В каждом столетии Торжок переживал какую-нибудь кровавую драму. Его разоряли татары и тверские князья, Иван Грозный и поляки. И только в XVIII столетии история Торжка приобретает вполне мирный и провинциальный характер. На смену бранным тревогам является мирный золотошвейный промысел. «Манифест о вольности дворянской» (1762 год) принес Торжку новую славу. В окрестностях города по берегам мелких рек расцветают дворянские усадьбы. Их таинственное очарование до сих пор теплится под пеплом забвения.
В эпоху Александра Благословенного своего рода символом города стал прославленный многими путниками трактир ямщика Пожарского. Его обессмертил своей золотой строкой Пушкин, много раз бывавший проездом в Торжке.
Торжок сохранил до наших дней (хотя и не без потерь) каменную и деревянную застройку конца XVIII–XIX столетия. В ней угадывается нечто своеобразное, уникальное. И главный храм города — Спасо-Преображенский собор, и посадские храмы, и постройки древнего Борисоглебского монастыря — словом, вся здешняя архитектура проникнута какой-то странной смесью изысканности и грубоватости. Словно из-под портрета Екатерины выглядывает бородатое лицо Пугачева.
Эта двойственность имеет свои причины. В окрестностях Торжка жил в своей усадьбе Никольское-Черенчицы архитектор Н. А. Львов. Яркий представитель «русского палладианства», Львов на досуге составлял проекты усадебных домов и церквей для своих соседей и друзей — тверских помещиков. Работал он и для Торжка. Однако воплощением изысканных львовских проектов обычно занимался какой-нибудь мастеровитый купец-подрядчик. Для точного исполнения замысла архитектора ему не хватало профессионального мастерства. Нередко вступал в силу и вечный российский мотив — бедность. Заказчик (приходская община или монастырские власти) требовал от подрядчика экономить средства и с этой целью легко соглашался на упрощение и искажение львовского проекта. Творческий полет замысла печально смиряется перед приземленным прагматизмом исполнения. В итоге возникала та самая загадочная двойственность.
Предыстория конфликта
За пестрым разнообразием местных церквей и купеческих домов почти теряется единственный свидетель глубокого прошлого — Новоторжский кремль, точнее — то, что от него осталось. Здесь, на вершине этого холма, вспоминаются трагические события 1372 года — разгром Торжка войсками Михаила Тверского…
В противостоянии между Москвой и Тверью Великий Новгород склонялся на сторону Москвы. Однако осторожные новгородцы по возможности избегали войны с Тверью, в особенности тогда, когда за ней вставала Орда или Литва.
Именно Дмитрия Московского новгородцы признали великим князем Владимирским. Одной из главных причин про-московских настроений новгородцев была дружба тверичей с Ольгердом — злейшим врагом Новгородской республики. Литовские связи Михаила Александровича рано или поздно должны были больно задеть новгородцев. Именно это и произошло весной 1372 года.
Михаил Тверской направил один из литовских отрядов, возвращавшихся из набега на Кашин, в сторону Торжка. Этим маневром он уменьшал бедствия собственных земель от прохождения «союзников». Но одновременно создавал угрозу южным областям Новгородской республики и главному городу этого региона — Торжку.
Мы уже приводили слова Рогожского летописца: «А князь Кестутии от Кашина поиде с Литвою на Новоторжьскую волость, мимо Торжек» (43, 100). Тверской сборник добавляет: «И многу учиниша пакость» (44, 431).
В Торжке приближение литовского войска вызвало смятение. Воскресенская летопись сообщает, что вместе с литовцами к Торжку подходил и сам Михаил Тверской. Угрожая новоторжцам полным разгромом, он заставил их признать себя великим князем Владимирским и принять в городе своих наместников (39, 19; 55, 124).
Вскоре после ухода литовцев крепость Торжка, состоявшая из земляных валов, бревенчатых стен и каменных башен, пострадала от пожара (238, 91). В условиях постоянной военной угрозы новоторжцы решили восстановить цитадель как можно быстрее и, вероятно, с некоторыми улучшениями. С этой целью они обратились за помощью к новгородцам. И те не оставили их призыв без ответа. Южные ворота Новгородской республики должны были иметь прочные затворы…
В Торжок отправилась делегация новгородских бояр, которые должны были осуществить обновление крепости. Вероятно, они привезли и необходимые для строительства денежные средства. Обновление новоторжской крепости служило вызовом Михаилу Тверскому. Следуя в фарватере новгородской политики, Торжок не мог долго оставаться под властью Твери. Именно перспектива скорого разрыва с Тверью (а значит, и нападения Михаила Тверского) заставляла новоторжцев позаботиться о надежных укреплениях.
Тверские наместники в Торжке всеми силами сопротивлялись новгородским планам. У них были сторонники среди наиболее дальновидной части горожан. Но «партия мира» оказалась слабее «партии войны». Новгородские порученцы, прибыв в Торжок, первым делом изгнали тверских наместников из города и тем самым фактически объявили войну Михаилу Тверскому. Новоторжцы поклялись быть заодно с новгородцами. Как обычно в ту эпоху, политический переворот сопровождался грабежом. Разъяренная толпа кинулась грабить и бить находившихся в городе тверских купцов.
Узнав о случившемся, Михаил Тверской велел немедля собирать полки…
Битва у ворот
В летописях сохранилась особая «Повесть о взятии града Торжьку». При переписке в различных летописных центрах ее событийное ядро обросло подробностями и эмоциональными оценками. Приводим для начала версию Рогожского летописца — взгляд из Твери.
«Того же лета, заговев Петрову говению (22 мая 1372 года. — Н. Б.), приехаша Новогородци в Торжек и укрепишася с новоторжьци крестным целованием заодин и съвещаша зол съвет и заратишася (начали войну. — Н. Б.) с князем с великим с Михаилом с Александровичем, наместника его съслаша, а тферич изнимаша и биша, а лодьи их пограбиша» (43, 101).
Тверской редактор Свода начала XV века явно не одобряет действий новгородцев и новоторжцев, рассматривая их как мятеж против законного правителя — великого князя Михаила Александровича. Он вставляет в событийную канву рассуждение на библейскую тему: «Господь гордым противится, а смиренным благодать дает» (43, 101). Знакомый с законами церковной риторики читатель тверской повести понимает: новгородская «гордость» вскоре будет наказана, а исполненный смирения Михаил Тверской станет победителем. Так оно и происходит.
«Князь же великии Михаило Александрович укреплься силою крестною и възложи упование на Бога и на Пречистую Матерь и на помощь великаго архангела Михаила, съвокупя с собою тферьскую силу и иде ратию к Торжьку, месяца маиа в 31 день, на память святаго мученика Еремея, в понедельник ста у Тръжку в пол обеда. И нача смирением слати к новогородцем и к новотръжцем: кто моих тферич бил и грабил, тех ми выдайте, а яз у вас не хочю ничего, а наместника моего посадите. И жда их покорениа чистосердечнаго до полудни, враг же диавол вверже в ны котору (мятеж. — Н. Б.) и възмяте весь град злобою не покоритися князю великому Михаилу, спусти их на злое то дело на кровопролитие. И послаша с высокомыслием к князю к великому. А сами новогородци с новоторжьци похвалившеся силою своею и мужьством, въружася, выехаша из города битися с князем с великим с Михаилом. И моляся великому Спасу и архангелу Михаилу на первом суиме (схватке. — Н. Б.) победи их князь великии Михаило, и воеводу их убиша Александра Аввакумова с другы. И ту видевше новогородци смятошася страхом и трепетом, овии побегоша на поле к Новугороду, а инии назад в город. Бежащих многых исколота, а иных бояр новогородскых и людии много изнимавше приведоша во Тферь» (43, 101).
Из этого рассказа можно заключить, что Михаил Тверской, осознав, какие тяжелые последствия может иметь для него потеря контроля над Новгородом и Торжком, действовал быстро и решительно. Собрав небольшой отряд, он стремительным маршем направился к Торжку.
