— Егорша, скажи, ты коня золотого не видал? — неожиданно спросил Павел. — А сам где был ночью?

Егор отрицательно помотал головой и ответил:

— Меня ведь Данила тоже по голове приложил, я, когда очухался, его связал, после пошёл за пролётку взять ещё ремней, да там и упал в беспамятстве. Очнулся утром, сразу вас искать кинулся. Никаких коней, кроме своих, не видывал.

— Значит, померещилось, — протянул Павел.

— После того, как голову ушибёшь, ещё не такие чудеса увидеть можно, — быстро поддакнул Егор. Надеялся, что Павел забудет о золотом коне, не станет на будущий год на раскопки кургана рваться.

Он и сам бы подумал, что всё, им в стародавних временах пережитое, привиделось, да висел на поясе в ножнах кинжал, выданный Чудинкой перед походом на Сарай-Берке.

Старался Егор ехать плавно, без рывков, но дорога, она дорога и есть. Пока до придорожного трактира добрались, раз пять останавливаться пришлось. Павел выходил из пролётки, его мучительно рвало. Егору вспомнился путь из Благовестного, только тогда Павел от похмелья мучился.

Надеялся Егор, что перед съездом на Растегаевку вновь пост полицейский будет, но дорога оказалась пустой. Егор ещё раз пожалел, что в селе карантин, лечение Павла и общение с полицией откладываются до губернии, и проехал дальше.

В трактире Егор наскоро рассказал трактирщику и деду Савелию о том, как на них напали и ограбили маровщики.

— То-то мне сразу рожи их разбойничьими показались, — сказал дед Савелий.

Павлу помогли подняться в номер, где не так давно он ночевал вместе с Игнатом. Егор помог переодеться в чистое, умыться и оставил с помощником трактирщика, принесшим лёгкий бульон и какой-то особенный, на травках лечебных настоянный, чай. Решили дальше через часок тронуться.

Егор договорился с трактирщиком, что, когда вернётся, тот выделит лошадь, в телегу впрячь, и отправит с Егором на раскоп своего работника. Трактирщик согласился взять на передержку находки из кургана, инструменты и прочее. Сговорились, что оставшиеся годными продукты он выкупит за полцены. Плату за постой да еду трактирщик сразу брать не стал.

— Сам говоришь, ограбили хозяина, после рассчитаетесь, что я, не человек что ли? Ты спрашивал, как письмецо барину отправить. Так пиши, я Серёньку верхом отправлю в Благовестное на ямскую станцию. Так всяко быстрее будет, а вы напрямки в город езжайте, — сказал трактирщик.

Егор снял картуз, достал сложенную бумагу и карандаш и принялся писать. Получилось коряво, но вполне понятно. Написал Егор, что Павла ограбили и слегка ушибли, и они едут в губернию в больницу. Сложив листок, старательно вывел адрес, после чего достал пять рублей, выданные барином на почтовые расходы.

— Вот, готово, — сказал он.

Трактирщик подозвал одного из своих работников. Деньги разменял, вручил работнику три рубля и письмо с наказом:

— Рубль дашь за доставку, два за срочность, езжай!

После того, как работник вышел, трактирщик два рубля отдал Егору.

— А что же за постой сразу не вычел? — спросил Егор.

— Сказано опосля, значит — опосля. Слово моё твёрдое, — ответил трактирщик и добавил: — Вам в городе денежки понадобятся.

Егор зевнул, потянулся и сказал:

— Хотел прикорнуть немного, да провозился с письмом, вот и ехать пора. Спасибо вам, добрые люди, — сказал он трактирщику и деду Савелию. Надолго не прощаюсь, устрою Павла Петровича в больничку, да с полицейскими обратно вернусь.

Вскоре Егор и немного отдохнувший и уже не такой бледный Павел ехали в сторону губернского города.

Павлу и впрямь полегчало. А может, дорога лучше была. Но, как бы то ни было, остановить пролётку он не просил. Егор всё равно старался быстро не ехать, чтоб седока не растрясти. Трактирщик подсказал ему объездную дорогу, да рассказал, как до больницы добраться. Она как раз ближе к тому краю находилась, откуда им заехать предстояло.

Степь, по которой ехали, заметно поменялась. Всё чаще встречались участки земли без травы, песочные невысокие холмы. Повеяло речной прохладой и запахом соли. Егор вспомнил, что в этих местах располагались солёные озёра. Прошлым летом их, сельские, артелью ходили соль добывать. Егор с ними собирался, батька не пустил, сказал, дома, мол, ты нужнее. И то, ходили те, у кого семьи большие, работников много или совсем уж безлошадные. Заработали хорошо, да половина артели за зиму все деньги в кабаке спустили на выпивку. В это лето артельщики не подсуетились вовремя, купец, что озёрами владел, успел других работников нанять.

Озёр Егор не увидел, мешали холмы, зато с другой стороны показалась река, в этом месте широкая. Плывущий по ней корабль, с трубой, из которой шёл дым, большим колесом сбоку, издали казался размером с лодку.

— Пароход, — сказал Павел, заметивший, как Егор смотрит в сторону реки и проследивший за его взглядом.

Егор чуть по лбу себе не хлопнул. Слыхал он о пароходах, вот только вблизи не видел. В селе, кто путешествовал, часто рассказывали о разных диковинках, к примеру, о железной дороге, где по рельсам повозки на паровом ходу едут.

На подъездах к городу стало попадаться навстречу больше повозок, проехала мимо пара обозов, и прошёл караван с так понравившимися Егору верблюдами.

Когда в сам город въехали, Егор даже разочарование испытал — домишки ничуть не лучше, чем в их селе. Но после вспомнил, это же околица. И впрямь стоило проехать чуть дальше, как стали встречаться дома каменные, о двух, а то и трёх этажах. Послышался колокольный звон. Через мощёную площадь стоял большой собор с блестящими сусальным золотом куполами.

Егор вспомнил наставления трактирщика, свернуть налево перед площадью, и направил лошадей в широкий переулок. Больницу, расположенную слева от дороги тоже сразу опознал. Её дед Савелий хорошо описал: «Казённая больничка-то, заборишко покосившийся, домишки облупившиеся, но дохтура, врать не буду, на всю губернию лучшие».

Егор остановил пролётку около покосившихся низких ворот, и крикнул сторожу:

— Доктора зови, я больного привёз!

Сторож ворота распахивать не стал, кивнул и скрылся в двухэтажном каменном доме, местами и впрямь облупившимся. Появился он вместе с дюжим мужиком в полотняной рубахе навыпуск, запачканной кровью.

— Доктор заняты-с, вот фельдшер, — сказал сторож, открывая ворота.

В этот момент мимо пролётки проехал обоз с рыбой. Сильный запах заставил Павла склониться над котелком в приступе рвоты.

— Э, стоять! — рявкнул фельдшер басом. — Вам не сюда, а в холерный барак, он чуть дальше.

Егор, спрыгнувший с облучка и взявший лошадей под уздцы, чтобы ввести на больничный двор.

— Это ещё зачем? — спросил он, ни капли не испугавшись грозного окрика.

— Что, не видишь, у хозяина твоего холера, — заявил фельдшер.

— Сам ты холера! — воскликнул Егор, наступая на попятившегося от неожиданности фельдшера, которому он до уха доходил. — А ну, доктора зови!

На шум из здания больницы вышел мужчина в сюртуке, рубахе с манишкой, брюках и в надетом поверх одежды чёрном фартуке.

— Я доктор, чего шумим-с? — поинтересовался он.

— Да вот, холерного к нам пытаются запихнуть, — пожаловался фельдшер.

— Не болтай, чего не знаешь, — огрызнулся на него Егор и, поклонившись врачу, произнёс: — Мы, сударь, из экспедиции, курганы в степи раскапывали. А маровщики на нас напали, обокрали, нас с хозяином по голове отоварили, а компаньона и вовсе до смерти зарезали.

Врач быстро подошёл к пролётке, окинул цепким взглядом бледного Павла, повязку на голове и попросил:

— Посмотрите-ка на меня, голубчик. Сколько пальцев показываю? Правильно, два. Имя, фамилию помним-с?

— Павел Петров Волков, — слабым голосом ответил Павел, которому при виде больницы стало явно хуже.

— Ну, пойдёмте-с, Павел Петрович, — предложил врач и повернулся к фельдшеру со сторожем: — Семён, помоги. Митрич, сгоняй за околоточным надзирателем да исправником. Тут дела судебные. В каком, говорите, уезде раскопки вели?