Хан опускает глаза, осматривается вокруг и подзывает одноглазого помощника. Он явно что-то задумал. Егор понимает это по настороженным лицам воинов, вновь застывших. На этот раз в ожидании какого-то нового приказа. Егору жалко красавца коня, но куда жальче рабов и пастуха. Ему кажется, что он чует запах дыма и слышит потрескивание огня.

Егор повернулся на бок, приоткрывая глаза.

— Рано, поспи ещё чуток, — тихо говорит маменька. — А я пока пирожков тебе в дорогу свеженьких испеку.

Егор улыбается и поворачивается на другой бок. Вот откуда звуки и запахи, маменька печь затопила. Он снова засыпает, уже без сновидений. А утром ему предстоит нагаданная Ворожеей дальняя дорожка.

Рано утром Егор, до отвала накормленный, на прощание не по разу обнятый и родными, и соседями, отправился в поместье. На плече висела котомка со сменной одеждой, а в руках он нёс корзинку с провизией, от которой пытался поначалу отбиться.

— Я ж с довольствием служить буду, — сказал он, когда маменька укладывала третий пирог.

— Вот забудут покормить в суматохе, и что? Голодать? Нет уж, хоть на первое время запас должен быть, — ответила маменька.

— На барина надейся, а сам не плошай, — поддержала бабка маменьку. В отношении Егора они обе как-то быстро спелись.

— Братка, а гостинчик нам привезёшь? — спросила младшая сестрёнка. Старшая закивала согласно.

— Ну, куда ж от вас денешься, привезу, — пообещал Егор.

Оберег, сделанный из пятака, что вместе с кладом нашёлся, Егор на шею повесил рядом с крестиком.

У ворот поместья встретил Егора Прошка.

— Баре завтракать изволят-с, ты пока на конюшню ступай, — свысока процедил слуга и рукой в нужную сторону указал.

Да Егор и сам бы не заблудился — рядом с конюшней стояла пролётка, запряжённая парой гнедых лошадей. Рядом возился кучер, крепкий коренастый мужик средних лет с окладистой чёрной бородой. В селе его знали, злые языки поговаривали, что течёт в кучере цыганская кровь: уж больно черняв, да с лошадьми лучше всех управляется.

— Доброго утречка, — поздоровался Егор. — А я Егор Архипов, меня барин к Павлу Петровичу приставил.

Кучер протянул ему руку и весело сказал:

— Ты Архипов, я Архип, почитай, тёзки. Называй дядькой Архипом. Пойдём-ка пока обскажу тебе всё.

Дядька Архип оказался словоохотливым и приветливым не чета заносчивым слугам из дома. Он быстро рассказал Егору о том, как правильно лошадей в пролётку запрягать, как выдвигать лесенку, чтоб седоки взобрались внутрь, как поднимать и опускать верх. Сообщил, что лошадок самых смирных да послушных выбрали. После чего повёл к задней стороне пролётки, где к спинке крепился ящик для багажа, уже заполненный. А вот под ним размещался ещё один ящичек. Там лежали клинышки, запасные ремешки для упряжи, молоток, гвозди и даже пара подков.

— Запасливый ты, дядька Архип, — уважительно сказал Егор и с улыбкой добавил: — Чую, было б куда, ты и колесо запасное взял бы.

Кучер принял загадочный вид и велел:

— А ты под пролётку загляни, Егорша. Да не на землю, на дно смотри.

Егор заглянул.

— Растудыть твоё коромысло, — вырвалось у него от удивления любимое ругательство деда Зуды. У пролётки оказалось двойное дно. В нижнем имелась круглая выемка, в которой и находилось запасное колесо, прикрученное проволокой.

— Это мы с кузнецом придумали, — пояснил кучер, довольный реакцией Егора, — как только узнали от барина, что отправитесь в глухомань безлюдную. Ты дома-то поел, а то пошли, попрошу кухарку тебя накормить.

— Спасибо за заботу, дядька Архип, меня разве б маменька голодным отпустила? Да и в дорогу пирогов напекла, — ответил Егор, кивая на корзинку, которую вместе с котомкой на землю положил.

— Поклажу свою можешь в ремонтный ящичек засунуть, места хватит, — посоветовал дядька Архип. — Ты, Егорша, у молодого барина не стесняйся спрашивать, ежели еды, к примеру, мало, или обувка прохудится. Так-то он не жадный, просто сам-то и не смекнёт. Не хозяин, не в батюшку пошёл. Вон, баре на крыльцо вышли, пора экипаж подавать.

Егор поместил вещи в нижний ящик, как назвал дядька Архип — «ремонтный», и взобрался на облучок вместе с кучером. Места и на двоих хватило. Когда подъехали к парадному входу в дом, Егор соскочил, чтобы выдвинуть лесенку. С первого разу получилось.

После чего поклонился барину и его сыну в приветствии.

Барин выглядел бодрым, а вот Павел двигался, словно во сне, как говорится, поднять — подняли, а разбудить забыли. Вяло попрощавшись с отцом, он взобрался в пролётку и сел, откинувшись на спинку. К пролётке подошла запыхавшаяся дородная кухарка с большой корзиной, судя по запаху, съестного. Она поставила корзину в ноги Павлу и сказала:

— Вот-с, домашненького с собой, Павел Петрович. В трактирах-то так не накормят.

После чего утёрла глаза фартуком. Егору показалось, если б не строгий взгляд барина, она бы и попричитала, барчонка в дальний путь провожая.

— Ну, с Богом, — произнёс барин и велел кучеру: — Трогай!

Павел уснул сразу, как только из поместья выехали, не привык, видать, раньше полудня вставать. Ему не мешали ни небольшая тряска, ни тихий разговор Егора с дядькой Архипом. Как на тракт выехали, кучер Егору поводья доверил. Насчёт того, что пролёткой управлять почти как телегой, Егор угадал. Ему так и вовсе легко показалось: лошадки покладистые, смирные, не то, что их норовистый жеребец Ворон.

Поскольку спешки особой не было, Егор лошадок сильно и не гнал. Тракт проходил через перелески, луга, мимо пшеничных полей, на которых уже трудились жницы — бабы и девки. Серпами жать — работа не мужицкая. Заслышав экипаж, многие распрямлялись. Приставляли ко лбу козырьком руку, чтобы рассмотреть получше. Какое-никакое, а развлечение. Егор несколько раз помахал им, удерживая поводья одной рукой.

— Невеста-то у тебя есть? — неожиданно спросил кучер.

Егор помялся немного, но ответил, как есть:

— От меня, дядька Архип, после встречи с мавкой, все девки в селе, как от чумного, шарахаются.

— Вот правду сказывают: волос долог, ум короток, — сказал кучер, покачивая головой. — Вернёшься, с дочкой своей познакомлю. Красива, но бойка и на язык остра. Мужья-то такого не терпят. Не хочу, чтоб доченька битой ходила. А ты парень смирный, жалостливый. Опять же, маменька твоя — душа добрая. Сладится у вас — хорошо. А нет, так нет. По рукам?

— По рукам! — ответил Егор, хлопая по протянутой ладони.

Подумал, вдруг и впрямь девица понравится. Бойких он любил, вот только они не на него смотрели, а на таких, как красавчик Степан, сын старосты.

Остаток пути дядька Архип рассказывал о своей семье, что проживала в Семёновке. Расхваливал свой просторный дом, не маленькое хозяйство. Видать, приглянулся ему Егор, всерьёз в зятья захотел.

Ехали до Благовестного часа два. Это село находилось в паре километров от губернского города, являясь практически его окраиной. Здесь располагались караван сарай, несколько трактиров и крупная ямская почтовая станция. Об этом Егору рассказал дядька Архип, который собирался после прибытия с этой станции и отправиться обратно.

— Может, кого из знакомых ямщиков встречу, а нет, так экипаж найму, барин денежку дал, — поделился он.

Судя по виду, кучер очень надеялся на знакомых, чтоб эту денежку сэкономить. Навстречу стали попадаться разные повозки, в основном телеги, но пронеслась мимо и лихая тройка, Егор еле успел в сторону свернуть. Кучер взял у него поводья, сказав, что Благовестное он лучше знает. Тут и Павел проснулся и спросил, зевнув:

— Подъезжаем?

— Так точно-с, Павел Петрович, — ответил дядька Архип и уточнил: — Вас к трактиру на Мясоедовской или Хлебосольной?

— На Кривой, — ответил Павел.

Дядька Архип слегка нахмурился. Егор понял, что названные кучером два трактира были побогаче или понадёжнее. Они свернули с центральной широкой улицы в боковой переулок, там пришлось лошадей придержать. К стоящим по правую руку домам и конюшням — караван сараю — шли, пересекая переулок, несколько верблюдов. Егор о такой скотинке слышал, но вблизи не видывал. Он чуть ли не с открытым ртом смотрел, как вышагивают верблюды, как качаются их горбы, как двигаются челюсти, что-то пережевывающие, как суетятся рядом погонщики-иноверцы, в цветных халатах, мягких сапогах и странных расшитых шапочках на головах.