— До вечера свободен, — сказал Павел, ловко откупоривая бутылку и наполняя бокалы пенным напитком.

Егор шампанского никогда не пробовал, а вот парни в селе говорили, что ни уму, ни сердцу, баловство одно. Хмель слишком скоро выветривается. Ну, такого дорогого и они вряд ли пивали.

Внизу около стойки Егор увидел дядьку Архипа.

— О нас на обед не позаботились, но уж щами да чайком я тебя угощу, — заявил тот, доставая из кармана несколько пятаков.

Трактирщик зачем-то оправдался, с опаской глядя на похожего на цыгана кучера, похоже, сглазу боялся.

— Так только насчёт ужина работникам Игнат Силыч говорили-с, — сказал он.

— Спасибочки, дядька Архип, сейчас за пирогами маменькиными сбегаю, и будет у нас почти что праздничный обед, — сказал Егор и выбежал из трактира.

В сарае он взял свою корзинку и, осмотрев пролётку, решил, что в ней переночует. Там и сиденье сдвигалось, видать, для таких случаев. Не понравился ему трактирщик, да и маровщики им найденные придут. Глаз да глаз за добром хозяйским нужен.

Когда вернулся в трактир, дядька Архип уже взял две миски щей, пучок зелёного лука, солонку и две чашки с чаем. Егор достал пирог и, разломив, протянул половину кучеру. Они с аппетитом поели, после чего дядька Архип сказал, что договорился с ямщиками, будет ему место на облучке. Егор вызвался проводить кучера до станции.

Только вернулся, как вниз спустился Игнат и велел запрягать пролётку, за припасами ехать. Закупались в какой-то лавчонке, не в той, в которой Егор шампанское покупал. Игнат торговался ловко, записывая в тетрадке стоимость закупленных продуктов. Егор случайно заглянул, когда таскал мешки с крупами, а цифры-то в тетрадке больше, чем реально потраченные. Вряд ли Игнат думал, что простой слуга грамоте да счёту обучен, иначе не оставлял бы на виду записи. Подумав, Егор решил хозяину о том не рассказывать. Чувствовал, поверит Павел больше другу своему, чем ему.

Пока туда-сюда, тут и вечер. Ещё до того, как смеркаться начало, приехали на телеге маровщики. Трактирщик их самолично встречать вышел. Егор у сарая стоявший, чуть не сплюнул от досады, уж больно вид у работников разбойничий был. Бороды лохматые, волосы отросшие, взгляды хмурые, исподлобья, рубахи и порты заношенные, но хоть кресты на шее имелись. Оказались они братьями, прозывали их Данила и Осип.

Хотелось бы сказать себе: не моя печаль, да не сказалось. Помнил Егор обещание, покойной матушке Павла, да и барину данное. Решил он для начала с маровщиками задружиться. За ужином пирогами маменькиными поделился. Новые знакомцы обрадовались, глядеть на Егора куда приветливей стали. Ужин-то оплачен был не щедро: пустая каша, хлеб, да чай. Ну, ещё полуштоф водки. Правда, Егор подозревал, что это трактирщик дружков своих потчует.

— Ночевать на конюшне будете, — сказал трактирщик. — Завтра с утра выезжаете.

— На телеге мы ляжем, — сказал один из братьев, кажется Осип, Егор их ещё плохо различал.

— А я в пролётке, — сказал Егор.

— Ну, так-то оно помягче, чем на лавках, — ответил трактирщик.

Пить Егор не стал, его и не неволили. Братья маровщики оказались молчунами, ни с Егором, ни с трактирщиком не разговаривали. Так ничего о них толком узнать не удалось. Но мнение, что это лихие люди у Егора осталось. Укладываясь в пролётке, он, на всякий случай, положил рядом с собой молоток из ремонтного ящичка. Какая-никакая, а всё защита. Да перед тем, как лечь, сарай закрыл, чурочкой подперев. Телега во дворе снаружи стояла.

Спал Егор беспокойно, часто просыпаясь и прислушиваясь к дружному храпу, раздающемуся снаружи. Может, поэтому сны были тревожные, гнетущие. Слышался свист кнута, стоны угоняемых басурманами рабов. Скрипели гружённые награбленным повозки, ржали кони, шуршала сухая трава. Двигалось по степи несметное воинство.

Перед самым рассветом вновь пришёл сон-явь, но увидел Егор в нём не хана завоевателя.

Бредут по степи связанные по трое пленники. Среди них седой как лунь старик, которого поддерживают два отрока. Откуда-то приходит знание: это колокольных дел мастер, а рядом его юные подручные. Старик спотыкается и падает на колени. Подручные пытаются его поднять. Надсмотрщик замахивается кнутом и замирает от грозного резкого окрика. Одноглазый воин, помощник хана подъезжает верхом на сером в яблоках жеребце. По его приказу старика-мастера и его подручных сажают на одну из повозок. Егор понимает — эти трое зачем-то нужны хану. Но зачем? Шорох у двери отгоняет сон.

Егор открыл глаза и сел. Сквозь щели в досках сарая пробивался неяркий свет. Дверь приоткрылась.

— Утро, — сообщил заглянувший в сарай Данила. Егор понял, чем отличаются братья: у Данилы в ухе висела серьга.

Егор кивнул и сладко потянулся. Он, в отличие от маровщиков не торопился запрягать лошадей. Егор уже усвоил одну истину: утро слуг и утро господ начинаются в совсем разное время.

Выехали из Благовестного за час до полудня. Сначала впереди ехали маровщики на груженной телеге, а уж как выбрались на прямую дорогу, Егор телегу обогнал — нечего господам пыль глотать. Как они добираться до места будут, ему Игнат рассказал: на обед остановиться в придорожном трактире, затем доехать до Растегаевки, небольшого села соседней губернии, там переночевать, и уже оттуда отправиться к курганам в степи.

Поначалу вдоль дороги много деревень да посёлков было, поля пшеницы и ржи со жницами и косарями, но чем дальше продвигались, тем безлюднее становились места. Леса и перелески сменились степью, деревья оставались лишь у речек и ручьев, да у придорожных трактиров.

Навстречу по дороге попались телеги, обозы и даже караван из десяти верблюдов. Егор немного пожалел, что Павел не послушал совета дядьки Архипа, не нанял таких животинок. Егору верблюды понравились то ли из-за необычности, то ли из-за силы и выносливости. Он чуть ослабил вожжи, заставляя лошадей ехать медленнее, чтобы лучше рассмотреть проходящий мимо караван.

День выдался не жарким, Егору легко ехать было, чего не скажешь о пассажирах пролётки. Павел с Игнатом лишка накануне выпили, а после шампанского ещё и коньячок уговорили, бутылку которого вместе с едой передала барчонку заботливая кухарка.

Павел каждый час просил остановиться, ноги размять, как он говорил. На самом же деле его нещадно укачивало. У первого же трактира Егор попросил позволить остановиться и выдать копейки две, на вопрос Игната: «Зачем?» ответил:

— Лекарство прикуплю.

Вернулся он с крынкой огуречного рассола. О подобном лечении Егор знал не понаслышке. Как-то отроком вместе с друзьями стащили бочонок бражки и напились. Ох и плохо ему тогда было. Маменька огуречным и капустным рассолами его отпаивала. Конечно, после того, как батька вожжами поучил. Хорошо поучил, к хмельным напиткам по сю пору не тянуло.

После рассола господам и впрямь стало легче. Павел даже смог доехать до нужного трактира без остановок. Игнат, видать, компаньона, пожалел, потому трактир выбрал побольше да побогаче.

На цокот копыт и звуки подъезжающего экипажа из двери выглянул парнишка. Почти тут же на крыльцо вышли румяный трактирщик, в теле, подвижный и улыбчивый, и сухонький старичок, оказавшийся его отцом.

Узнав, что постояльцы часа на два-три остановятся, чтобы отобедать и отдохнуть, трактирщик расплылся в улыбке и повёл Павла с Игнатом внутрь дома, кивнув головой отцу. Старичок открыл ворота, ведущие на задний двор, запуская телегу и пролётку. Пока распрягали коней, старик решил поговорить. Данилу с Осипом он раньше видел, так как спросил:

— Опять, что ли, мары раскапывать?

— Наняли, — коротко ответил Осип.

— А, господа учёные или студенты в эту… икспе… — старик запнулся.

— Экспедицию, — подсказал Егор, довольный тем, что научился выговаривать заковыристое слово с первого разу.

— Во-во, — подхватил словоохотливый старик и переключился на Егора. — Воду для лошадок в колодце набери. Откуда будешь.