На такой оптимистической мысли василевс и уснул.

Иоанн Цимисхий чуть не утонул при подплытии к берегу: лодка перевернулась, и пришлось барахтаться в ледяной воде, в моментально потяжелевшей одежде, да ещё и под густо идущим снегом. Выбравшись на камни, он дрожал как овечий хвост, но присутствия духа не потерял и полез на стену по верёвочной лестнице, словно обезьяна на пальму. В караульной башне, где его поджидали люди паракимомена Василия, Иоанна переодели во всё сухое, дали выпить горячего вина и условленным маршрутом повели ко дворцу. Перебравшись в сад, рыжий армянин тихо свистнул. На втором этаже гинекея растворилось окно, и скатилась вниз новая верёвочная лестница. Оказавшись в Порфирной палате, дерзновенный Цимисхий обнял своих сообщников и поцеловал Феофано.

— Мы уже не надеялись, — прошептала императрица. — Думали — конец! Пять часов утра. Мы сидели как на иголках, а тебя нет и нет, будто бы нарочно!

— Непогода, шторм, — коротко ответил любовник. — Не беда, трудности уже позади. Где Никифор?

— В спальне, у себя.

— Что же, с Богом! Ты пойдёшь с нами, Феофано?

— Нет. Вас проводит евнух Пафнутий.

Гневная гримаса исказила лицо Цимисхия:

— A-а, готовишь путь к отступлению? Если операция не удастся — ты ничего не знаешь, не присутствовала и не слышала?

— Пощади меня, Ио, — женщина сжала руки. — Я не выношу сцен убийства. Видеть умирающего Никифора — выше моих очень скромных сил. Я и так уже на пределе, видишь?

— Вижу, вижу — что опять выгадываешь, где лучше! Ты всегда так себя вела. Предпочла мне сначала Романа, а потом и Никифора. Это будет последней каплей, помни.

— Нет, прошу тебя, милый, дорогой! — мать взрослеющих императоров ухватила его одежду. — Не бросай меня... Я иду на всё... Но смотреть на кровь?.. Он мне будет сниться...

— Прочь! — воскликнул Иоанн. — Не желаю знать... Дура, потаскуха! Стерва!..

— Тише, тише, — попытался образумить его Лев Педасим. — Мы ещё не сделали главного!..

— Да, ты прав, — повернулся к друзьям Цимисхий. — Я слегка забылся. Женщины всегда отвлекают... Надо двигаться. Цель близка. Мы должны действовать решительно.

И мужчины гуськом заскользили по коридору, предводимые евнухом Пафнутием. Феофано перекрестила их. Втайне она надеялась, что минутная злоба Иоанна растворится в радости от его триумфа. Как она ошибалась!..

В спальню василевса вошли на цыпочках. Первым двигался евнух, а в конце — рыжий армянин. Он прикрыл за собою двери.

Заговорщики окружили ложе.

— Господи! — произнёс Ацифеодорос. — Но кровать пуста!

— Где Никифор? Нас предали!

— Где он? Где он? — зашатался Цимисхий.

— Здесь! — указал Пафнутий пальцем в красный угол.

На полу на шкурах безмятежно сопел Фока. Злоумышленники столпились над ним.

— Эй, вставай, ублюдок! — пнул его ногой Фёдор Чёрный.

Василевс вскочил, поскользнулся и упал на колени.

— Кто вы? Что вам надо? — прохрипел он затравленно.

— Честные люди империи, — отвечал Михаил Бурзхий. — Той империи, над которой ты с вожделением надругался. Мы пришли избавить наш ромейский народ от свиньи и падали.

— Вы не смеете, — задрожал Никифор. — Вас казнят как насильников и убийц. Предадут анафеме...

— Уж не ты ли? — гаркнул Валантий и рассёк мечом василевсу лоб и бровь до кости. Тот прижал к ране руку, но кровавые ручейки заструились сквозь пальцы и закапали с локтя, исчезая в шерсти расстеленных шкур.

Лев Педасим и Фёдор Чёрный повалили Фоку и связали его кожаными ремнями. Заговорщики отнесли василевса на ложе, опустили и отошли. Ни один из них не решался нанести ему смертельный удар.

— Пощади, Цимисхий, — обратился к Иоанну Никифор. — Если ты убьёшь меня, то проклятье будет висеть над тобой всё время. Царствование твоё не станет удачным. Люди не забудут, что ты преступник.

— Замолчи, — отозвался любовник императрицы. — Ты осточертел всей стране. Разорил казну. Всех замучил поборами. Возжелал оскопить наследников. Мы тебя убьём.

— Сжальтесь, — попросил василевс. — Я вас озолочу... Иоанн, мы же родственники с тобой. Хочешь, я отдам тебе Феофано?

— Ах ты скот! — распалился Цимисхий. — Он ещё торгуется! — и обрушился на своих сообщников: — Что вы ждёте? Может быть, хотите пожалеть этого подонка? Может быть, поверили, что он вас помилует, если не умрёт? Смерть злодею! Бейте смело! Это не человек! Это куль с дерьмом!

Иоанн Ацифеодорос выхватил из-за пояса нож и с размаху вогнал его василевсу в сердце. Тот оскалился страшным кровавым ртом и затих.

— Боже! — перекрестился Цимисхий. — Не карай нас за это деяние. Не себе во благо старались, но для народа, — и стремительно вышел вон.

В задней комнате Священных палат он облачился в золотую одежду, водрузил себе на голову диадему — символ василевса — и надел пурпурные сапоги, также символ императорской власти.

Не успела ещё улечься кутерьма во дворце, Иоанн уже сидел на троне и давал распоряжения: в городе ввести чрезвычайное положение, запретить кому бы то ни было выходить на улицу без специального разрешения, вызвать паракимомена Василия, срочно собрать сенат и правительство, объявить о смещениях и о новых назначениях.

Надо сказать, что коварный Ноф, организовав этот заговор, в пятницу вечером сказался больным, слёг в постель и дрожал в лихорадке под одеялом до семи утра, до того момента, как пришёл посыльный и сказал о победе Цимисхия. Тут Василий сразу же поправился, вышел на балкон и, воздев руки к небу, при стечении толпы громогласно пропел осанну новому василевсу, избавителю Романии от тирана, самодура и негодяя.

В целом в городе было всё спокойно. В мелких стычках между представителями старой и новой власти было убито не более семидесяти человек. Люди занимались своими делами. Перемены в Вуколеоне мало отражались на их образе жизни. Сверху было одно, а внизу другое; всюду кипели страсти, но они почти не пересекались.

Иоанн сместил претора Константинополя и великого друнгария — адмирала, командующего флотом, всех стратигов — командиров военных округов, плюс — начальника гвардии и начальника тайной полиции (или, как его называли в разговорах, «ночного префекта»). Их сослали в свои имения, от столицы подальше. Были сосланы также близкие родственники Никифора — брат его, Лев, и племянники, законные сыновья Льва, — Варда и Никифор. Третий сын, незаконный, евнух Пётр, был оставлен при армии, противостоявшей русскому войску.

Трудности возникли с патриархом Полиевктом. Для переговоров с ним был направлен Василий Ноф. Высший иерарх византийской церкви принял первого министра холодно, с явным раздражением, хмурил редкие брови и жевал губами, как кролик.

— Ты мне обещал, — проскрипел старик, — что сумеете низвергнуть Никифора без насилия. Я его не любил. Но всегда считал, что убийство — не метод.

— Так уж вышло, ваше святейшество, — кротко сказал Василий. — Мы хотели уладить мирно, но Никифор оказался упрям, и его пришлось обезглавить — по необходимости. Разве ж мы за кровь? Боже упаси!

— Вы цареубийцы, — мрачно повторил Полиевкг. — И короновать преступника я не стану.

— Господи, ваше святейшество, да какой же Иоанн преступник? Он к покойному даже не прикоснулся. Убивали другие.

— Но Цимисхий явился в спальню.

— Да, явился. Вопреки своей воле. Он порог пересёк последним и всё время находился поодаль. Да, формально — виноват, но фактически — чист. Я вас уверяю.

Патриарх пожевал губами. Жёстко произнёс:

— Я смогу венчать Иоанна на царство лишь при выполнении трёх моих условий.

— Всё, что ни попросите, ваше святейшество.

— Что ж, увидим... Первое: истинных убийц обезглавить. Это должен объявить сам Цимисхий — и тогда он хоть как-то снимет с себя вину соучастника.

— Принято. Ещё?

— Отменить закон, изданный Никифором: о запрете церквям и монастырям приобретать земли в частные владения. И епископов буду утверждать только я, без согласования с василевсом.