— Из Волково, — ответил Егор. — Егорша я Архипов, а как тебя кликать, дедушка?

— А, слыхал, богатое село, да и барин у вас, говорят, справедливый, — закивал старик. — Меня зови дед Савелий.

Они ещё немного поговорили о погоде, о нынешнем урожае, о новых деньгах, что в обиход вошли.

За разговорами Егор расседлал и завёл в стойло лошадей. Подхватив своё ведро, отправился к колодцу. Ведро, стоявшее на срубе и привязанное к цепи, оказалось новеньким жестяным. Егор кинул его внутрь, наблюдая за разматывающейся цепью. По всплеску понял, колодец глубокий. Он принялся крутить ворот, под сетования деда, что старое ведро постояльцы спёрли, пришлось на новое тратиться.

Перед тем, как переливать воду, Егор попил сам.

— Вкусна у вас водица, дед Савелий, — сказал он.

— Так скважина. По за тот месяц учёные проезжали, так один сказывал, что пока водица в колодец просочится, очищается, — ответил довольный похвалой дед и суетливо добавил: — Вы в дороге из реки сырой воды не пейте, да руки мойте кажный раз перед трапезой.

— А что так? — спросил Егор.

Он перелил воду в своё ведро и взял в руку. Объяснение старика слушал уже по пути в конюшню.

— Пару дён тому назад обедал у нас дохтур из самой столицы. Кажись, в Растегаевку ехал или в Чёрный Яр, не припомню. Так вот он насчёт воды из реки предостерёг. В нашей и в соседней губернии вновь холера появилась. Пока мало болящих, но эта зараза, коль заведётся, быстрей степного пожара разбегается. Почти пять лет без этой напасти жили и на-ка, — сокрушался дед Савелий.

Старик дождался, пока Егор и маровщики напоят лошадей, после чего пригласил в трактир, спросив:

— За вас хозяева платить будут, аль сами?

— Хозяева, — на этот раз ответил Данила и усмехнулся себе в бороду. Маровщики, как и Егор, уже оценили скупость Игната.

Как только зашли, увидели рукомойник с ведром под ним и куском дегтярного мыла на скамье рядом.

— Не обессудьте, но к столу никого без мытья рук не пускаем, — сказал трактирщик и добавил: — Холера пошла, а у нас она в прошлый раз почитай половину семьи выкосила.

Трактирщик на миг помрачнел, перекрестился, затем вновь нацепил на лицо приветливую улыбку. Сообщил, что господа отобедали, наверх в номера отдыхать поднялись. Игнат на этот раз насчёт еды распорядиться не забыл, да и обед заказал пощедрее: ушицу, картошечку со шкварками. А дед Савелий, присевший за компанию, на кухне для гостей выпросил жареных грибов, да по кусочку мяса. Петров пост закончился, а до Успенского было ещё далеко.

Во время еды старик молчал, но видно было, не терпится ему что-то спросить. Не удержался, когда чай пить стали.

— Вы в какую сторону направляетесь? — спросил он. Узнав, что к курганам, что в нескольких верстах от Растегаевки, закивал. — А это вы, значица, к мамаевым курганам.

— Почему к мамаевым, дедушка? — спросил Егор.

— Старики сказывают, спит под одним из курганов хан басурманский Мамай, и стережёт покой его золотой конь, — произнёс старик, понижая голос.

— Байки, так и золотой? — произнёс Осип. Глаза же его брата заблестели об одном упоминании о золоте.

Егор же замер, вспомнив Ульянкин наказ — не ловить золотого коня. Не о том ли коне речь шла?

— Как есть весь из золота, в полный рост вылитый. Раньше стольный град проклятой Орды охранял, а как хан помер, ему в защиту закопали, — ответил дед Савелий, и вновь понизив голос, произнёс: — Когда я несмышлёнышем был, жил в Растегаевке горбун один. Тоже мары в юности, когда ещё калекой не был, копал. Так вот он сказывал, наткнулись они с дружками на ханскую могилу, мару, по-нашему. Только копать принялись, как выскочил из под земли золотой конь и давай их топтать копытами. А весу-то в нём, не одна сотня пудов будет. Столь золота на него потрачено. Дружков конь раздавил, а горбун выжил, остался калекой век доживать. После всего золотой конь обратно в землю ушёл, а курган стал нетронутым, словно ничего не было. Вот так-то.

— Папенька, опять про своего золотого коня байки травите? — спросил трактирщик.

— А вот и не байки! — обиженно воскликнул старик. — Горбун, как только о коне золотом нам, ребятне, поведал, так и дня после не прожил. Ночью помер, а на лбу у него люди видели отпечаток подковы.

Осип хмыкнул, а Данила потихоньку перекрестился. Егор, если бы раньше дедов рассказ услышал, не поверил бы. А теперь засомневался. Вон, в мавку и призраков тоже не все верят, а ему встретиться довелось.

Павел с Игнатом проспали часа два. В Растегаевку выехали ближе к вечеру, попрощавшись с трактирщиком и его словоохотливым отцом. Ехали на этот раз чуть больше часа. Перед съездом к селу, церковь которого уже виднелась, блестя куполами, обнаружился полицейский пост: немолодой урядник и стражник верхом на конях.

Урядник попросил подорожную, изучив и вернув Игнату, спросил:

— Куда путь держите, господа?

— В Растегаевку на ночлег, а затем к курганам в степи, — пояснил Игнат. — У нас экспедиция научная, мы студенты Горного института.

— С ночлегом-с не получится, господа, — сказал урядник. — Холера, карантин. К тому же волнения среди людишек. Несколько смутьянов сказали, что карболка с мылом, которой дома больных заливают, это кровь дьявольская. Тёмный народ. Почитай, лет пятнадцать холерных бунтов не было, и вот опять. Доктор с фельдшером в барском поместье укрылись, а мы ждём жандармов в помощь. Вам стоит поскорее уехать.

— Это что же, в степи ночевать? Да ещё в объезд ехать? — капризно протянул Павел.

— Павел Петрович, может, в трактир вернёмся, а с утра пораньше в степь и отправимся, — предложил Егор.

— Дело ваш кучер говорит, — поддержал урядник.

— Ваше благородие, кажись, едут, — сказал стражник.

Полицейские, дождавшись, пока путники развернутся обратно, поскакали навстречу конному отряду жандармов.

Трактирщик и его отец, завидев бывших постояльцев, удивления скрывать не стали. Сразу принялись расспрашивать, что случилось. Новости их заметно встревожили, ведь в Растегаевке у них имелась родня. Дед порывался съездить, трактирщик не пустил, сказав, что если карантин, да, тем более, волнения, и пытаться не стоит.

— На всё воля Божия, — заявил он и перекрестился. — Вы, папенька, ворота откройте, пусть наши гости повозки загонят, лошадок на конюшню поставят.

— Плохая примета, возвращаться, Егорша, — шепнул на ухо Егору дед Савелий на конюшне. — У нас там, у входа зеркало старое висит, посмотрись перед тем, как утром отъезжать будете. Не забудь. Это, чтоб неудача не пристала.

На ночлег Егора и маровщиков расположили в каморке на первом этаже. Егору казалось, что после рассказов деда Савелия ему вновь приснится сон-явь, но нет. Закрыв глаза, открыл он их только рано утром. На дворе голосил петух, с кухни доносились голоса и звяканье посудой. Егор даже почувствовал разочарование. Ему хотелось досмотреть увиденную им во сне историю. Он понял, зачем хану понадобился колокольных дел мастер. Тот, кто умеет делать колокола, и коня из золота отольёт.

Выехали рано утром. Игнат растолкал друга, на этот раз не позволив спать до обеда. Собирались довольно суматошно из-за Павла же. Он двигался вяло, но капризничал меньше обычного, понимая: подготовка закончена, началась сама экспедиция. К слову, им самим затеянная, и радостно подхваченная приятелем.

Егор собирал хозяйский саквояж быстро, ему нужно было ещё закинуть его в багажный ящик и подогнать к крыльцу пролётку. В этой спешке он совсем забыл о наказе деда Савелия и в зеркало перед уходом не посмотрелся.

Вспомнил об этом он, когда уже выезжал со двора на дорогу. Но не возвращаться же ещё раз. До съезда к Растегаевке ехали тем же путём, что и вчера. Повеяло запахом дыма, становившимся сильнее по мере продвижения вперёд.

«Не степь ли горит?» — подумал Егор, но вскоре причина запаха стала видна. Дым, уже не густой, поднимался над селом, купола церкви которого уже показались.