— Прекрасно, Ваше Высочество! Надеюсь, это послужит хорошим уроком тем, кто желает оспорить ваши права! — произнёс Ариат и демонстративно похлопал в ладоши. Собравшиеся вампиры тут же последовали его примеру. Однако, искупав Юфемию в аплодисментах, они выжидающе уставились на неё. Она с недоумением воззрилась на Ариата, надеясь понять, с чего вдруг ей досталось столько внимания.

— Они ждут вашего приказа, моя принцесса, — пояснил он. — Скажите им, как следует поступить с прочими виновными. Но помните, милосердие здесь никто не оценит.

Сжав до хруста костяшек в руке кинжал, Юфемия напрягла свою память. Вот только вместо готовых ответов из свода правил, в голове всплыла отвратительная сцена в борделе. Похотливые, сальные и мерзкие взгляды, направленные на неё, пробуждали скрытую ярость.

— Оскопить, отрубить руки и выколоть по одному глазу каждому! — выплюнула она свой приговор, искренне надеясь, что ей не придётся смотреть на его исполнение. Вампиры усмехнулись и потянулись за клинками.

— А у вас есть вкус, моя принцесса, — подойдя к ней, прошептал Ариат.

Юфемия нервно вздрогнула и вновь уставилась в пол, в ожидании новых душераздирающих криков. Однако судьба, наконец, смилостивилась на ней.

— Пойдёмте, Ваше Высочество, эта чернь не стоит более вашего внимания. — Он подхватил её за руку и вывел прочь из камеры.

Крики донеслись ей вслед, но она заставляла себя держаться, тщетно пытаясь унять дрожь. Но едва Юфемия оказались в коридоре, силы окончательно покинули её. Ноги подкосились, а из рук выпал кинжал. Осознание всего произошедшего ужаса тяжёлой волной накатило на неё, и она не смогла сдержать вновь поступившую тошноту.

Упав на колени, она радовалось только тому, что в коридоре не было света, а в пыточной камере, заполненной криками и стонами, никто, кроме Ариата, не мог слышать и уж тем более видеть её слабость. Переживать же о том, что подумает о ней супруг, она уже не могла. Лишь уповала на то, что совершенного хватит для того, чтобы не получить от него презрения. В конце концов, женщин Бэрлока никогда не учили убивать или истязать кого-либо.

Он молчал и терпеливо ждал. Когда позывы стали реже, Ариат склонился к ней и помог встать. Излучая надменное равнодушие, он проводил её до покоев, и, лишь остановившись перед дверьми, наконец, заговорил.

— Я приготовил вам награду за ваши труды. — Его голос прозвучал мягко и немного снисходительно.

Юфемия озадаченно поглядела на него, но вместо пояснений он толкнул дверь. Створка отлетела в сторону и с грохотом ударилась о стену. Грохот потревожил застывшую у порога фигуру. Юфемия напряглась, увидев в комнате незваного гостя, укутанного в тёмный походный плащ. Но стоило незнакомцу обернуться и сбросить себя капюшон, как сердце тут же бросилось вскачь.

— Матушка! — воскликнула Юфемия и бросилась к ней в объятья.

Рениса:

Второй день после свадьбы, пятнадцатый день после исчезновения короля Дамиана

Скромный солнечный луч, словно высунувшаяся из норки мышь, осторожно пробрался в комнату. Высветлив тонкой полосой крышку старинного комода, он замер в нерешительности. Любопытство и тяга к движению не давали ему покоя, и вот, немного осмелев, тот сбежал вниз к ворсистому ковру. Взбудораженные от его появления пылинки принялись суматошно танцевать. Возникшая кутерьма забавляла. Луч благостно млел, наблюдая за ними, а его свет ширился, постепенно заливая комнату, пока не добрался до массивной кровати. Скользнув по вороху простыней, он устремился к стене, попутно пробежав по мирно спящему лицу, после чего уткнулся в резную спинку. Встревоженные им ресницы затрепетали, сбрасывая с себя паутину сна. Ноздри втянули утренний прохладный воздух, в носу защекотало.

Рениса громко чихнула. Остатки сна мгновенно улетучились. Распахнув глаза, Рениса уставилась в незнакомый потолок. Секундное замешательство сменилось воспоминаниями о вчерашнем дне: недовольство матери, гадкие слова, брошенные в спину, раздражающая свадьба и, наконец, осознание простых истин. Ощутив лёгкое разочарование (всё же она смела надеяться получить от новоявленного супруга больше внимания), Рениса поднялась с кровати. Босые ноги утонули в мягкости ковра, а затем прошлёпали по прохладному деревянному паркету к большому окну. Рениса с возрастающим интересом принялась разглядывать пейзаж. Внизу расположился заснеженный ухоженный сад. Аккуратно подстриженные кусты, обрамлявшие просыпанную жёлтой каменной крошкой дорожку, гнулись под тяжестью снега. Лишь несколько алых листочков, сохранившихся на нижних ветках, всё ещё трепетали на ветру. Чуть вдали от кустов стройным рядком расположились гордо распушив голубую хвою карликовые ели, но стоило посмотреть вдаль, как взгляд упирался в лазурную гладь застывшего оледеневшего моря. Рениса поморщилась: вид за окном не сильно её вдохновил.

Она отвернулась и вновь принялась изучать выделенные ей покои. Ближайшая дверь вела, как и ожидалось, в просторную уборную, в центре которой красовалась похожая на огромную ракушку ванна. Пообещав устроить себе купание ближе к вечеру, Рениса направилась к следующей двери.

И снова интуиция её не обманула. Это был просторный гардероб, вот только он оказался практически пустым, если не считать несколько сиротливо висевших платьев. Два из них, тёмно-зелёное и нежное ультрамариновое, судя по незатейливому крою, походили на повседневные. Третье же, ажурное и блестящее, из невесомое демонической ткани, похожей на паутину, несмотря на свою нарочитую откровенность, казалось более официальным. Рениса выбрала тёмно-зеленое и, примерив, сочла его весьма удачным. Ткань приятно льнула к телу, фасон выгодно дорисовывал необходимые округлости за счёт драпировки. Покрутившись перед зеркалом, Рениса нашла себя в новом наряде вполне милой и не такой бледной и нелепой, как обычно. Изучив многочисленные ящики и полки, она вскоре отыскала подходящие платью мягкие туфли, очаровательные серьги и несколько прелестных шпилек, которые мгновенно превратили забранные в небрежный пучок волосы в подобие приличной причёски. Удовлетворённая своим видом, Рениса, наконец, вернулась в спальню и затем неспешно подошла к последней двери.

Любопытство поутихло, а из ожиданий оставался разве что крохотный интерес к меблировке. Однако, толкнув дверь, Рениса не смогла сдержать возгласа удивления. Последней комнатой оказалась отнюдь не гостиная, а мастерская! Её личная художественная мастерская! Несколько мольбертов, удобные столики и несколько стульев, и, конечно, тянущиеся от пола до потолка полки с баночками краски, маслами, лаками, наборами кистей, палитрами и прочими необходимыми инструментами для рисования. Рениса едва не пищала от восторга, не в силах поверить, что Аулус всё это устроил именно для неё! Она, как заведённая, забегала по комнате. Ей необходимо было дотронуться до каждой мелочи, чтобы окончательно убедиться, что всё виденное не сон и растворится от прикосновения, как иллюзия. Однако ничего не исчезло, и от того сердца наполнялись всё большим счастьем. Ренисе не терпелось приступить к работе, вот только разбежавшиеся, словно вспугнутые тараканы мысли, никак не желали сосредоточиться на чём-то одном. Она то хваталась за кисть, то тянулась к сангине и пастели, а потом, так и не решившись на что-то, вновь брала в руки карандаши. Ей хотелось всё и сразу: мазнуть кистью по заботливо натянутому холсту, разбросать капли акварели на тончайшей рисовой бумаге, позволяя им самим задать настроение будущего рисунка, сделать несколько небрежных штрихов на тонкой деревянной пластине.

Рениса ещё долго металась от мольберта к мольберту в нерешительности, и потому не сразу расслышала стук в дверь. Лишь когда лёгкие удары превратились в настойчивые, она очнулась. Подскочив к двери, Рениса нервно облизала губы и оправила платье. Тщетно пытаясь унять лихорадочные мысли, она натянула на лицо приветственную улыбку, после чего, наконец, открыла. Уголки губ сами сползли вниз, когда вместо Аулуса за порогом оказался незнакомый худощавый демон. Он вежливо поклонился, после чего любезно произнёс: