— «Морские приключения»!
Его поддержали одобрительным гомоном — это была одна из любимых игр, ей и Сварог иногда отдавал должное.
Закипела веселая суета: принесли из угла стол, расстелили огромную карту некоего фантазийного моря-океана с россыпью островов и значков, изображавших коварные мели, внезапные шторма и морских чудовищ, опасных и не особенно, из большой коробки доставали фишки в виде серебряных корабликов тончайшей работы, янтарные фигурки чудищ и сундуки с сокровищами, найденными на необитаемых островах.
Бади держалась чуточку в стороне — она многие игры любила, а в «Семь странников» выигрывала чаще остальных, а вот в «Морские приключения» резалась чисто по обязанности, чтобы не отрываться от коллектива — возможно, все потому, что ее неведомая родина была чисто сухопутной державой в глубине континента.
Видя, что наступил подходящий момент, Сварог подошел, коснулся теплого локтя девушки и негромко спросил:
— Бади, можешь выйти со мной на минутку?
Она удивленно вскинула брови, но преспокойно ответила:
— Конечно, ваше величество.
И вышла за ним в широкий, ярко освещенный коридор, стуча хрустальными каблучками, очередным писком женской моды. Пройдя десяток шагов, они оказались на широкой галерее, тянувшейся вдоль выходившей на флигеля и парк стороны «Медвежьей берлоги». Много окон флигелей светилось, несмотря на вечернее время, — дежурная смена нескольких учреждений, имперских и таларских, работала вовсю. Над темными верхушками деревьев сияли в ясном небе звезды и во всей полноте светил стоявший высоко Семел. Посмотрев на него «другим зрением», Сварог увидел ту же самую каротину: от Семела немаленьким пучком тянулись полосы бледно-желтого света, над вершинами деревьев помаленьку истончавшиеся, делавшиеся все прозрачнее — и наконец, исчезавшие совсем.
— Посмотри на Семел, Бади, — сказался серьезно. — Так, как тогда на Тропах смотрела на Нериаду... впрочем, тогда я еще не знал, что и это именно Нериада... Сможешь?
— Конечно, — с тем же легким изумлением сказала Бади, но ничего не спросила. — Сию минуту...
Она подняла лицо к ночному небу и всматривалась не долее минуты, потом сказала:
— Ничего похожего на тот случай. Там из одной точки вылетали пучком полосы синего света, неслись к земле, как пущенные стрелы, гасли, им на смену выдвигались новые, и так длилось, пока я смотрела... А сейчас полосы светло-желтые, и они протянулись, словно бы оставаясь неподвижными...
— Это я тоже вижу, — сказал Сварог. — Но только это. А ты тогда увидела и кое-что еще, то, что стояло за светом... Что скажешь насчет этого?
— Сейчас посмотрю еще раз, для надежности. Ага, все то же самое. Ничуть не похожее. Те синие стрелы так и светились злом, что глаза кололо и под черепом неприятно отдавалось. А сейчас ничего подобного нет, нет зла... но нет и тени добра. Оно... это... как бы подходящие слова подыскать... равнодушное, безучастное. Словно дождь или снег. Больше я ничего не могу сказать, — добавила она чуточку виновато. — Ровно столько умею...
— А это нечто вроде явления природы или что-то рукотворное?
— Не знаю, — вовсе уж виновато сказала Бади. — Я такого и в прошлый раз не могла определить, не умею... Я вас подвела?
— Наоборот, очень помогла, — сказал Сварог чистую правду. — Значит, ни зла, ни добра, нечто равнодушное и безучастное, как явление природы. Ну, что ж: пойдем в зал, пока о нас не стали сплетничать игроки...
— Ни за что не станут. Вы же должны знать, что в Ассамблее Боярышника никогда не сплетничают, здесь не придворный бал, люди хорошие, до пошлых сплетен не опускаются...
— Знаю, — сказал Сварог. — Это я неуклюже пошутил.
— Что-то случилось?
— Честное слово, не знаю, — сказал Сварог чистую правду. — Просто нужно было внести ясность, вот и все...
— Я могу чем-то помочь?
— Я пока не знаю, нужна ли вообще помощь.
— Вы только прикажите, а я уж... все, что в моих силах.
К его облегчению, они были у входа в зал Ассамблеи, и разговор естественным образом прервался. Все толпились вокруг стола, раздавались азартные возгласы, игра в разгаре. Только поодаль одиноко сидел Гарн с бокалом. Все было ясно: и успехи, и неудачи в «Морских приключениях» зависели исключительно от выпавших на костях символов, и корабль Гарна, едва выйдя из гавани, после пары-тройки бросков бесповоротно погиб, напоровшись на дакату или «клятого осьминога», и генерал вышел из игры, что его, ручаться можно, особенно не огорчило... Гарн предпочитал «Странствия шпионов», зависевшие не от слепого случая, а от сообразительности игрока.
Прекрасно, что получилось именно так: все увлечены игрой, а необходимый Сварогу Гарн не у дел...
— Ну что же, Вади, — сказал Сварог как мог беззаботнее. — Можешь посидеть и выпить вина, все равно игру эту ты не особенно любишь, в отличие от «Сильванского ревеня», каковую любовь я с тобой разделяю...
Бади направилась к столику с упомянутым напитком, а Сварог подошел к Гарну и тихонько сказал:
— Пойдемте, поговорим, генерал...
И направился в дальний угол зала — все были увлечены игрой, веселый гомон и стук костей не смолкал, но все равно следовало оказаться как можно дальше от посторонних ушей. Они присели на диванчик в углу, Сварог взял чистый бокал и, не раздумывая, налил себе ке-лимаса с острова Ройре с семью впаянными у горлышка золотыми цветками морской фиалки, означавшими число лет выдержки. Гарн без колебаний последовал его примеру — что-что, а воздержание от спиртного среди его достоинств никогда не числилось.
Вопросы у Сварога были заготовлены заранее, и он без промедления задал первый:
— Гарн, как у вас в школе обстояло с астрономией?
На Той Стороне астрономия была именно что астрономией, он об этом давно узнал, читая в первые дни тамошние газеты.
Вполне возможно, такой вопрос Гарна удивил, но бывший глава СД, а ныне заместитель Сварога по девятому столу (прекрасно себя зарекомендовавший в этом качестве) оставался невозмутимым и в большинстве ситуаций серьезнее. Его голос звучал ровно:
— Как и со многими другими предметами, командир. Был ближе к отличникам, но не особенно — лишь чуточку ближе, чем к «хвостистам». Твердый середнячок, как большинство класса. Только по истории и логике держал отличные оценки, их-то я любил. Потом успехи в логике помогли в службе. Ну, а что касается астрономии, здесь оставался середнячком. Тогда она меня не особенно занимала, и потом не пригодилась в службе.
— Понятно. А что помните о движении планет и их виде на ночном небе?
— Ну, школьные сведения... Расстояния и периоды обращения забыл начисто, за исключением четырех, входивших в Лигу. Движение по небу остальных помню, как всякий культурный человек...
— И как выглядел Семел?
— Семел? Ах да, у нас он звался Лайр... Выглядел как крупная звезда, разве что в отличие от дальних звезд явственно двигался по небу, не помню, по каким правилам. В сильные бинокли и телескопы смотрелся как желтый кругляшек размером с монетку в пять кобунов.
Расспрашивать, какой именно величины была монетка в пять кобунов, не было необходимости: и так ясно, что ихний Семел, то бишь Лайр, обращался по своей орбите, отстоящей от орбиты Талара на многие миллионы лиг — быть может, быть может, примерно на том же расстоянии, которое ложным образом приводит «Краткий курс».
— А как вы отреагировали, когда увидели, что Лайр выглядит вовсе не крупной звездой, а огромным диском?
Гарн по своей обычной привычке скупо улыбнулся:
— Откровенно говоря, никак. В первую же ночь мы, понятно, эту величественную картину увидели... собственно, первым увидел ребенок, пошел угощать белку и прибежал с криком: «Папа, мама, посмотрите, что на небе!» Что ж, удивительное было зрелище. В первый раз такое видели. А потом... Понимаете ли, я не интересовался, почему обстоит именно так. Нужно было в сжатые сроки усвоить громадный объем гораздо более важной информации, просмотрел «Краткий курс» и этим ограничился. До сих пор работа, которую вы мне поручили, ни коим боком не касалась астрономии, даже слова такого ни разу не звучало. Разве что...
