Под бурные, переходящие в овацию аплодисменты — ну в точности как на очередном историческом съезде КПСС, только искренне — он спустился с трибуны под звуки университетского гимна, вежливо отклонил приглашение Магистра занять почетное место на предстоящем вскоре пиру для факультета (уже в английском значении этого слова[14K5]), сослался на неотложные государственные дела и прошел к своему коню в сопровождении бдительных ратагайцев, во все время его речи стоявших у подножия трибуны с руками на рукоятях сабель — ну, такой уж был народ, с подозрением взиравший на всех и каждого и делавших исключение лишь для Яны. Дай им волю, они и в туалет бы за Сварогом ходили до двери — очень уж серьезно относились к своим обязанностям.
Надев «маску», он непререкаемым тоном отправил сопровождающих во дворец, сказав, что ему вновь предстоит одна из тех встреч, на которые и король отправляется в полном одиночестве, причем на сей раз речь идет не об амурных, а государственных делах. Ратагайцы повиновались молча, но с нескрываемым неудовольствием на лицах. Оставшись в одиночестве, Сварог поехал шагом, ухмыляясь про себя, — прекрасно знал, что начнется в Латеране ближе к вечеру.
Сегодняшнее торжественное событие будут отмечать в точности так же, как День Бригиты — здешний аналог российского Татьянина дня, ежегодного студенческого праздника. Кабатчики и рестораторы заранее потирают руки в ожидании нешуточной прибыли, а наиболее беззастенчивые уже наклеили этикетки дорогих вин, келимасов и ликеров на всякую бормотуху, которую станут подавать гостям, когда те придут в столь веселое состояние души, что уже не будут толком соображать, что именно пьют. Правда, последуют и неизбежные убытки в виде поломанной мебели, разбитых окон и зеркал, битой посуды, а то и заушения корчмарей — в том случае, если все же сыщется достаточно трезвый знаток и определит, что вместо заказанного благородного напитка ему подсунули паленку. Однако прибыль обычно превышает все убытки настолько, что придется смиренно снести и легкие побои (серьезно увечить трактирщиков в таких случаях не положено, студенческая братия ограничивается подзатыльниками, пинками пониже спины и фонарями под глаз).
Полиции остается только посочувствовать — вечерок и ночка им предстоят еще те… Как и в День Бригиты, ей велено закрыть глаза на всевозможные мелкие нарушения порядка вроде разбитых окон, сорванных вывесок, битых фонарей (а то и вывернутых с корнем фонарных столбов), бесчинств в кабаках и драк с речными моряками. Почему-то историческим врагом латеранских студентов служат именно речные моряки, как в Ремиденуме — пожарные, а снолдерских университетах — армейские пехотинцы из легионов и «безымянных полков». Отчего так повелось, никто сказать не может — традиция уходит в столь седую древность, что концов не отыскать. Поднятых на улицах упившихся до бесчувствия людей в студенческих мантиях на сей раз свозят до вытрезвления не в полицейские участки, а в особые бараки, где утром подают ковшик пива. Полиция вмешивается лишь в случае чего-то тяжкого — вроде драк с членовредительством, попыток отпустить на волю впряженных в любые экипажи (кроме принадлежащих королевскому двору) лошадей, а сами экипажи перевернуть (разумеется, если в них не сидит красивая девушка, в этих случаях традиция предписывает отступать с поклонами), а также поджогов (и такое случается). Вот только с первыми лучами солнца полиция начинает работать в обычном режиме, о чем прекрасно осведомлены и записные буяны. Полиция в такие праздники выходит на улицы в полном составе (исключение делается разве что для больных, отпускников ставят в ряды) и получает особые наградные — право же, заслуженные…
Вскоре он подъехал к ресторану под названием «Королевский пальмань» (над входом висело позолоченное украшение — королевская корона в венке из миртового листа, означавшая, что хозяин носит высокое звание обладателя Королевской Привилегии, в данном случае, согласно именно миртовому веночку — по кулинарной части). Именно эта его маска предназначалась исключительно для посещения этого заведения — а потому моментально узнавший его лакей проворно нырнул в заднюю дверь, оттуда тут же потащили к свободному местечку у лучшего окна персональный Сварогов стол, и, не успели еще его поставить, как объявился и хозяин, жамый Фавероль, являвший собой образец классического повара — могучая фигура, солидное брюхо, красная физиономия, усищи вразлет, безукоризненной чистоты желтые передник и колпак (поскольку белый здесь был цветом смерти, повара носили спецодежду желтого цвета), набор кухонных ножей на поясе, числом дюжины в две — от крохотного, с дамский мизинчик, до тесака не менее скрамасакса.
Сварога он приветствовал со всем почтением — вполне искренним. Выслушав заказ, серебряный поднос с двумя горшочками, запечатанными подрумяненным тестом, разнообразными приправами в судках и фарфоровых сосудиках наподобие солонок-перечниц, полубутылкой отличной ронерской анисовой водки и прочим, торжественно принес самолично и удалился на цыпочках, чтобы не стоять над душой у обедающего. Налив себе пузатую рюмку водки — что за пельмени без водки? — Сварог аккуратненько взрезал острейшим ножиком тесто на одном из горшочков и пока что отложил его на блюдце. Из горшочка поднялся пар вкупе с аппетитнейшим запахом — там были классические пельмени (говядина, свинина и баранина в должных пропорциях), а во втором — пельмени с гусятиной. Осушил рюмку, выловил серебряной ложкой солидных размеров пельмень со щедро приправленным специями бульоном, прожевал — и на душе стало вовсе уж благостно.
Он мог сказать с полным на то правом, что это заведение — дело его рук. Конечно, техническим, так сказать, исполнением занимался жамый Фалероль, но идея-то принадлежала Сварогу!
Года три назад, прочно обосновавшись в Латеране, ощущая некое смутное томление души, он быстро понял, чего ему не хватает здесь, именно что пельменей. Ни таларская, ни сильванская кухни при всей их искусности и разнообразии пельменей не знали — как не знали и самого понятия «фарш». Ну вот как-то так исторически сложилось, что не было здесь мясорубок, а значит, и фарша не было. И в Империи тоже. В пироги запекали либо мелких птичек целиком (как когда-то на Земле), либо разделанную крупную птицу, а прочие мяса крошили на мелкие кусочки, как это происходит с узбекской самсой. Вкусно, конечно, но все же это не то…
Поначалу Сварог собирался обучить не столь уж и хитрому искусству приготовления пельменей одного из дворцовых поваров. По его заказу и примитивному чертежу быстро ухватившие суть инженеры с одного из оружейных заводов в два счета изготовили вполне приличную копию земной мясорубки (что было оформлено как личный и тайный королевский заказ, на заводе не знали, для чего эта штука королю понадобилась, но военную тайну хранить умели).
Однако все обернулось иначе. Жамый Фалероль, входивший в дюжину лучших латеранских кулинаров, держал тогда трактир под названием «Павлин на вертеле» довольно далеко от центра, лет триста принадлежавший трудовой династии его предков. Респектабельный был трактир, предназначавшийся исключительно для «чистой публики» — но при весьма неплохих доходах Фалероль все же не в состоянии был расширить дело, хотя давно питал такие мечты.
Все изменилось самым решительным образом после того, как открывший для себя этот трактир Сварог побывал здесь два раза. На третий, после разговора с хозяином, убедившись в его нешуточном кулинарном мастерстве, Сварог подумал: а почему бы и нет? Какая, собственно, разница, которого повара учить?
В тот раз он занял отдельный кабинет, позвал хозяина, открылся касательно своей подлинной личности и поставил задачу. В первый момент «мастер кухонного очага» несказанно изумился (пирожок с мясом — варить?!), но будучи знатоком своего ремесла, быстро оценил идею по достоинству.
Вскоре ему на кухню люди Сварога привезли мясорубку. В последующие недели жамый Фалероль, ухватив главную мысль, творчески ее развивал со всем размахом. Пельмени в кастрюлях и в горшочках, с разнообразнейшими начинками из всех идущих в пищу мяс, в том числе птиц и рыб, с грибами, пельмени жареные, пельмени с ягодами и фруктами в сладкой подливе, неисчислимые соусы, не только простая сметана, пельмени с творогом, тертым сыром, всякими желе, даже со съедобными листьями короталя, на Земле неизвестного. Все прочие яства были преданы забвению, отныне Фалероль специализировался исключительно на «пальманях» (как он ни ломал язык, пытаясь выговорить русское «пельмень», происходившее якобы, по уверению Сварога, из древности, но ныне забытое, получалось «пальмань», с чем Сварог быстро согласился — какая разница, как называть, если вкусно?). Сварог выдал Фалеролю Королевскую Привилегию — здешний аналог патента, в данном случае и на «пальмань», и на мясорубку.
