не сообщают, куда именно поехал Дмитрий Московский на встречу с Мамаем: в Сарай Берке, Сарай Бату или же кочевую ставку хана Мухаммада и его бекляри-бека. В зависимости от этого и определялся путь московского князя.

Целью князя вряд ли был Сарай ал-Джедид (Новый Сарай). В период «замятни в Орде» (1360-е годы) он был сильно разрушен и утратил прежнее значение. Гораздо лучше пережил войну и разруху Сарай Бату. Жизнь продолжалась там до начала XV столетия (326, 148).

Обычная дорога в Нижнее Поволжье шла из Москвы до Коломны, оттуда по Оке до Рязани, а дальше сухим путем до верхнего течения Дона. Спускаясь на судах вниз по Дону, путники в районе Переволоки перебирались с Дона на Волгу и оказывались вблизи Сарая Берке. Вероятно, этим путем и ехал Дмитрий Московский летом 1371 года.

Летописные известия о поездке Дмитрия Московского к Мамаю разбросаны по нескольким годовым статьям. Две основные версии — московская и тверская — даже в обработанном поздними редакторами виде сильно расходятся в оценке событий. Каждый летописец смотрит «со своей колокольни». Для московского летописца поездка Дмитрия к Мамаю и получение ярлыка на великое княжение Владимирское — смелый поступок и восстановление исторической справедливости. С точки зрения тверского книжника — это преступление перед моралью, эгоистический поступок, повлекший за собой новую войну, жертвами которой стали тысячи и тысячи русских людей.

Вот похожее на словесные четки сообщение об отъезде московского посольства в его тверской редакции:

«Того же лета (1371) князь великии Дмитреи Иванович поиде в Орду, месяца июня в 15 день на память святаго пророка Амоса в неделю перевезеся черес реку Оку, а пресвященныи Алексии митрополит проводил князя великаго до Окы и благословив его, молитву сътворив, отъпусти его с миром и его бояр, и его воя, и всех благословив, и сам възвратися въспять, и приеха в град Москву» (43, 96).