Только на женской половине дома жизнь шла по заведенному порядку, ничто не нарушало ее векового однообразия.
В армянской семье женщины изолированы от мужчин, они мало общаются с ними, не принимают участия в их разговорах, не знают, какие мысли и дела занимают мужчин. Круг интересов женщин ограничен хозяйством и домашними заботами. Поэтому им ничего не было известно о тех разговорах, которые велись в ода. Ода старосты — этот своего рода деревенский клуб — недоступен женщинам.
— Если мы вовлечем в наше дело женщин, то победа, безусловно, будет за нами… — часто говорил Салман.
— Пока еще рано, — отвечал Вардан, — сперва надо заняться их просвещением.
— Ничего нельзя изменить в жизни народа без участия женщин, — убеждал его Салман. — Главная причина закоснелости нашего народа в том, что женщина не играет никакой роли в обществе. Эта могучая сила напрасно пропадает в четырех стенах. Если мы хотим взяться за дело просвещения нашего народа, надо начинать с женщин. В этот раз я исходил вдоль и поперек всю Армению и повсюду внимательно присматривался к женщинам-армянкам. Мои наблюдения привели меня к утешительным выводам: насколько мужчина подпал под влияние турок, насколько он обезличен и утратил национальные черты, настолько женщина сохранила девственную чистоту души и нравственность. Нет худа без добра: женщина страдала и дичала, но не утратила национальных черт. Это великое дело. Если мужчина, общаясь с магометанами, зачастую подпадает под их влияние, то женщина, не подвергаясь этому влиянию, сохраняет свою национальную самобытность. Таким образом невольно соблюдается частичное равновесие: то, что теряет мужчина, восполняет женщина. Это видно даже в мелочах. Отвращение женщины к магометанству доходит до фанатизма. Все, что делается руками магометанина, она считает оскверненным: мясо заколотой им скотины, заквашенный сыр, выпеченный хлеб. Мужчина не столь разборчив. Я слышал сотни историй о том, как девушки и женщины, похищенные мусульманами, спасались бегством или кончали жизнь самоубийством. Среди мужчин это случается значительно реже.
Но есть другое обстоятельство, более важное. Во многих местностях, особенно в городах, у мужчин армян вошло в привычку говорить по-турецки. Но я не встречал ни одной армянки, которая бы знала этот язык или говорила на нем. В армянской семье хранителем родного языка является женщина. Она учит ему своих детей. Влияние ее распространяется и на окружающих: работающие в армянских семьях курды говорят на армянском языке.
Женщина сохранила язык, национальность и нравственные устои семьи. Она является тем богатейшим материалом, из которого мы можем творить чудеса.
В последние дни Салман не раз беседовал с Варданом на эту тему. Но, несмотря на его похвалы в адрес женщин армянок, невестки старика Хачо не очень-то его жаловали. Не зная Салмана, они не сумели оценить его душевных качеств, хотя внешность юноши была настолько незаурядной, что могла привлечь внимание любой женщины. Но вкусы бывают разные, и женщины по-разному ценят достоинства мужчин. Во многом это зависит от того, к какому сословию они принадлежат. Поэтому не удивительно, что невестки Хачо отдавали предпочтение Вардану.
Однажды во время полдневного отдыха в одной из комнат дома Хачо собрались все его снохи: одна трепала шерсть, другая пряла, третья ткала на станке красивый цветастый ковер, четвертая шила детское платье, — ни одна из них не сидела без дела.
Разговор зашел о Салмане.
— Сара, — обратилась к своей золовке молоденькая Паришан. — Что этот человек делает в нашей деревне?
— Говорят, хочет школу открыть, — ответила Сара.
— Он же не дьякон, — удивилась Паришан, которая считала, что обучать детей могут только священнослужители.
— Он стамбульский дьякон, — сказала Сара.
— А коли так, почему он не несет службу в церкви?
Сара сказала первое, что ей пришло на ум:
— Он не такой дьякон, как другие.
Вмешалась жена Апо, красавица Маро:
— Муж говорил, что он будет обучать и девочек.
Слова Маро вызвали общий смех.
— Зачем девушке грамота? Ведь ни священником, ни епископом она не будет, — наставительно заметили ей.
Одна из женщин обратилась к маленькой Назлу:
— Слышишь, Назлу, скоро ты будешь ходить в школу и учить азбуку.
Назлу была дочкой Айрапета. Она смело ответила:
— Ну и что ж, буду учиться. Потом пойду в церковь, надену стихирь и, как мальчик, буду петь молитвы.
— Чтоб ты сгинула, только этого еще недоставало! — прикрикнули на девочку.
Паришан, которая затеяла этот разговор, заметила:
— Хватит с нас и дьякона Симона, зачем нам новый учитель! Небось далеко ему до дьякона!
— Конечно, дьякон Симон — человек ученый, но вся беда в том, что стоит ему выпить, он тут же рукам волю дает, — сказала Сара. — Разве не помнишь, как он избил сына нашего соседа Каспара? Мальчика пришлось на руках принести домой, и бедняжка через два дня отдал богу душу.
— Дьякон Симон не виноват: если ребенка не побьешь, то не научишь его уму-разуму.
Эти разговоры были вызваны тем, что Салман в последние дни вел переговоры с крестьянами о постройке двух школ — одной для девочек, другой для мальчиков. Он объяснил, что обучение будет бесплатное, обещал пригласить учителей и снабдить школы книгами и учебниками. Но все даровое внушает крестьянину подозрение. Требовалась большая настойчивость, чтобы сломить предубеждение крестьян, — они привыкли к тому, что обучение детей находится в руках священников и дьяконов, и поэтому почитали за грех довериться такому человеку, как Салман, который не посещал церковь и, по слухам, даже не соблюдал постов.
Старик Хачо, во многом не соглашавшийся с Салманом, на этот раз поддержал его. Как староста, он сумел повлиять на крестьян, и Салману выделили облюбованный им для строительства школы участок земли.
Наконец приступили к делу и вырыли котлован. Но вот произошло нечто неожиданное: однажды утром было обнаружено, что крестьяне, сговорившись, засыпали ночью котлован землей. В этот день никто из них не вышел на работу, хотя Салман повысил дневную оплату.
Что же произошло?
Из разговора, который вели между собой невестки Хачо, читатель уже узнал, что в деревне О… был некий дьякон Симон, обучавший детей грамоте. Это обучение сводилось к тому, что в зимнее время он собирал детей в хлеву и читал им псалмы и церковные книги, а весной, с началом крестьянских работ, отпускал их. За лето и осень дети успевали все перезабыть.
Дьякон Симон, зять приходского священника Тер-Марука, был отъявленный пьяница и скандалист. Поскольку открытие новых школ наносило ему явный ущерб, он восстановил против Салмана священника, и достаточно было одного слова отца Марука, чтобы разжечь фанатизм крестьян и сорвать всю затею. В своей проповеди священник назвал Салмана «фармазоном», заявил, что он безбожник и совратит с пути истинного всех детей. Он с жаром доказывал, что обучать девочек грамоте грешно, что неспроста мудрец Соломон проклял всех женщин за то, что одна из них велела отрубить голову Иоанну Крестителю. Свою речь он подкрепил примерами из священного писания: причиной смерти пророка Самсона, сказал он, была тоже женщина. Известно, что Ева сгубила Адама и он по ее вине был изгнан из рая. Приведя немало подобных доказательств, священник утверждал, что учить девочек грамоте вредно, так как, постигнув науки, они могут превратиться в дьяволиц.
К дьякону Симону женщины относились с большим почтением: он писал для них заклинания на бумажках, ворожил, предсказывал судьбу. Поэтому они и подстрекали своих мужей поддержать дьякона, чтобы он не лишился куска хлеба.
Священник и дьякон Симон, объявив войну Салману, обрели союзника в лице Томаса-эфенди, который был ярым противником школ, образования и всего того, что имеет отношение к просвещению. Он поддерживал дьякона еще и потому, что тот был его бесплатным писарем, вел его счета, а в пору жатвы ходил вместе с ним и с его стражниками по деревням, собирая с крестьян десятую долю урожая.
