Он шарил в потёмках, сам не понимая, что несёт. Незнакомец хотел было ответить, но посторонился, пропуская очередного посетителя, который смерил обоих пристальным взглядом и, прихрамывая, зашёл внутрь. Незнакомец придвинулся к самому обычному мужчине и почти прошептал:

— Точно уверены, что в вашем поиске нужна помощь извне?

Гриша поднял на него внимательный взгляд. Осознавал ли этот невзрачный, почти как он сам, человек глубину своего вопроса? Тут мимо крыльца проплелись, держась друг за друга, двое. Пьяницы, подумал бы Гриша, если у каждого из них не было бы под мышкой по костылю.

— Как пройти в метро? — проговорил он, не сводя с них глаз.

— Ха, наши пути всё ещё идут бок о бок!.. Я проведу.

Незнакомец надвинул шапку на брови, растопырил воротник пальто и не без внутренней борьбы бросился в метель. Гриша не отставал, хоть и сжал ресницы, дабы хоть глаза уберечь от беснующейся непогоды. Два пунктира следов поползли по свежему снегу на проспект, осенённый слезами печальных двуглавых гигантов-фонарей, увильнули от неожиданной остановки для автобусов, чуть разошлись, сблизились, и таким неравномерным макаром протянули два квартала. На третьем в шипящий, шелестящий, воющий шабаш ночи вкралось мерный постук лома об асфальт. Незнакомец переменился в лице, буркнул что-то Грише, прибавил шагу, прибавил ещё, когда тот настиг его, а затем и вовсе дал стрекача.

Постук же чеканно приближался — несмотря на то, что ничуть не изменял частоте ударов хладнокровного сердца.

— Сюда! — выдохнул незнакомец и тут же свернул в ближайший двор.

Гриша помедлил от жути перед бабульками на лавочках, но там их поджидали ни лавочки, ни алчущие глаза под надвинутыми платками, ни даже останки детской площадки. Лишь стылый мрак, чуть проеденный светом из окон, закорючка дороги, на конце которой коротало шесть раздербаненных «Лад», а ещё кирпичная стена. Ограда бывшей школы для беспризорников. Тупик.

— Да как так-то! — взревел незнакомец, бестолково засуетился и вдруг с силой притянул к себе Гришу за куртку. — Как так?!

— Э-э…

Постук пятью раскатами огласил этот несчастный дворик, прежде чем из метели прошествовал некий крайне вальяжный тип. Чёрная его куртейка явно что-то означала, поскольку не защищала ни от ветра, ни от холода, шапка в форме горшка держалась на макушке силой мысли, зато свежие кроссы только не сияли от новизны и ухоженности. Если бы не устрашающе ржавая арматурина, о которую он опирался как о тросточку, можно было бы подумать, что джентльмен собрался на свидосы. Глаза блеснули на случайном отсвете, с рыбьим интересом изучая то Гришу, то незнакомца.

— Тэк-тэк… Будем знакомы, ёпта.

— По-другому я представлял эту встречу, — проговорил незнакомец тихим, почти рычащим тоном. Не он, что ли, бился в истерике пару секунд назад?..

— А чё, как? Под музыку Вивальди? — оттопырил тип мизинчик на арматурине. — Не вопрос. Знаю пару ударных партитур.

Внимание Гриши привлекло заметно возросшее количество погасших окон, из которых, впрочем, светились грозди любопытных глаз. В этот раз не под платками.

— Слышь, тело! — бросил тип, вылупившись прямо на самого обычного мужчину. — Не твоего теста замес. Пшёлнахтседова!

— Прошу… — взмолился незнакомец. Гриша не уловил в его тоне и тем более растаявших во тьме глазах, что именно, уйти или остаться? И на всякий случай остался.

— Забавный ты жёлудь, — развеселился тип, хотя глаза его остались пусты.

Взмах — и крушащая молния арматуры продолбилась сквозь плечо, и вторым, обратным взмахом его отправила Гришу на обочину. Странно, но вместо боли он ощутил удивление да необычайную лёгкость в правой половине тела. Не до конца веря, что это произошло именно с ним, самый обычный мужчина взглянул на осиротевшую руку на асфальте, затем на окультевшее плечо. То, что вытекало оттуда, не выглядело как кровь. Густое, тягучее, и… — он с любопытством потрогал пальцами, понюхал, поднёс к глазам, — жёлтое?..

— Ааа! С-сыка!

Орал, кажется, тип. В метель упорхнула тень незнакомца, а спустя десяток грязных ругательств за ним ринулся и тип, похожий на вертолёт из-за бешено вертящейся над головой арматуриной. Гриша попробовал подняться, но тяжелеющий холод в теле как гиря потянул его обратно. Оставшаяся рука нащупала в кармане бо́льшую половину булки, подарок той девочки из магазина. Не придумав ничего дельного, он откусил внушительный кусок, пережевал как следует и проглотил. Скрючило его как бараний рог, и биомасса вывалилась наружу до последней крошки, загадив и без того заляпанную куртку с оторванным рукавом.

— Что-то со мной явно не так…

В расползающейся картинке мрака, вьюги, каких-то светящихся белых точек, утыканных не там, где они должны быть, наметилось новое шевеление. Какие-то люди обступили его, подняли с земли отрубленную руку, попытались приделать обратно то так, то эдак, но дело всё как-то не срасталось.

— Хорош, Валерич! Оставь на тех, кто шарит!

Даже сквозь дубеющий холод у Гриши продралась улыбка. На смех и слёзы сил уже не хватало.

Когда БМВ затормозил у косого ряда пошарпанных колымаг вдоль тротуара, Гаврил вжался в тонированное окно, получше разглядеть окрестности. Электронное табло над спуском в «Долгие вязы» алело пунктуальным 15:45.

— Надо же, а ты так старательно заворачивал на все светофоры, — расплылся бомж в нагловатой улыбке; надо же как-то проявить облегчение и не выдать себя.

— Бунт на галерке? — покосился Елисеич в зеркало заднего вида. — У меня в запасе час на покатушки с заблокированными дверями.

— Не-не-не-не-не!

— Тогда скажи «спасибо», как человек, и уматывай.

— Елисеич, — положил ему руку на плечо Гаврил. — Я тебя люблю.

— Пошёл вон, — дёрнул плечом водитель и ткнул сжатым пальцем в какую-то кнопку. Гаврил, ухмыляясь, вылез на улицу и как можно аккуратнее прикрыл за собою дверь.

— …е закры…! — пробилось сдавленное восклицание из салона.

Гаврил повторно открыл дверь, хлопнул сильнее и — ему самому стало больно оттого, как он перестарался.

-..лбоё…!

Машина пыхнула из выхлопной трубы, с рёвом шуранула прочь, но пробка на магистрали вынудила её столь же резво охладить сопла.

— Н-да… — почесал бомж затылок и спохватился: — Самому пора по газам!

Он навострил ноги под мигающее табло «Долгих вязов», столь ловко обтекая прохожих, что задел сумкой нескольких. У входа происходило странное: люди громоздились, вытягивали шеи, переговаривались между собой и по мобильному, размахивали руками, качали головой с воздетыми ко лбу бровями и, главное, стояли на месте. Бомж настороженно двинулся вдоль столпотворения, и был тут же окликнут:

— Ты куда, корешок?

Сказал это типично русский типок лет сорока. Многозначительный прищур, весёлый блеск в потускневших от возраста глазах — ему одинаково хорошо подошла бы и гармонь, и пролетарский молот, и нож-бабочка. Таким почему-то весело от всего, чего бы ни происходило.

— Тебе-то чего? — бросил, удаляясь, Гаврил.

— Того, если ты в метро.

Бомж развернулся на пятках, приблизился к мужичку на расстояние светской беседы.

— Это как?

— Нынче в метро как за инвалидностью — в порядке очереди.

Наконец-то до Гаврил дошло, что люди толпились в хаотической, но колонне. Встав за мужичком, он спросил:

— С каких пор у нас очереди в метро? Военторг устроил ликвидацию?

— Говорят, террористы.

Гаврил прикусил язык.

Колонна рассасывалась ощутимо, но не настолько, чтобы внушать оптимизм. В хвост бомж пристроился около 15:47, а до середины дополз лишь к 15:54. Мало того, что из-за полиции товар переместят подальше от изначального пункта выдачи, так ещё любая лишняя минута может оказаться роковой. Не дождавшись заказчика, тело отправят обратно, где как пить дать «потеряют» с концами.

Гаврил нервно переглядывался с табло. К 15:57 очередь встала — похоже, намертво.