— Это правильный вопрос, Ангелина. Ты ведь понимаешь, что я не могу на него ответить напрямую? Иначе зачем все эти книжки?

— А, ну ладно, — легко согласилась она и тут же вдавила в пол тему отношений Дмитрия и Светланы.

Лязг металла о металл — это стены костюмов разъезжались подобно бессчётным кулисам, являя всё более широкий обзор на Короля, а когда уехала последняя, к нему как на сцену впорхнул ещё один небезызвестный персонаж — Кирилл Каталонов. Сегодня «Платиновый блондин России 2003» расхаживал в скромным по его меркам оперном фраке с красной бабочкой.

— Это ещё что, Кирюша? — воскликнул, скосив на секунду глаза, Король. Несмотря на то, что капризный голос подразумевал немного фирменной жестикуляции, он сидел истуканом и высматривал малейшие недостатки своего макияжа.

— Это, Луи, высокое искусство! — объявил Кирилл Каталонов, изящно вытряхнув смартфон из рукава в ладонь. — Себяшку?

Король мигом отвалился от зеркала, чуть склонил голову, чтобы влезть в кадр, и оба, не сговариваясь, организовали пару сценок. Отобрав фотографию, Кирилл передал смартфон ассистенту. Луи же воссел обратно на трон.

— Только не говори, что ты задумал это! — воззрился он на друга как бы свысока.

— Я думал, так много думал, и почувствовал, что весь мой репертуар последних лет — пыль, Луи. Пыль!

— Скажи это композиторам, аранжировщикам, текстовикам, стилистам…

— Нет! Это прекрасные, талантливые люди, но для моей души… Я что хочу сказать, Луи, душа моя просит тех самых ощущений, когда я просто пел в опере, касаясь чего-то… высокого, выше, чем я сам. Прекрасное чувство… А сейчас я что? Вот за что меня люди запомнят? За дурацкие клипы, где меня как дурака валяют? За рекламу с кривляниями? Нет. Я не буду таким. Я хочу вернуть те времена, когда я был хорош, отличен, замечателен, и Зрители меня… уважали.

Король покачал головой сочувственно и осуждающе.

— Кирюша-Кирюша-Кирюша… Все мы со скрипом проходим испытания Зрителями. Но знаешь, почему они до сих пор не пожрали наши души? Потому что в них осталась капля уважения за то, что мы такие, какие мы есть. Не притворяемся непонятно кем. Нет, притворяемся, но мы такие и есть — лицедеи. Кирюш, ты давно не платиновый мальчик из оперы. Ты такой же как и мы, попсовик-затейник.

— Я не могу, не могу больше выносить их осуждения! — дрогнул голосом Каталонов.

— Ой, да пёс с ними! Большой, дворовый, блохастый… — Луи задумался, но тут же стряхнул с себя это наваждение. — Пёс. Им ведь что подавай — чёрт-те что. Никогда не скажут, сами не знают, только нащупывай, а мы с тобой парни немолодые, стабильные. Зачем дёргаться, ломая рабочий механизм? Кирюша, костюм классный, но пожалуйста, исполняй только проверенные номера. Я Зрителям никогда новые песни не пою, пока не убедюсь, что не натренировал репертуар до автоматизма. А ты — сколько лет ты не занимался академическим вокалом? Десять?

— Двадцать.

— Вот!

— Не знаю, Луи… я настроился на оперный номер. Месяц готовился. Я справлюсь.

— Иди сюда, — распахнул объятья король, и Каталонов как-то неловко, но принял его приглашение. — Я верю в тебя, дружище и очень, очень боюсь. Но одно я знаю точно — здесь мы на своём месте. Что ты, что я. Мы справимся и в этом году.

— Справимся… — безжизненно повторил Каталонов и с внезапной энергией отпрянул от друга. — Спасибо, Луи. Я за тобой через одного, пойду готовиться.

— Вот и хороший мальчик.

Когда он проводил Каталонова из гримёрки взглядом, улыбка померкла. Король развернулся к зеркалу, в который раз проверил макияж и вздохнул. Тут в гримёрку пронырнула голова с гарнитурой в ухе.

— Луи, дорогой, готовность пятнадцать минут.

— Я тебя услышал, — отозвался тот, и головы как не бывало.

Остальные самоорганизованным гуськом повалили в коридор — под «Чёрного ворона» от Короля. Песню он безбожно пересаливал, дабы как следует пролудить связки. Когда Луи умолк, в гримёрке остались лишь два «мальчика», оба на ногах, и Ангелина с Александром.

— Пора, — поднялся, взмахнув плащом, Король и задержал взгляд на писателе. — А это что за бананчик?

— Пап, это Александр Рассветов. Он со мной.

— Кто? — нахмурился Луи на «мальчиков». «Мальчики» спешно порылись в телефонах и покачали головами. — Нет? Исправим после выступления.

— Спасибо, пап!

Луи волевым жестом распахнул дверь, и все четверо поспешили вслед его семимильным шагам по коридору. Было в этом что-то от выхода на боксёрский ринг. Ангелина умудрялась поспевать, не отрываясь от смартфона, но на развилке подняла глаза и придержала Александра за рукав. Процессия встала. Король эффектно, со шлейфом плаща, развернулся и возложил руку на голову дочери.

— Удачи мне.

— Удачи тебе, пап!

— Всё верно, молодчинка…

За кулисы Луи прошествовал под тяжестью четырёх взоров. Александр оглядел своих спутников и подивился, что никто никуда не спешит. Более того, все двинулись по неостывшему следу Короля, лишь когда прошла приличествующая минута. Как-то сразу, без переходов и дверей, перед Александром образовалась изнанка машины с лохмотьями проводов, мерцающими кнопками, лампочками, подвижными механизмами. Слышно было каждый всполох пиротехники, шипение дым-машин, ритмичный стук подошв по сцене. Отсюда, из закулисья, музыка звучала так, будто её включили на хорошем, но телефоне.

Почти вся массовка уже работала на сцене. Луи дожидался своего часа на трёхступенчатой лесенке на сцену, механически пританцовывая в такт барабанам; лицо его окаменело, жилы на шее то вздувались, то втягивались обратно.

— Александр… — деликатно тронула писателя за руку Ангелина.

— Да?

— Подождите, пока я договорюсь с мостиком.

Не понимая, о чем речь, тот кивнул. Девочка убежала в малоосвещённую даль закулисья.

Грянул мощный аккорд, взорвавшийся разноцветными искрами из генераторов — это Король Звёзд одним отточено-плавным движением влетал на сцену. Писатель успел выхватить его лицо, на микросекунду, как вспышкой. Вся напряжённость растаяла в сверкающей, открытой миру улыбке. Когда-то отрепетированная, она кислотой въелась в личность, чьё отражение на экране давным-давно заменило оригинал. Александр потянулся за Луи, тщась не упустить случайный шнурок откровения, выглянул на сцену из-за какой-то опутанной проводами башни и — угодил в бездну. Страшную, безмолвную, что впитывает и воспринимает, возвращая обратно лишь холодный, испытывающий интерес. Мириады чёрных, без белков, глаз воронкой стягивались на Короле, но их пожирающая энергетика обдала по касательной и писателя. Душу объял голодный огонь, тело затрясло как запутавшуюся марионетку, пока Александра не приложило плечом о башню с проводами. Непонятно, что изменилось — ракурс, или восприятие самого Рассветова, но… глядя, как Луи пританцовывает, подбоченившись, он понял, что это камуфляж стрельнувшей поясницы. Старый толстеющий Король был великолепен и пуст. Весь артистизм шёл от мышечной памяти, блеск глаз давно перетёк в перламутровый костюмчик — питон сбросил блистательную чешую, а сам давно уполз.

На том шнурок лопнул. Необычайно отчётливо ощущая собственное тело, Александр попятился как можно дальше от сцены, и его остановила рука Ангелины.

— Пойдём!

Оказалось, в малоосвещённой дали закулисья таился закуток с уходящей вверх крутой лестницей. Лишь поднимаясь по вибрирующим ступеням Александр осознал, что над головой у него всё время висело целое огромное помещение. Там, на небольшой платформе, зевал тип в костюме и потешных из-за окружающей полутьмы чёрных очках. Дверь за отошедшим секьюрити поприветствовала табличкой «Вход категорически воспрещен!!!». Ангелина открыла её, дёрнув за ручку, и придержала изнутри для Александра.

— И правда, мостик, — выдохнул писатель.

Боком от него тянулись ряды компьютерных столов, где работали сосредоточенные, как пчёлы, операторы. Правую стену заменяло огромное панорамное окно на зрительский зал, перед которым чернело кресло со спинкой выше затылка. Десяток склонившихся к нему, подобно советникам, экранов передавали ракурсы со сцены. Ангелина тихонько встала справа от кресла.