Фельдшер довольно улыбнулся, а отставной вояка громко заржал. Он, наскучавшийся на больничной койке, следил за происходящим с огромным интересом.

Прошка, злой и покрасневший, выскочил из палаты прочь. Следом вышел фельдшер, на пороге он обернулся и сказал Егору:

— На кухню загляни, тебя повара покормят, я предупрежу.

— Рассказывай, — нетерпеливо попросил Павел, приступая к еде.

Егор порадовался его аппетиту, знать, на поправку идёт. Всего рассказывать он, разумеется, не стал. Рад был, что Павел коня золотого за горячечный бред считает. А вот про то, что следователь будет монастыри проверять, упомянул.

— Вот! — торжествующе произнёс Павел и поднял вверх указательный палец. — Даже бывалый следователь поверил, что человек может раскаяться. А то папенька меня всё в наивности попрекает.

Заслышав в последней фразе обиду, похожую на детскую, Егор сказал:

— Так не со зла же он. О вас, Павел Петрович, печётся, чтоб сына любимого никто не обманул.

Как и накануне, лёгок на помине, в палату вошёл Пётр Фомич. Егор и ему повторил рассказ о поездке к курганам со следователем.

— Так что, прав я, папенька, что Данилу отпустил, — сказал Павел.

— Не говори гоп, Павлуша, пока не перепрыгнешь, — ответил ему отец. Затем повернулся к Егору. — Ах, чуть не забыл. Ты зачем, Егорша, Прошку моего забижаешь?

— Нажаловаться успел, — с усмешкой произнёс Павел.

Пётр Фомич остановил открывшего, было, рот Егора и продолжил со смешком:

— Ну да ладно, Прошке не помешает спесь-то убавить. Ты, Егор, ступай, отдохни. Я у Павлуши часика два побуду.

Первым делом Егор отправился на больничный двор. Сторож, как обещал, всё сделал. Пролётку в дальний угол поставил, лошадей отвёл к коновязи, заполнив кормушку сеном. У распахнутых ворот стояла двуколка, запряжённая вороной кобылкой.

— Это наш доктор с Семёном поедут к тем больным, что на дому лечатся, — сказал сторож, кивая на двуколку. — Ты на кухне ещё не был? Можешь с чёрного хода зайти.

На кухне Егора встретили приветливо, тем более, здесь находилась и сестра Анна.

— Тоже позавтракать выбралась, — сказала она Егору и улыбнулась. — Дежурство беспокойное выдалось, только освободились.

Они вместе поели оказавшуюся вкусной и наваристой кашу, а за чаем разговорились. Анна оказалась из семьи разорившихся дворян, бездетная вдова, до недавнего времени проживала у старшей сестрицы. Имущество да домик её муж в карты проиграл, после чего и застрелился. Как только узнала о том, что набирают для больниц сестёр милосердия, сразу туда подалась.

— Тяжело, небось, сутками работать? — спросил Егор.

— Зато куском хлеба никто не попрекнёт, да мужем непутёвым. Крыша над головой пока есть. Мне ведь комнатку в доме для больничной обслуги выделили, — ответила Анна.

— Ничего, вы молодая, замуж выйдете, деток народите. У меня вон маменька постарше будет, а парнишку ждёт, — сказал Егор, стараясь немного её утешить.

— За вдовами без гроша за душой очередь из женихов не стоит, — произнесла сестра Анна, — но спасибо на добром слове.

— А ведь дело парнишка говорит, — вмешалась дородная повариха. — Рано тебе, Аннушка, себя хоронить. Вот увидишь, воздастся тебе за доброту твою.

Повариха с одобрением посмотрела на Егора и выдала ему из своих запасов кусок пирога с капустой.

— Вкусно, словно маменька готовила, — сказал он довольной похвалой женщине.

Когда Егор вернулся, Павел и его отец о чём-то спорили. Павел, даже воскликнул, в сердцах:

— Жениться бы вам, папенька, чтобы не меня одного заботой давили!

— Нет, каков? Чуток оклемался, и я его заботой давлю! Слово моё твёрдое: на следующий год никаких курганов, полушки под это дело не дам! — заявил Пётр Фомич. Затем, слегка остыв, добавил: — Насчёт женитьбы я уж думать перестал. Девицу сам не хочу, а вдовушку подходящую, поди, найди. Егор, ты вещи Игната собрал?

— Всё собрал, Пётр Фомич, — ответил Егор.

— За телом его после обеда родители приедут, передам. Да на похороны денежку. Павлуша говорил, живут они бедно. Ты меня в нужный околоток отвезёшь, неудобно к покойницкой на тройке подъезжать, — распорядился Пётр Фомич.

— Папенька, я с вами, — сказал Павел.

— Лежи уж, болезный, — отмахнулся отец. — Тебе лучше им на глаза не показываться, припомнят ещё, кто Игната в эту экспедицию сманил.

— Ну, папенька, — возмущённо протянул Павел.

Они какое-то время пререкались. Сосед по палате изредка поглядывал на отца с сыном из-за читаемой газеты «Губернские ведомости». Егор присел на стул, оставленный с прихода полицейских.

В палату вошла сестра Анна с небольшим подносом в руках.

— Павел Петрович, вам порошок пора пить.

Она поставила поднос на тумбочку. Ловко высыпала лекарство из пакета в ложку, протянула Павлу и дала стакан воды — запить.

— А мне, сестричка, разве не положено? — спросил отставной вояка, откладывая газету и лихо подкручивая ус.

— Нет, Михайла Иванович, доктор сказал, что лекарств вам больше не нужно, на следующей неделе гипс снимут, — ответила сестра Анна и, захватив поднос с опустевшим стаканом и ложкой, вышла из палаты.

— Приятная дама, — сказал Пётр Фомич. — Хорошо, Павлуша, что она за тобой ухаживает.

Егор собрался с духом и сказал:

— Простите, Пётр Фомич, вы говорили подходящих невест не отыскать. А чем сестра Анна плоха? Дворянка из обедневших, вдова, молодая, на лицо приглядная, разве что без приданного.

Отставной вояка задумчиво протянул:

— Вдова, значит. — После чего обратился к Егору: — Егорша, не в службу, а в дружбу, помоги до умывалки дойти. Давно не брился, оброс, надо бы себя в порядок привести. А ты мне костыли подержишь, бритву подашь.

— Отчего не помочь, — согласился Егор, пряча улыбку.

Он взял футляр с лезвием и мешок с умывальными принадлежностями. Отставной вояка попрыгал на костылях с самым независимым видом. Каждый имеет право привести себя в должный вид. И симпатичная вдовушка тут вовсе ни при чём.

Следователь Василий Степанович Межагин появился в больнице через два дня, после того, как они с Егором вернулись от курганов. За эти два дня Павлу значительно полегчало, он стал проявлять больше интереса к окружающему. Вместе с Егором они наблюдали, как Пётр Фомич и сосед Павла по палате пытаются ухаживать за сестрой Анной. Первый открывал перед ней дверь, второй отпускал комплименты. Получалось у обоих слегка неловко и неуклюже. Но самым забавным для зрителей и вызывающим огорчение у незадачливых кавалеров было то, что Анна или не замечала ухаживаний, или не придавала им значения.

Когда дверь в палату стала приоткрываться, Пётр Фомич встал с кресла, а отставной вояка пригладил рукой шевелюру. Появление следователя их разочаровало, они-то ожидали сестру милосердия.

Василий Степанович в идеально сидящей новенькой форме, гладко выбритый, казался бы младше своих лет, если бы не умудрённый взгляд. Наверное, именно такой взгляд и бывает у тех, кто смерти своей в глаза посмотрел.

Он поздоровался с присутствующими, присел на предложенный Егором стул и многозначительно посмотрел на отставного вояку. Михайла Иванович взял костыли и бодро попрыгал к выходу из палаты, со словами:

— Пойду-с, прогуляюсь. Погодка нынче чудесная.

Пётр Фомич вновь опустился в кресло и с тоской посмотрел вслед отставному вояке, догадываясь, кого тот отправился искать. Сам же уйти он не мог, ведь следователь пришёл по делу его сына.

Сообщив, что беглый маровщик пока не найден, а драгоценности нигде не всплыли, следователь добавил:

— Ближние монастыри мои люди проверили. В Чуркинскую Пустынь я отправлюсь сразу, как начальство транспорт выделит. Будь моя воля, сегодня бы выехал, в трактире в Чернодолье переночевал и после заутренней в монастырь бы поспел. Сразу хочу предупредить, Павел Петрович, если беглый Данила в монастыре найдётся, всё украденное вернуть не получится. Придётся часть оставить в виде пожертвования.