Он достал из-под козырька картуза свёрнутые бумаги и протянул деду. Тот развернул и вернул обратно со словами:

— Прочти, что за дом-то.

Егор прочёл, поясняя, что если какой бобыль или вдовица бездетная помрут, дома их барину бывшему отходят, если родни нет.

— Вот мне дом Фоки-бобыля и подарили, — сказал он. — Ежели жениться надумаю, есть куда жену привести. Вон, дядька Архип в гости звал, с его дочкой знакомиться.

— Как жениться? Ты ж дитё ещё, — ахнула маменька.

— Небось, девка-то черна да смугла, чисто цыганка, ежели в батьку пошла, — поддержала бабушка. Обнявшись, обе запричитали.

— А ну, цыть! — рявкнул дед, стукнув кулаком по столу. — Растрещались, сороки! Архип-кучер зажиточно живёт, от людей уважение имеет, с таким и породнится не грех. Если девка Егорше приглянется, сватов зашлём, а к Покрову и свадебку справим.

— Тут ещё бабушка надвое сказала, — возразил Егор. — Вдруг я девице не по нраву придусь.

— Что это не по нраву? — встрепенулась маменька. — Ты нынче у нас жених видный: дом, надел, конь.

— Мы на свадьбу телушку да курочек подарим, — поддержал жену Егоров отец.

Даже бабушка согласно закивала, смирилась, что сын к жене прислушивается, а не учит кулаками в дело и без дела. А как не смириться? Угрозу Ворожеи, что лишит того силы мужской, если на беременную жену руку поднимет, она лучше сына помнила.

Вскоре подошли соседи. Общими усилиями стол от еды ломился. Но поужинали быстро, не терпелось всем рассказ Егоров послушать. Егор и рассказал, ту часть, что можно было. О том, что на самом деле произошло, мог он поведать лишь одной Ворожее. Её, к слову, тоже позвать хотели, да Егор вовремя вспомнил, что Пётр Фомич за ней послал, чтоб Павла лечить. «Заеду перед тем, как к дядьке Архипу в гости отправиться», — решил Егор.

И без тайных подробностей рассказ всех так увлёк, что забыли коров из стада встретить. Опомнились от недовольного мычания. Коровы дошли-то сами, да в ворота запертые уткнулись. Только тогда спохватились гости, расходиться стали.

После того, как маменька корову подоила, налила Егору целую кружку парного молока и вручила краюху хлеба.

— Да сытый я, маменька, — попробовал отказаться он.

— Отъедайся, сынок, вон как отощал, одна кожа да кости, — сказала маменька с таким вздохом, словно сына несколько лет дома не было.

Пришлось Егору послушаться. Думал, на сытый желудок плохо засыпать будет, но только добрался до любимой лавки, тут же уснул. На этот раз никаких снов Егор не видел. Встал он утром бодрым, но с чувством, что чего-то не хватает, так привык к необычным сновидениям.

В церкви на воскресную утреннюю службу собралось почти всё село. На Егора смотрели с уважением, шутка ли, барчонка от смерти спас, следователю помог. Даже девицы, что мавкиным женихом дразнили и как от чумного шарахались, стали приглядываться да глазки строить. И это они ещё о доме, Петром Фомичом Егору подаренном, не знали. Про этот подарок дед Егоров велел пока никому не сказывать, боялся, что сглазят удачу внука. В другое время Егор бы такому вниманию порадовался, а тут даже не заметил, мыслями был уже у Ворожеи да у дядьки Архипа.

Сразу, как со службы вернулись, Егор в гости отправился, верхом, прихватив сумку с подарками. Маменька до ворот проводила, вслед перекрестила, слезу утёрла. Вот и вырос её старшенький.

Подъехав к дому Ворожеи, Егор соскочил с коня. Откуда-то из под крыльца выкатился толстый щенок и принялся звонко лаять.

— Ишь, какой грозный! Доброе утро, тётушка, — сказал Егор вышедшей на крыльцо Ворожее.

— Славного ты сторожа мне присоветовал, Егорша, — ответила та и пригласила войти. — Пойдём, почаёвничаем, самовар уж поспел. Коня вон, к перилам привязать можешь. Тихо, Соколко, свои.

Щенок лаять перестал, опасливо косясь на жеребца.

Егор накинул повод на перила и вошёл в дом. На столе пыхтел расписной самовар, высились горой в плетёной корзинке пирожки, источал цветочный аромат мёд в крынке. Иконы не были завешены, перед ними горела лампадка. Егор снял картуз и перекрестился на красный угол, затем спросил:

— Как там Павел Петрович?

— Поправляется, вовремя ты его в больницу доставил. Что смотришь? Я хоть и знахарка, помощи докторов-фельдшеров не чураюсь, — сказала Ворожея и, кивнув на подоконник, заставленный бутылочками с настоями, продолжила: — Вон, травки для Павлуши заварила, к вечеру настоятся. Да ты присаживайся, сейчас чаю налью.

Ворожея налила свежезаваренный чай в тонкие фарфоровые чашки. Их и брать-то в руки страшно стало.

— Тётушка, может, мне в кружку нальёшь? Вдруг разобью, — произнёс Егор.

— Не разобьёшь, а коли и так, то на счастье, — успокоила Ворожея.

Егор спохватился и вытащил из заплечной сумы гостинцы.

— Прими подарочек, тётушка, не побрезгуй.

— Ох, спасибо! Охоча я до тульских пряничков. Всегда, как на ярмарку выбираюсь, покупаю, — воскликнула Ворожея. Она выложила пряник на стол, повязала подаренный платок концами назад и добавила: — Ну, рассказывай о приключениях своих.

И Егор всё, как на духу, выложил. И про сны странные, и про коня золотого, и про путешествие во времена стародавние, не забыл про кикимор и коней болотных. Упомянул про призрак монахини в больнице и про явление преподобного старца.

— Выходит, правду карты сказали, — задумчиво протянула Ворожея. — Что касаемо коня золотого, вот почему я понять-то не могла, когда воск вылился, живой он будет или нет. Не подумала, что дух может в золотую статую вселиться. Вот к чему мавкино предупреждение было, какого ты не послушал. Слава Богу, всё к лучшему получилось.

— Тётушка Ворожея, неужели я теперь призраков видеть буду? Сны вещие? — с тревогой спросил Егор, после того, как они по две чашки чая выпили.

— Вот что я думаю, Егорша, — сказала Ворожея после недолгого молчания, — покажутся тебе лишь те, у кого дела земные не закончены. А таких не много. Насчёт снов не скажу, о том не ведаю. Да, раз к слову пришлось, Ульянку маменька её отмолила. Она к тебе точно больше не явится. Что ещё сказать хочешь, да не решаешься?

Задав этот вопрос, Ворожея посмотрела на Егора проницательным взглядом.

— Хотел, чтоб ты мне карты раскинула на встречу предстоящую, да передумал. Будь, что будет! — признался Егор и пояснил: — Меня кучер Петра Фомича, дядька Архип в гости зазвал. С дочкой познакомить хочет.

— Смотри-ка, подросла егоза, — с улыбкой произнесла Ворожея. — Езжай, вдруг и впрямь — судьба твоя. А ежели сомнения охватят, меня знаешь, где найти.

Тепло распрощавшись с Ворожеей, Егор поехал в Семёновку.

В Семёновке Егору бывать доводилось. Потому он легко отыскал нужную улицу, их в деревне всего-то три и было. В конце улицы располагались дома богатые, добротные, окруженные заборами с тесовыми воротами.

Неподалёку от этих домов стоял колодец, там девица воду набирала. К Егору стояла она спиной, но что-то неуловимо знакомое было в стройной фигуре и чёрной косе до пояса. «Нет, этого не может быть», — пронеслось в голове у Егора.

Девица перестала крутить ворот, подхватила колодезное ведро и наклонилась к своему, повернувшись в пол-оборота. С шеи свесился очень хорошо знакомый Егору пятак.

Егор словно слетел с Сивки и кинулся к девице с криком:

— Матрёнка!!!

От неожиданности девица выпустила из рук ведро, то полетело в колодец, звеня разматывающейся цепью. Раздался глухой всплеск. Девица обернулась, и Егор стал, как вкопанный, не в силах слова вымолвить.

— Обознался ты, парень. Меня с рожденьица Василисой кличут.

Но Егор уже и без этих слов понял, что девица — не Матрёна. Тоже черноволоса, глаза синие, но сама повыше, да пофигуристей будет. Да и медальон всего лишь медный кругляш, который, может, и был когда монетой, но от времени все цифры и буквы стёрлись.

— Прости, Василиса, но уж больно ты со спины на знакомую мою похожа, — сказал Егор, опомнившись. — Давай, помогу. Я напортачил, мне и исправлять. Подержи.