В лесу, на левом фланге русского войска, Дмитрий поставил Засадный полк под началом князя Владимира Серпуховского и своего шурина Дмитрия Боброка. Все эти меры в значительной степени возместили численное превосходство ордынцев.
Однако позиция на Куликовом поле имела и недостатки. Ордынцы неслись на русские полки вниз по склону холма, с юга на север. Солнце светило в лицо русским воинам и ослепляло их. Поднятые несущейся ордынской конницей тучи пыли скрывали неприятеля от русских стрелков. Расположившись в низине, русские не имели высокой точки обзора, с которой можно было вести руководство всем ходом боя.
В любой битве огромную роль играет психологический фактор. Судьба сражения должна была решиться в тот момент, когда лавина ордынской конницы с гиканьем и свистом понесется вниз по склону Куликова поля на расположение Большого полка. Там стояли в пешем строю непривычные к таким атакам «небывальцы» — ополченцы, собранные Дмитрием в Москве и Подмосковье. Среди них в начале боя могла вспыхнуть паника. Увидев несущуюся на них конницу, ополченцы могли дрогнуть и в слепом ужасе побежать назад, к Непрядве, ломая весь строй русского войска и обрекая его на поражение.
Подобно гроссмейстеру, князь Дмитрий тщательно просчитал расположение «фигур» на шахматной доске Куликова поля, свои «ходы» и «ходы» противника. Он предусмотрел этот опасный момент начала сражения и поставил перед Большим полком двойную защиту в виде Передового и Сторожевого полков (175, 51). Укомплектованные опытными бойцами в железных доспехах, эти полки должны были отразить первый натиск татарской конницы. У них было мало шансов уцелеть. Но от их стойкости зависела стойкость Большого полка и в конечном счете — судьба всего сражения.
Бросив на весы победы всё, что имело хоть какой-то вес, Дмитрий прибавил к этому и собственную жизнь. Возможно, пророчество святого Сергия помогло ему решиться на этот непростой для каждого человека шаг…
Вечная жизнь
8 сентября 1380 года, когда рассеялся утренний туман, две армии стали сближаться. Присланный Сергием витязь-инок Александр Пересвет вступил в схватку с татарским богатырем. Он поразил своего соперника, но и сам был смертельно ранен в поединке.
Перед началом сражения князь Дмитрий объехал полки, обращаясь к воинам с кратким словом, содержание которого «Сказание о Мамаевом побоище» передает так: «Отци и братиа моа, Господа ради подвизайтеся и святых ради церквей и веры ради христианскыа, сиа бо смерть нам ныне несть смерть, но живот вечный» (25, 170).
После этого князь подозвал своего любимца Михаила Бренка, велел ему облачиться в свои золоченые доспехи и стать к великокняжескому стягу. И обликом, и ростом Бренко был похож на князя. Издали их трудно было различить.
Сам Дмитрий, невзирая на протесты бояр, поскакал вперед, в Сторожевой полк. Этот полк должен был втянуть татар в рукопашную схватку, помешать им провести свой любимый прием: издалека осыпать противника тысячами смертоносных стрел.
Князь знал, на какое дело он шел. Однако он не думал о смерти. В душе своей Дмитрий ощутил стремительную силу жертвенного порыва. Она подхватила и понесла его, точно пловца на гребне волны. И когда бояре умоляли его не ездить «напереди битися», князь спокойно, почти весело возразил им: «Да како аз възглаголю — братия моа, потягнем вси вкупе съ одиного, а сам лице свое почну крыти и хоронитися назади? Не могу в том быти, но хощу яко же словом, такоже и делом напереди всех и пред всеми главу свою положите за свою братию и за вся христианы. Да и прочий то видевшие приимут с усръдием дръзновение» (25, 126).
Все ополченцы стали свидетелями подвига князя, ставшего в ряды обреченного на гибель Сторожевого полка. Князь выполнил скрепленную благословением Сергия клятву на верность своему «черному люду». И народ не обманул его, до дна испив горькую чашу в кровавом пире Куликова поля.
Отборные витязи Сторожевого полка исполнили свой воинский долг. Погибнув почти до единого, они сумели прикрыть своего князя от смертельного удара. Дважды под ним падал конь. Один раз Дмитрий был ранен сам, однако продолжал сражаться уже в рядах подоспевшего Большого полка. Наконец силы покинули князя. Он едва успел укрыться в дубраве, за поваленным деревом, и там потерял сознание.
Между тем битва продолжалась. Покончив со Сторожевым и Передовым полками, татары столкнулись с плотными рядами Большого полка. Стоявшие здесь московские ополченцы в начале битвы дрогнули, заволновались, увидав несметные полчища Мамая. Иные из них не выдержали и, гонимые страхом, «на беги обратишася». Однако мужество Сторожевого полка и самого великого князя Дмитрия воодушевило их. Теперь они стояли насмерть.
Убедившись, что опрокинуть Большой полк не удается, Мамай перенес основной натиск своих войск на Полк левой руки, оттеснив его к Непрядве. Но тут во фланг татарам ударил Засадный полк под командованием Владимира Серпуховского и Дмитрия Боброка. Внезапный удар русских был так стремителен, что татары дрогнули. Ряды их смешались. И вот уже вся Мамаева рать неудержимо покатилась назад. Близость победы удвоила силы русских. Они дружно преследовали врага, яростно сминая любые попытки сопротивления.
После битвы посланные Владимиром воины едва отыскали Дмитрия. Его привели в чувство. Весть о победе придала князю силы. Он поднялся, сел на коня и вместе с братом поехал осматривать поле сражения. Вид поля был ужасен. Повсюду лежали горы трупов, стонали и кричали раненые. А высоко в небе неторопливо кружили орлы…
Такова была событийная канва сражения. Можно лишь гадать, было ли отступление Полка левой руки заранее намеченным маневром, имевшим целью «развернуть» татар спиной к Зеленой дубраве, откуда готовился удар Засадного полка, или же этот поворот событий был вызван приказами Мамая (16, 66). Но так или иначе, именно удар Засадного полка решил исход сражения. Это позволило некоторым древнерусским писателям — а вслед за ними и историкам — считать главным героем битвы князя Владимира Серпуховского. Что можно сказать на сей счет? Действительно, серпуховской князь был отменным воином. Однако в годы борьбы с Мамаем он был лишь «правой рукой» Дмитрия, но отнюдь не «головой» всего дела. К тому же рядом с 27-летним Владимиром Серпуховским находился многоопытный князь Дмитрий Михайлович Боброк Волынский, который, вероятно, и определил время решающего удара Засадного полка.
Вдали и вблизи
Великое рождается в суете повседневного. Братские могилы на Куликовом поле приняли своих молчаливых гостей. За хмельной чашей князь Дмитрий и его воеводы помянули павших бойцов и порадовались своей удаче. Вероятно, они совсем не думали о том, что скажут о них потомки. А между тем потомки скажут, что они сделали великое дело. Куликовская победа оказала воздействие на весь дальнейший ход русской истории. Глядя на прошлое из будущего, можно сказать, что она была началом конца ордынского господства над Русью. Крупнейшие русские историки сходились на том, что эта победа имела прежде всего политическое значение.
Мамаево побоище, утверждал Н. М. Карамзин, «еще не прекратило бедствий России, но доказало возрождение сил ее и в несомнительной связи действий с причинами отдаленными служило основанием успехов Иоанна III, коему судьба назначила совершить дело предков, менее счастливых, но равно великих» (167, 32).
С. М. Соловьев рассматривал Куликовскую битву в контексте противостояния Европы и Азии. Она должна была «решить великий в истории человечества вопрос — какой из этих частей света восторжествовать над другою?». Победа на Куликовом поле «была знаком торжества Европы над Азиею» (307, 278).
В. О. Ключевский подчеркивал другую сторону события — внутриполитическую: «Почти вся Северная Русь под руководством Москвы стала против Орды на Куликовом поле и под московскими знаменами одержала первую народную победу над агарянством. Это сообщило московскому князю значение национального вождя северной Руси в борьбе с внешними врагами. Так Орда стала слепым орудием, с помощью которого создавалась политическая и народная сила, направившаяся против нее же» (178, 22).
