Наконец, остановившись у какого-то глухого забора и взглянув по сторонам — нет ли кого поблизости, — девушка сказала:

— Побожись, что не выдашь меня Люту с Ярополком... Э-э, да ты иудейка, всё одно можешь обмануть... Поклянись хотя бы: «Лопни мои глаза, коли я продам!» Говори.

— Лопни мои глаза... — неуверенно повторила та. — Коли... продавать...

— Верю, верю. В общем, слушай. Этой ночью Милонег сбежал из узилища...

Суламифь вскрикнула от радости, но Меньшута цыкнула сердито:

— Тихо! Что орёшь? Разговор секретный... Значит, он укрыт сейчас в потаённом месте. Будет там до вечера. А как солнце сядет, станет ждать княгиню за городом, возле княжьей купальни на Днепре. Сможет — пусть приходит. Коли нет — Милонег уедет один. Поняла? Передашь Анастасии?

— Да, да, поняла, передашь, конечно...

— Ну ступай тогда. И учти: Милонега охраняют друзья. Коли вместо княгини явится к купальне Блуд или Лют с дружиной — им несдобровать.

— Нет, нет, передашь только госпоже... — И хазарка, по-утиному переваливаясь в тулупе, заспешила обратно в сторону детинца.

А Меньшута прикусила губу и подумала, чуть не плача: «Дура я набитая, бестолочь окаянная, голова садовая... На моём месте другая извела бы соперницу, разлучила их, каверзы настроила... Ну а я... своими руками... отдаю любимого... Матерь Берегиня, что за участь моя такая?! — Глубоко втянув воздух и прикрыв глаза, как бы вдавливая накатившие слёзы в себя обратно, девушка закончила мысленную тираду: — Ничего, может, обойдётся. Говорили, что княгиня болеет. Во дворце охрана... Вероятно, сил у неё не хватит... Или стража её не пустит... князь прищучит... Мало ли что бывает на свете!.. Лишь бы не пришла! Это будет счастье!..»

...А Свенельд и Лют, обнаружив пропажу узника, поставили на ноги всю дружину. Обыскали дом Жеривола и дом Григория, рыскали по дворам и улицам, прочесали постройки вдоль ручьёв Юрковица и Клов. Но безрезультатно! Мстиша усилил караулы на всех городских воротах, а из конников сформировал патрульные группы — по двое, по трое — объезжать городские концы. На дорогах в сторону Овруча, Пинска, Переяславля, Чернигова боевые отряды расположил. Зло заметил отцу: «Мышка в мышеловке. Буду я не я, коли не сверну ему шею». А Свенельд посмотрел на него задумчиво: «Это проба сил... Схватишь Милонега — значит, Киев наш... — А потом добавил: — Не забудь приглядывать за княгиней. Жериволов сын сделает попытку с ней снестись — помяни моё слово. И тем самым себя раскроет...» — «Верно! — восхитился Мстислав. — Про неё-то я сразу и не подумал. Ну конечно, Анастасия! Станет той приманкой, на которую клюнет рыбка!..»

...Потаённым же местом, где скрывался молодой человек, была купальня. Вытащив Савву из узилища, ещё затемно посадили беглеца в бочку из-под вина и с восходом солнца провезли через боковые Кузнецкие ворота, где стояла менее суровая охрана. Правил лошадью брат Паисий, сзади на телеге, возле бочек, находились два причты, подручных волхва, — Ёрш и Немчин. Спрятав Милонега и болгарского инока за дверями купальни, оба начинающих чародея продали бочки на Подоле, а на вырученные деньги накупили сена — чуть ли не целый стог. Навалили его на телегу, укрепили сверху палкой и двумя длинными верёвками, пообедали у знакомой старушки (та всё спрашивала: что везёте да куда путь держите, и пришлось ей наврать с три короба), а под вечер возвратились на берег. Можно было ехать, закопав Милонега в сено, но влюблённый медлил, ждал прихода княгини.

— Бесполезно, Савва, — урезонивал его брат Паисий, говоря по-гречески. — Сам подумай: как она пройдёт? Все окрестности кишат княжеской дружиной. А тем более не известно, удалось ли Меньшуте передать ей о месте встречи.

— Понимаю, да, — соглашался юноша. — Ну, ещё подождём немного. Пять мгновений погоды не делают...

— На счету каждый миг, — возражал ему Ёрш. — Нам придётся ехать не по дороге, а по берегу, делать крюк, и в кромешной тьме это очень сложно.

— Мы должны выбраться к Ирпени до восхода солнца, — вторил ему Немчин. — А с рассветом пересядем на лодку — и тогда поминай как нас звали! Вверх по Днепру — до Припяти, по Ужу и по Норину — поплывём до Овруча...

— Верно, верно, — отвечал Милонег. — Погодим чуточек — и всё...

Минуло ещё полчаса, но княгини не было. Сумерки сгущались. Время поджимало. Молодой человек с горечью сказал:

— Ладно, поспешим.

Он устроился в сене, а помощники Жеривола — спереди и сзади телега: Ёрш на передке как возничий и Немчин на задке в качестве охранника. Брат Паисий не поехал, остался в Киеве.

— Ну, благослови вас Господь, — произнёс монах. — С Богом. Трогай!

Ёрш стегнул коня... И телега, поскрипывая колёсами, растворилась в вечернем мареве.

Вдруг Паисий услышал частое дыхание. С юга, со стороны Киева, выплыла фигура — тонкая, девичья, — раздались шаги, и к нему приблизилась молодая женщина — с бледным иконописным лицом, чёрными большими глазами.

— Ты княгиня?! — поразился чернец, спрашивая по-гречески.

— Да... они уехали?..

— Я попробую их догнать. Жди нас тут, — и Паисий бросился за исчезнувшей в темноте подводой.

Он догнал телегу через пару минут. Бухнул, задыхаясь:

— Стойте!.. Она пришла!..

Милонег вынырнул из сена и, не слушая никого, устремился назад, к купальне. Он не чувствовал под собой земли. В самом деле! Глина берега не касалась его подошв. Юноша летел, словно подхваченный яростным воздушным потоком, — может быть, Стрибог нёс его на крыльях, может быть, архангел Гавриил — переносчик благих вестей?.. Ближе, ближе — вот они уже в нескольких вершках друг от друга — руки протянуты навстречу — пальцы соприкоснулись! — плечи, губы, мокрые от слёз щёки — всё слилось в поцелуе...

— Девочка моя... любимая... ты сумела вырваться...

— Да, пришлось усыпить охрану... Суламифь легла на одр вместо меня...

— Как я счастлив!..

И они застыли в благостном объятии...

— Торопитесь, милые, — деликатно покашлял в кулак брат Паисий.

Молодые люди повиновались.

В это время раздался конский топот. За деревьями замелькали факелы. Пятеро дружинников на конях выехали к купальне. С княжьим воеводой Вовком впереди. Он спросил монаха:

— Кто ты есть?

— Человек, — отвечал Паисий с болгарским акцентом.

— Он живёт в доме у Григория, — вспомнил кто-то. — Странник, который прибыл с христианскими книгами.

— С Милонегом, да? — догадался Блуд. — Где скрываешь вора? Тут, в купальне?

— Не, то неправда...

— Живо осмотреть!

Два дружинника спешились и ворвались в сруб. Выскочили вскоре обратно:

— Пусто, никого...

— Говори, подлец! — крикнул Вовк, обнажая меч. — Жериволов сын в какой стороне?

— Я не ведать, не... — лепетал Паисий. — Пощадить... не губить меня...

— Ах ты негодяй! — воевода взмахнул мечом, и чернец, обливаясь кровью, повалился наземь.

А дружинники устремились за беглецами.

— Вот они! Держи!..

Завернув повозку, окружили телегу.

— А, Немчин и Ёрш... Чтой-то вы надумали по ночам ездить с сеном? Али прячете в нём кого?

— Да кого можем прятать, господин княжий воевода?

— Вот и я думаю: кого? Мы сейчас посмотрим...

Только Ёрш их опередил: бросил нож в одного из дружинников, а другого огрел бичом. Не отстал и Немчин: выхваченной палкой выбил из седла третьего вояку. Но четвёртый бросил в сено факел. Влажный стог нехотя занялся в верхней части.

— Милонег, горишь! — заорал Немчин.

— Так! Ата! — закричал Блуд и внезапно замер. — Ба! Да с ним княгиня!

Этой секунды замешательства было достаточно, чтобы Ёрш оглушил сына Претича. Савва, оттащив Настеньку от пламени, ринулся на помощь. Вскоре все противники были связаны: двое успокоились навсегда, трое — в том числе и Вовк — лежали на земле без чувств.

— Лошадь! Стой! — заметался Ёрш.

С полыхающим возом сена бедная кобыла поскакала вдоль берега. Ёрш вскочил на коня одного из дружинников и погнался следом.