— Ты что мелешь, Щепка? — сморщился Босой Медведь. — Зачем нам чужие сложности?
— К тому я клоню — а вдруг он не просто похож на Ротеро, а сам Ротеро и есть. Рост, волосы, родимчик на шее, прочее — не отвертится. А вот находка эта? — Она кивнула узким подбородком на стол с шауром. — За одну эту находку мы можем его сдать в Каскад и получить вознаграждение. Вот пусть он нам и выплатит вознаграждение за наше молчание. У такого, как Ротеро, денег должно быть невпроворот…
Босой Медведь помотал головой — дескать, на крысятничество и стукачество он не пойдет — и уже открыл было рот, чтобы озвучить свой жест, но тут вдруг закричал Монах:
— Глядите! — и глаза у него аж разгорелись от возбуждения. — А это еще что?!
«В самом деле: что?..» — заинтересовался Сварог, которого уже начал утомлять этот спектакль и он готов был его прервать, но после слов Монаха решил пока повременить.
— Комната пуста, но если отыскивается вещь, то одна чуднее другой, — бывший служитель культа протянул руку к пустой тарелке на столе, отодвинул ее и поднял над головой сигарету Сварога. Которую тот сотворил сегодня поутру — уж очень, до нетерпежу захотелось сигаретного табачку — но не выкурил, отвлек один человечек, посланный им на разведку местности. И забыл Сварог сигарету на столе, а та, бляха-муха, закатилась под тарелку.
Монах, осторожно держа двумя пальцами незнакомый ему предмет, поднес к лицу, рассмотрел со всех сторон, потом понюхал.
— Трубочка из бумаги скатанная, с одной стороны вроде заглушка, а внутри табак, ежели по запаху судить… Колдовство, как есть колдовство! — сплюнул через левое плечо и брезгливо бросил сигарету на стол. — Не в людских силах сделать трубочки из бумаги такой тоньшины!
«Странный у вас мир, — вздохнул про себя Сварог. — До электричества доперли, а сигареты не изобрели, притормозили. Хотя… если есть курительные трубки, то в сигаретах жестокой необходимости, пожалуй, нет».
— Я слыхал, что на Гвидоре и не такие чудеса делать научились! — сказал Босой Медведь.
— А я говорю тебе, это черные колдовские забавы, для черных дел и сотворенные! И постоялец твой — Иной!
— Допросим его огнем, сам нам про все споет, Иной или не Иной, Ротеро или кто другой, — гнула свою линию Щепка. Босой Медведь открыл глаза, кои закрывались у страдальца сами собой, и гаркнул хрипло:
— А как не Иной вдруг окажется, а человек из Каскада, занимающийся секретными делами?! — он махнул рукой перед носом Щепки. — А мы его — огнем?! Где мы потом спрячемся от черно-зеленых?!
— Бесовские удумки, колдовские! — грянул в комнате голос Монаха. — В огонь их — и весь сказ, пока порча какая не завелась от них! Пока беда на город не перекинулась!
Охваченный инквизиторским пылом, забывший о своей нынешней малопочтенной профессии, бывший служитель культа схватил со стола шаур… В какой уж там огонь он его намеревался бросить, так и осталось неясным. Потому что до огня дело не дошло. Монах случайно нажал на спуск и…
От Сварога зависело, выстрелит шаур или нет. Оружие было настроено на него и в чужих руках могло сработать только в том случае, если его хозяин этого отчего-то вдруг пожелает. Хозяин пожелал — и шаур выстрелил.
Нет, если бы шаур был нацелен на кого-то из людей, Сварог, конечно, не допустил бы членовредительства и потерь в рядах будущих помощников. А так… почему бы не обставить свое появление максимально эффектно. Эффект вышел что надо. Серебряная звездочка блестящей молнией пронеслась через комнату и звонко влепилась в стену. А поскольку ошалевший Монах палец со спуска не снимал, то звездочки вылетали одна за другой, рисуя на стене замысловатый серебряный узор. Видимо, у Монаха случился форменный столбняк. Впрочем, челюсти отвалились и у остальных горе-воров.
И тут, до кучи, Сварог снял заклинание отвода глаз. И перед братцами-разбойниками из ничего, из воздуха соткался вдруг отсутствующий постоялец.
Монах выронил шаур, бухнулся на колени, полез под рясу, трясущимися руками выудил из-под нее какой-то амулет на веревке, вытянул его вперед и горячечно затараторил:
— Чур, чур тебя, изыди, пропади, пропади, изыди, чур, чур!
Босой Медведь рухнул на стул, обхватил голову руками, наклонился, словно надеясь на то, что когда он голову поднимет, наваждение исчезнет. К его и без того непростому похмельному состоянию добавились вдруг этакие переживания… можно и пожалеть беднягу.
Крепче и расторопнее других оказалась Щепка. Она, не тратя время на эмоции, кинулась на выход. Но добраться до двери Сварог ей не дал. Подсек под лодыжку, завалил на пол и, пресекая возможное сопротивление, слегка надавил на одну из болевых точек. После чего шипящую от нешуточной боли Щепку мастер Сварог толчком отправил к кровати.
«Пожалуй, с эффектным появлением слегка перестарались, граф, — подумал Сварог. — А ведь представление только начинается…»
Первым делом Сварог отобрал шаур, аккуратненько положил на стол. Потом заклинанием сотворил кувшин вина и буквально сунул его в руки предводителю шайки. Тот попытался было отбросить от себя колдовское зелье, но Сварог не дал, придержал кувшинчик. Далее притягательная сила винного запаха сделала все сама, утопила в аромате все страхи и сомнения Босого Медведя. Предводитель сперва шумно внюхал в себя благоухание из сосуда (Сварог угощал его по высшему разряду — вином, достойным королевских погребов), потом капнул винца на язык, а уж потом плотно присосался к кувшину — и не отрывался, пока не осушил его до дна…
А на лице Босого Медведя утренним солнцем всходило блаженство. С любопытством наблюдающий за ним Сварог прекрасно понимал воистину волшебные перемены в состоянии главаря. Если до этого во рту было сухо, как июльским полднем на кряже, то сейчас стало свежо и благодатно, как в лесу после грозы. Если до того громкие возгласы сотоварищей и прочие звуки этого мира ввинчивали ему в голову раскаленные пыточные щипцы, то сейчас голову ласкала изнутри теплая волна… Так, одного, считай, привели в чувство.
Щепка и без того рассудка и чувств не теряла. Хотя буравит взглядами из-под насупленных жиденьких бровей, но, будьте уверены, все понимает, все соображает — в частности, соображает, за кем теперь сила, и глупостей делать не станет. Остается Монах.
К бывшему служителю культа, все еще ползающему на коленях и заклинающему колдовского постояльца пропасть, исчезнуть, сгинуть навсегда, Сварог применил женский способ — влепил хор-рошую пощечину. И — вот чудо из чудес-то — помогло! Монах заскулил, прижимая руку к запылавшей щеке, прошипел какое-то ругательство, но — угомонился. Перебрался к окну, сел на пол и затих.
Что ж, теперь можно переходить к делу.
— Значица так, герои темных подворотен, — шумно выдохнув, начал Сварог с расстановкой. — В вашей жизни наступает пора перемен. Вляпались вы сегодня по самое не балуй… Я говорю вовсе не о том, что вы пытались ограбить честного человека, наивного провинциала, верноподданного налогоплательщика. Об этом я даже согласен забыть, закрыть на это глаза, заткнуть на это уши. Все для вас гораздо сложнее, мрачнее, страшнее и неотвратимее. Начнем вот с чего.
Сварог театральным жестом взял двумя пальцами шаур, несколько рисуясь сотворил шуршащий пакет. И опустил одно в другое, то есть шаур в пакет. (Кое-какие наблюдения, вынесенные из посещения Каскада, он не забыл — напротив, взял на вооружение.)
— Вот так. Как говорил один грамотный по вашей части специалист: «Значит, статью ты уже имеешь». Ваши пальчики отпечатались на этой нечеловечески магической вещи так же отчетливо, как поцелуи на пыльном серванте. Вы ж, умники, все дотрагивались своими грязными ручонками до этого черно-колдовского, смертельно-Иного предмета. Но на этом ваше дело не заканчивается. На ша… этой штуке есть и мои пальчики, соображаете, что к чему? За мной такие дела тянутся — ой-ой-ой! Я, признаюсь вам как родным, не на одну смертную казнь уже наработал, никак не меньше, чем на десяток. Потому как старался я очень. Выходит, в любом разе мы с вами будем проходить по делу как одна банда, сечете? За все сообща отвечать теперь будем, бочок к бочку сидеть на скамье подсудимых. А там местные служители закона начнут копать, и только держись — все ваши мелкие проказливые делишки всплывут, как дерьмо со дна бассейна. Потому как заниматься вами будет — уж мне ли объяснять столь прожженным людям! — Каскад, а вовсе не простые блюстители уличного порядка. Каскадовцы ничего не пропустят, ни одна навозная муха мимо них не пролетит. Ну что, трущобная гвардия, осознали свое положение?
