Даже если не знать, что имеешь дело с летучим голландцем, уклониться от столкновения не удалось бы. Какое там уклониться за несколько-то секунд!
Однако призрак призраком, а Сварог вздрогнул, когда Пурпурный Странник соприкоснулся со стальным бортом «Серебряного удара».
Но ничего не произошло – если не считать того, что фрегат, надвигаясь на броненосец, исчезал, а с противоположной стороны показываться отказывался. Пропадал, словно бы уходя в «Удар», растворяясь в нем, пока совсем не пропал. Полное впечатление, что он вошел в стальной корабль, да где-то внутри и остался. А если и правда… Для собственного успокоения Сварог должен был теперь проверять эту сумасшедшую версию. Хотя, когда ходишь по таким краям, ненормальное и нормальное запросто могут меняться местами…
От проверок Сварога отговорил все тот же Пурпурный Странник – чертова посудина вдруг снова появилась в кабелоте впереди по ходу броненосца. И только появилась, только показались ее карминовые паруса – как корабль-призрак нырнул… Ну, то есть так это выглядело, что нырнул. Он стал уменьшаться, погружаясь в пучину. Последней ушла под воду шлюпка. Вернее, как будто ушла под воду – речь же, не забываем, идет о призраке…
Для успокоения нервишек Сварог закурил, не торопясь покидать палубу. И вовсе не ожидая, что «Бурегон» появится вновь. Он просто собирался с мыслями. Взял тайм-аут.
Передышка получилась недолгой. Окончилась, едва «Серебряный удар» добрался до того места, где якобы затонул Пурпурный Странник…
…Вода была неимоверной прозрачности. Прозрачнее горных рек, прозрачнее ключевых вод. По поверхности не бежало даже ряби, а волны, поднимаемые проходящим судном, удивительным образом затухали в двух-трех каймах от стального корпуса.
Глубина здесь не превышала двадцати-тридцати каймов, глубину легко можно было прикинуть на глаз, потому что – вот оно, дно, как на ладони, рукой подать… Дно покрывал песок лимонной желтизны и пересекали дорожки, сложенные из плоских, тщательно пригнанных друг к другу камней. Дорожки вели от грота к гроту, и гротов этих под водой было видимо-невидимо, куда ни кинь взгляд. Входы в пещеры где прикрыты водорослями, где занавешены нитями янтаря, где открыты. Между гротами стояли столы, за ними сидели люди – в основном мужчины. И не просто мужчины: по гроздьям серег в ушах, по татуировкам, по одежде, по обветренным лицам и огрубелым ладоням угадывалось, что большинство их них, если не все, моряки. Осьминоги подавали им яства и вино. Меж столами сновали морские коньки и игриво терлись о ноги. У кого-то на коленях сидели хохочущие русалки, подливали вино, обнимали за шею и осыпали поцелуями…
Там, в бездне, было слышно, как удивительно чистый девичий голосок старательно выводит:
Приходи, когда лепесток луны
Поплывет по реке небес.
Приходи потому, что жизнь – это мы,
Угодившие в темный лес.
Приходи откровением губ и рук,
Я готова почти на все.
Потому, что жизнь – это просто круг,
Это чертово колесо.
Надо всем этим жутким своей правдоподобностью бредом броненосец «Серебряный удар» сейчас и проходил. Над людьми, нежащимися в креслах-раковинах с трубками в зубах – а над трубками поднимаются синие облачка. Люди покачивались в гамаках, натянутых между гротами. Кто-то забавлялся, катаясь на круглой, как шар, пучеглазой рыбине. Наголо бритый пожилой человек со шрамом через всю голову, поглаживая шкиперскую бородку, вдумчиво играл с огромным омаром в игру, напоминающую шахматы. Они переставляли по клеткам трехцветного поля изумруды, кораллы, раковины… Встречались и вполне земного облика женщины. Вот одна, уже немолодая, играет на арфе. Другая, совсем юная девчушка, кружит в танце с юношей в мундире гидернийского обер-лейтенанта, а вокруг вьются стайки пестрых рыбешек… Еще одну женщину раскачивали на качелях, сделанных из водорослей и панциря краба, два проворных кальмара… Вот из грота вышла изумительной красоты дама в прозрачном, как и вода над ней, хитоне. Подняла голову, провела взглядом по людям, перегнувшимся через фальшборт, завела руки за шею и резко вскинула их, встряхнув роскошными волосами, рассмеялась… А волосы, как в замедленной съемке, колыхались медленно, завораживающе – дело все-таки происходило под водой…
Приходи потому, что жизнь – это пыль
В паутине текущих дней.
Мы сегодня – живые. А завтра мы
Превратимся в пару камней…
И другие люди – за столами, в гамаках, на рыбах, на дорожках – бросали взгляды наверх, улыбались проходящему кораблю и призывно махали руками.
– Фиддлерсгрин!
– Морской рай!
– Великий Тарос, да это же рай моряков!
– Существует!..
– Стоять!!!
Предупредительный оклик Пэвера опоздал. Раздался всплеск, и люди на корабле, включая маскапа Сварога, увидели, как комендант угольной базы крон-майор Прого Тританг уходит под воду, погружается в кущи подводного рая. Вот он достиг дна, встал ногами на каменную дорожку, ощупывает себя, улыбается, счастливо оглядывается. К нему подплывает русалка с раковиной-бокалом в руках, дает ему вино, обвивает за талию. К Прого с распростертыми объятьями идет, оставляя на песке тут же затягивающиеся следы, плечистый человек в капитанской фуражке…
Но Сварог уже не любовался райскими картинками. Он двигался по палубе и планомерно отшвыривал людей от фальшборта.
– Всем отойти! Вон с палубы! Внутрь! В кубрик! Я сказал, щенок, вон отсюда! – и Сварог, сочно приложив кулаком, отправил в нокдаун какого-то сопляка с обезумевшими глазами и слюной на губах, попытавшегося вцепиться маскапу в горло. Пусть лучше валяется в нокдауне, чем на дне.
Сварогу удалось сломать очарование, складывающееся из медленного, безмятежного, умиротворяющего парения над идиллическими видами… а виды-то сменяют друг друга, виды полны разнообразия, и каждый прелестен и манящ, и нет ничего страшного на дне, нет ничего плохого под водой, нет ничего жуткого в смерти и…
Сварог, очухавшись на мгновение на слове «смерть», не без усилия заставил себя включить «магический глаз»…
– Пэвер, Олес, Чуба, так вас перерастак, что застыли, гони всех прочь! – летел вдоль борта Сварог.
Чуба-Ху в собачьем обличье перехватила, вцепившись клыками в ногу тоурантца, тащившего к фальшборту женщину, наверное жену, и ребенка, наверное своего. Не иначе хотел уйти с ними от невзгод в сказочную страну. А Чуба, как и Сварог, скорее всего, видела, как выглядит эта сказка на самом деле.
Отталкивая зачарованных людей от борта и надрываясь в крике, Сварог поливал океанскую воду серебром из шаура. И когда он увидел, как отшатнулись от борта люди, то понял, что серебро подействовало на морскую нечисть именно тем макаром, каким и должно оно действовать на любую нечисть. Тогда Сварог остановился, посмотрел вниз.
Вода замутилась. Вода потемнела и забурлила, взбивая черную пену. И в этой пене замелькали темные влажные спины. Спины кишмя кишели вокруг корабля – там, где над водой появлялись откусанные кисти, ступни, ноги, ошметки внутренностей… и тут же части розовой человеческой плоти накрывали темные туши. Одна из тварей вдруг взмыла вверх, по-дельфиньи заплясала на волне, явив себя во всей красе: вытянутая безглазая голова величиной с водолазный шлем сразу, презрев необходимость иметь туловище, переходила в длинные, напоминающие ноги, очень подвижные ласты. Тварь сжимала в пасти, полной мелких зубов, голову коменданта Прого. Словно исполняя танец злобного торжества, прошлась с головой в зубах по волнам, по тушам сородичей. Головастик веселился, пока из кишенья спин не выпрыгнул другой головастик и не вырвал из его пасти игрушку, как ватерпольный мячик…
