— Вижу, — буркнул Егор и натянул поводья, останавливая лошадей, — Тпру.

Лошади встали, золотой конь тоже остановился, как вкопанный. Вот сейчас его запросто можно было принять за скульптуру, отлитую из золота.

— Что происходит? — спросил следователь, не отводя глаз от коня.

— Из пролётки ни шагу, — скомандовал Егор, спрыгивая с облучка.

Он подошёл к золотому коню, встал перед ним и, глядя в рубиновые глаза спросил:

— Чего надобно-то?

Конь склонил морду и ткнулся ей в висящий на поясе кинжал, тот, что Чудинко выдал перед походом на Сарай-Берке.

— Значит, то, что из времён стародавних взято, туда и вернуться должно, — догадался Егор. Он снял пояс с ножнами и, с сожалением, протянул коню. — Забирай.

Тот опустил морду, и пояс с ножнами и кинжалом втянулись в него, словно растворяясь в золоте. Следователь вскрикнул от неожиданности. Конь повернул голову в его сторону. В рубиновых глазах начал разгораться яростный огонь, из ноздрей пошёл дым. Егор взял голову коня обеими руками и повернул к себе, затем строго сказал:

— Даже не вздумай! Это государев человек, здесь по служебным надобностям. Он мары не разоряет, а ловит душегубов да жульё всякое. А ты ступай, солнце-то почти закатилось.

Золотой конь слегка толкнул мордой Егора в плечо, видать, попрощался и поскакал в сторону заходящего солнца. Хоть Егор и предполагал, что появится волшебная дверь, но всё равно вздрогнул, когда она появилась. На той стороне высоко светило солнце, играя лучами на золотых домах Сарая-Берке и статуе золотого коня, одиноко стоящей перед его воротами. Конь запрыгнул в проём и дверь пропала. Только степь, горизонт и заходящее солнце.

Егор вернулся к пролётке. Следователь сидел неподвижно, лишь шевелились губы в тихой молитве:

— Господи, Боже, помилуй мя… — переведя взгляд от степи к Егору, он спросил: — Так кто ты таков, Егор Архипов?

Следователь ждал ответа, глядя на Егора пристально, растерянно и с небольшой опаской. Вид он имел ошарашенный и потерянный. Похоже, его неверие во всякие россказни и бабкины сказки разбилось об увиденное собственными глазами.

Егор подошёл к пролётке, встал напротив следователя и сказал:

— Человек я, ваше благородие. Вот. — В доказательство вынул из под рубахи крестик на крученом шнурке, затем добавил: — Так уж вышло, что наградила меня мавка печатью своей. Теперь меня никакая нечисть не тронет.

— А этот?.. — начал вопрос следователь и запнулся, переведя взгляд к горизонту. Кадык его нервно дёрнулся.

Егор тоже посмотрел в ту сторону. Солнце почти зашло. Он сразу понял, о чём, вернее, о ком, вопрос, потому ответил:

— Конь-то? Да тоже нечистый дух. Его в золотой статуй колдуны басурманские призвали. Давно, ещё во времена ордынского нашествия.

Следователь, который слегка опомнился и принялся мыслить здраво, пробормотал:

— Вот почему маровщик с одного удара убит, а след такой глубокий, — затем, решительно тряхнув головой, сказал: — Но в протоколе я отмечу, что виной обычная лошадь. Ты, Егор, тоже своих прежних показаний держись. Сам понимаешь.

— А то, — ответил Егор. — Ежели я о золотом коне расскажу, а вы в документах подтвердите, нас быстренько в Жёлтый дом запихают. Будем на соседних койках привязанными лежать. Вот одного понять не могу, чего это аспид золотой на вас, ваше благородие, так взъярился? Вы курганы-то не разоряете.

Следователь передёрнул плечами и сказал:

— Выходит, Егор, ты не только хозяина своего, но и меня спас. Когда конь золотой на меня посмотрел, я смерть свою в его глазах увидел.

— Вам, ваше благородие, в этих местах лучше с полгодика не показываться, кто знает, когда дух угомонится, — ответил Егор. — Видать, подняла его кровушка на землю пролитая, когда Осип Игната зарезал. Не знай, сколько будет теперь этот аспид с наших времён прыгать в стародавние и обратно.

— Егор, даже не знаю, как отблагодарить-то тебя. А иди ко мне в слуги, а, когда подучишься малость, и в помощники. Оклад хороший положу, — предложил следователь. — Что скажешь?

Егор широко улыбнулся и ответил:

— За приглашение лестное спасибо. Но, уж простите, ваше благородие, нам, крестьянам, волюшку вот только дали, ещё не надышался ею.

— А к Павлу в слуги пошёл, — немного ревниво произнёс следователь.

— Так на время экспедиции всего, да с выгодой. За службу мою долг за надел наш барин бывший закрыл. Кто же от удачи такой отказывается? — ответил Егор.

Следователь немного подумал и сказал:

— Жаль, весьма жаль. Ну, да дело твоё. Помни, если какая надобность появится по делам судебным, всегда на мою помощь рассчитывать можешь. Спроси в окружном суде Межагина Василия Степановича, меня, то есть. А почему ты удивился, слышал, что ли, фамилию мою?

Последнее он спросил, потому что Егор действительно даже немного вздрогнул, уж очень похожей была фамилия следователя на прозванье атаманского лазутчика. Но тогда и ярость аспида золотого понятна — Межага-то с остальными казаками второго золотого коня выкрал, вполовину орду ослабив.

— Фамилию нет, а прозвание слыхал. Не было ли в вашем роду, ваше благородие, казаков? — вопросом на вопрос ответил Егор.

Настала очередь следователю удивляться.

— Откуда знаешь? Да, дед мой, Василь Межага, был атаманом казачьим. Дворянство ему сам государь пожаловал за ратные подвиги в боях против Бонапарта. Отец мой службой себя не утруждал, а я вот по судейскому делу. С отрочества мечтал преступления раскрывать, — сказал следователь и задумчиво добавил: — Деда моего знать ты не мог, молод больно, а папенька о происхождении из казаков умалчивал.

Егор вскочил на облучок, натянул поводья:

— Но, пошли, родимые, — обернулся и ответил: — Деда вашего, геройского, не встречал, а вот с другим прародителем столкнуться довелось. По дороге расскажу, а то уже смеркается.

Весь путь до придорожного трактира Егор рассказывал о своём невольном путешествии в стародавние времена, о знакомстве с казаками, отдельно об атаманском лазутчике по прозванью Межага. Изредка он оборачивался, отвечая на вопросы следователя Василия Степановича.

— Какой он из себя-то был, мой предок? — спросил Василий Степанович.

Егор подумал, сдвинул картуз, почесал макушку и понял, кого ему следователь напомнил, когда из пролётки лихо выскочил.

— На вас похож, ваше благородие, вернее, вы на него. Вот только Межага росточком пониже, да посмуглее будет, — ответил Егор и добавил: — А ещё он многоликий. Ежели в басурманском наряде, то от караванщика не отличишь, а в своей одёже — лихой казак. Ну, так на то он и лазутчик. По годам молод, совсем парнишка, а гляди-ка, деток успел народить. Как говаривает сосед мой, дед Зуда: наш пострел, везде поспел.

— Говоришь, полегли все в том бою с ордынцами? — раздался новый вопрос. — Да, Егор, можешь меня по имени отчеству величать, не по чину.

Тут Егор отвечал, не оборачиваясь, вглядываясь в еле заметную колею. Не хватало ещё в степи заплутать. Хоть и не зима, а хорошего мало.

— Сам я, Василь Степаныч, битву не видал. Нас с Матрёной, племянницей атаманской, отправили коня золотого прятать. А вот в книгах умных написано, мне Павел Петрович ещё до раскопок сказывал, никто из казаков заволжских не выжил, так и не узнали басурмане проклятые, где конь золотой. Жаль вот только, что имена смельчаков не сохранились. Вот ходят по земле Дружинины, Чудновы или Чудинкины, и не знают, от каких героев род ведут.

О том, куда они с Матрёной коня золотого спрятали, Егор говорить не стал. Хотя, скорее всего, Зябкое болото или пересохло вовсе, или по-другому называется. А Василий Степанович и не спрашивал, в свои думы погрузился. Про кикимор да коней болотных, тоже не сказал Егор. Решил, на сегодня хватит следователю потрясений.

Вскоре выехали они на основную дорогу, Егор слегка расслабился, тут уже не заплутаешь. Около съезда на Растегаевку, остановил их полицейский пост: уже знакомый Егору немолодой урядник и стражник. Те самые, что их экспедицию не пропустили из-за холеры.