Избегая большой войны с Дмитрием Московским, литовские Гедиминовичи выразили свою поддержку Твери не только набегом на Смоленск, но и заключением династического брака. В воскресенье, 9 февраля 1376 года третий из шести сыновей Михаила Тверского Иван женился на дочери литовского князя Кейстута — младшего брата и верного союзника Ольгерда. Старший из братьев Михайловичей, Александр, умер еще в 1357 году. Таким образом, Иван был вторым в династической очереди на трон после другого старшего брата — тоже Александра, носившего прозвище Ордынец.

Учитывая то, что такого рода династическим бракам всегда предшествовали длительные переговоры и споры относительно приданого, можно думать, что обмен посольствами начался задолго до осады Твери. Падение Твери могло разом покончить всё дело. Но итоги осады были неоднозначными. Михаил Тверской отстоял свой трон и свою столицу, однако вынужден был подписать унизительный договор с Дмитрием Московским. В этой ситуации литовский брак должен был укрепить пошатнувшийся престиж тверской династии и воодушевить ее на дальнейшую борьбу с московской экспансией. Гедиминовичи вновь протянули своему тверскому приятелю руку помощи.

Политика не отменяет повседневности. Княжеская свадьба стала большим и радостным событием для Твери. Недавно переживший ужасы осады тверской люд гулял и веселился так, словно начинал жизнь с чистого листа. Но более всех веселился на этой свадьбе отец жениха — выстоявший в одиночку против всей Северо-Восточной Руси тверской правитель. «Тогды бысть радость велика князю великому Михаилу Александровичу», — особо отмечает летописец (43, 113).

Помимо смоленского князя Ивана Васильевича показательной «порке» за дружбу с Москвой подвергся и другой участник тверского похода — князь Роман Семенович Новосильский.

«А потом перед Николиным днем (6 декабря. — Н. Б.) от Мамая приида рать татарьскаа, взял Новосиль» (43, 113).

Новосильское княжество находилось в верховьях реки Зуши — правого притока Оки. (Современный городок Новосиль, районный центр Орловской области, находится в 60 километрах к востоку от Орла.) Выдвинутое далеко в степь, оно располагалось на перепутье и имело большое стратегическое значение. Вместе с соседним Мценском Новосиль закрывал дорогу татарским ратям на Верхнюю Оку и «верховские княжества».

Разбой на морях и на реках, именуемый пиратством, был известен еще в Древнем мире. Гней Помпей прославился тем, что разгромил киликийских пиратов, державших в страхе всё Средиземноморье. На Руси основателями речного пиратства были варяги. Их прямые потомки новгородцы в середине XIV века решили возродить древний промысел. Собравшись ватагой где-то в Подвинье, они летом 1374 года, спустившись вниз по Вятке, отправились в набег на Среднюю и Нижнюю Волгу. Их грозная флотилия состояла из 90 огромных лодок «ушкуев». В каждой лодке находилось 20–25 человек. Не встречая сильного сопротивления, ушкуйники разделились на две партии: одна пошла вниз к Сараю, а другая сухим путем вернулась обратно на Вятку и на Двину (45, 114).

Успех первого набега воодушевил ушкуйников на еще более дерзкое предприятие. Собрав около полутора тысяч «охотников за удачей» и загрузившись в 70 лодок, они другим путем — по рекам Сухоне и Костроме — вышли на Волгу возле Костромы и принялись грабить русские города. В Рогожском летописце этой истории посвящена отдельная повесть «О костромском взятии», замечательная своим подлинным драматизмом.

Тогдашняя Русь не испытывала недостатка в негодяях. Однако зло обязательно должно быть наказано. В этом — главная моральная парадигма русского летописания. Разбойники должны либо раскаяться и уйти в монастырь — либо погибнуть позорной смертью. Гибель всего отряда ушкуйников от рук «бесермен» (астраханских татар) — Божий суд, от которого не спасется ни один грешник.

Мораль этой истории проста и очевидна. Однако автор повести на удивление сдержан по части нравоучительных цитат из Священного Писания. Его рассказ реалистичен и лаконичен. В построении фраз ощутим напряженный внутренний ритм. Это одно из лучших повествований в летописях той поры.

«Того же лета коли князь великии был под Тферию, а в то время пришедше новогородци Великаго Новагорода ушкуиницы разбоиници 70 ушкуев, а старейшина у них бяше именем Прокоп, а другыи Смолнянин, и пришедше взяша град Кострому. Преже выидоша рекою Костромою на Волгу и сташа оплъчившася на брань, гражане же изыдоша из града противу, собрашася на бои, а воевода же у них бяше тоже и наместник Плещеев.

Новогородци же видеша горожан костромич много более пяти тысущь, а самех мало новгородцев с полторы тысущи и разделишася новогородци на две чясти, едину половину отпустиша в таю в лес, они же обоидоша около по можщеелнику и удариша на костромич в тыл, а другая половина удари в лице. Воевода же виде бывшее и убояся, нача бежати, ни сам на них ударил, ни рати своей повелел, но выдав рать свою, покинув град свои, подав плещи, Плещеев побеже. Костромичи же, видевше то, и не бившеся и побегоша и мнози ту на побоищи побиени быша и падоша, а друзии по лесом разбегошася, а иных живых поимаша и повязаша. Новгородци же видеша оставлен град и не брегом и несть ему заборони ни отькуду же и взяша град и пограбиша его до конца, и стоявше в граде неделю целу и всяко скровище изыскаша и изнесоша и всякыи товар изъобретше и поимаша. Не все же товарное с собою попровадиша, но елико драгое и легчайшее, а прочее тяжькое излишнее множаишее в Волгу вметаша и глубине предаша, а иное огнем пожгоша. И множьство народа христианскаго полониша, муж и жен и детии и девиц с собою попровадиша и отьидоша от Костромы и шедше на низ по Волзе пограбиша Новъгород Нижнии и много полона взяша муж и жен и девиц и град зажгоша. И поидоша на низ и повернута в Каму и тамо в Каме помедлиша неколико время и потом выидоша ис Камы и внидоша Камою на Влъгу и дошедше на низ по Вльзе града Блъгар и тамо полон весь христианьскыи попродаша, или костромьскыи, или Нижняго Новагорода, попродаша бесерменом жены и девици, а сами поидоша в насадех по Волзе на низ к Сараю, гости христианьскыя грабячи, а бесермены биючи, и доидоша на усть Влъгы близ моря града некоего именем Хазитороканя (Хаджитархан, современная Астрахань. — Н. Б.) и тамо изби я (их. — Н. Б.) лестию хазитороканьскыи князь именем Салчеи. И тако вси без милости побиени быша и ни един от них не остася, а имение их все взяша бесерменове. И такова бысть кончина Прокопу и его дружине» (43, 113).

Незаурядные литературные достоинства «Повести о костромском взятии» сопоставимы с ее ценностью как исторического материала. Дерзкий рейд новгородцев вызывает целый ряд вопросов и требует осмысления в контексте бурных событий 1375 года.

Итак, в августе 1375 года, когда великий князь Владимирский Дмитрий Иванович Московский стоял с войсками под Тверью, флотилия из семидесяти ушкуев внезапно появилась у Костромы. Ушкуйники спустились по реке Костроме, верховья которой близко подходят к верховьям Толшмы — правого притока Сухоны. Где-то там, на Верхней Сухоне, в новгородских владениях, ушкуйники и построили свою флотилию, которую затем волоком перетащили из Толшмы в Кострому.

На подготовку похода — строительство лодок, набор людей, закупку оружия и продовольствия — потребовалось не менее двух-трех месяцев. Вероятно, всё это началось ранней весной 1375 года.

Успех похода во многом зависел от его неожиданности. Вероятно, предводители ушкуйников распространяли слухи о готовящемся рейде совсем в другую сторону, например — на Вычегду.

Самый интересный для историка вопрос: кто финансировал это отнюдь не дешевое предприятие? И был ли этот поход чисто грабительским, «разинским» — или он имел политическую подоплеку? Известно, что судьи в Древнем Риме в поисках истины любили ставить наводящий вопрос: кому выгодно? Последуем их примеру. Кому выгоден был разгром волжских городов и торговли?