Нужный столик Гаврил отыскал, ориентируясь на единственную в обозримом пространстве шляпу.

— Ваш заказ, — выложил он пиво, затем тарелку и увидел, что котлеты на ней действительно посыпаны мухами.

— Вижу, что мой, — не без претензии отозвался затылок.

Приподнявшийся рукав обнажил лапу в зелёной чешуе, которая клацнула пятисантиметровыми когтями по кружке и опрокинула её куда-то под шляпу.

«Рептилоид?!», попятился Гаврил. Дрожь охватила его, как от внезапного сквозняка, выжала до костей; сквозь мутные шумы в ушах просочились отзвуки чьих-то слов; когда-то фоновый грохот часовых механизмов заполнил голову; будто собственные мысли; потухший взгляд широким мазком окинул залу; на сцене, под двумя низко подвешенными люстрами; беснующиеся языки свеч; блистала; Фурия?..

И всё резко пришло в норму.

— То, ради чего мы с вами собрались, дамы и господа, — необычайно ясно прозвучал её голос. — То, ради чего стоит жить. Настоящие лоты за настоящие ставки.

Раздались сдержанные аплодисменты. Рептилоид лишь приветственно поднял кружку с почти допитым пивом. Гаврил под шумок зашагал прочь — пусть те, кого назначили, и отдуваются за четвёртый столик. Любопытно, за него вообще отдуваются?..

— Дамы и господа, на всякий случай напоминаю: торги теперь ведутся не за валюту. После поднятия руки вы сами называете свою ставку. Оценку проведет, как всегда, сама Башня. Её перестук обозначит, что ставка принята, а удар Часов ознаменует окончание торгов за данную позицию. В случае молчания Башни, ставка не принимается. Вам дано пять секунд, чтобы поднять ставку, прежде чем инициатива перейдёт другому гостю. В качестве ставок никогда не принимаются: деньги человеческие, предыдущие лоты, все разновидности ветров, драгметаллы и камни, если они не обладают особыми свойствами…

Бомж собирал взгляды скучающего персонала, петляя между столиков. С речью Фурии поток заказов предсказуемо иссяк, но отдыхали официанты в полной боеготовности, зная, что промочить горло в пылу торгов бывает кровь из носу необходимо. Внимание Гаврила привлёк единственный аукционер, который сидел к Фурии не лицом, а немного боком. Вроде некрупный, но держался мужичок с таким неброским достоинством, что сверху вниз на него и со стремянки не посмотришь. Кажется, он тщился высмотреть кого-то в полумраке, но взгляд его пал, естественно, на…

— Молодой человек?

…Гаврил со вздохом подошёл.

— Не могу понять, всем что-то приносят, наливают, а мне почему-то… нет.

Голос у мужичка был таким глубоким, а тон — мягко-наивным, что прозвучало это не как жалоба. Так, предположение, высказанное случайному знакомому, отчего подобравшийся было Гаврил немного рассупонился.

— Какой, говорите, номер вашего стола?

— У столов есть номера?.. — не взял в толк мужичок.

— Давайте так, — сдержал бомж непрошенную улыбку, — я буду вашим личным официантом на этот вечер.

— Ого…

— Ну-с, что закажете?

— А можно… — наклонился аукционер поближе, подмигнул: — водочки?

— Я узнаю, — не смог не заулыбаться Гаврил.

Пока он за версту огибал столик с единственной шляпой, Фурия перешла к торгам. Да не просто, а громогласным пассажем на латыни — бомж расслышал что-то про цены, или продажи. Аплодисменты, под которые из-за кулис явилась витрина на гидравлической тележке, были на сей раз настоящими. Работяга дотягал её под перекрестье обеих люстр и удалился, потирая предплечья.

— Эй, — сказал Гаврил наблюдавшему за сценой бармену.

— Тсс!

— Дамы и господа, под стеклом вы, возможно, видите… не сильно засвечивает?.. шкатулку из осенних листьев. Единственный сосуд, способный вместить первый лот — мечту мертворожденного. Да начнутся торги!

— Какая байда, — всплеснул руками бармен и повернулся к бомжу. — Чего там?

— Водки новому мужику.

— Девятый, мм? Где там у меня стопарик…

Гаврил донес драгоценную жидкость, не расплескав и капли, поставил, довольный собой, перед мужичком, кивнул в ответ благодарной улыбке:

— Что-нибудь ещё?

— О-о, спасибо, но — достаточно.

— Если что-то перестанет доставать, я рядом, — сообщил бомж, вставая чуть поодаль.

— Доктор Ренессанс, — глазком, как птица, взглянул на него мужичок.

— Чего?..

— Меня зовут.

— Кто-то вас зовет?.. А-а! — наконец сообразил бомж. — А я Тихон Сечкин. Можно просто Тихон.

— Хорошее имя, — уважительно опустил Ренессанс уголки губ.

Водочку он запил как студёную воду — маленькими частыми глотками, и только лишь добрался до дна, как Башню сотряс звон, гулкой дрожью отдавшийся в костях.

— О-о, продано, — несколько удивлённо отозвалась Фурия. — Мечта мертворожденного уходит за седьмой столик, поздравляю!

Непродолжительные аплодисменты, под которые витрину закатили за кулисы, и на её место явилась тележка попроще, с кавказским рогом на серебряной подставке. Гаврил отметил, что широкая сторона рога была запечатана причудливой спиралевидной крышкой.

— Многие расстались с жизнью, доставая это из заповедных мест Арцаха, и ещё больше — в попытках обнаружить его примерное местонахождение. Собранная в рог серебряного тура, дамы и господа… песнь немого. Башня начинает принимать ставки.

— Горсть цвергского золота! — прохрипел кто-то из дальних столиков.

Фурия подняла палец, вслушиваясь в тишину, и покачала головой.

— Большая горсть цвергского золота! — не унимался из дальних столиков.

По телу Башни прошёлся низкочастотный стук, растворяющимся эхом уползший куда-то вниз, к самым её корням.

— Принято! Большая горсть цвергского золота.

— Струна души! — донеслось примерно с тех же столиков.

Низкочастотный гул огласил, что Башне ставка пришлась по нраву.

— Принято!

— Череп майя! — заявили уже с противоположной стороны. Башня промолчала.

— Поднимете ставку? — спросила Фурия. — Нет? Следующая ставка!

— Мешочек слёзных кристаллов! — крикнули из-за соседнего для доктора Ренессанса столика.

Башня ответила согласием.

— Ещё чего! — возмутился хриплый из дальних столиков. — Мешочек цвергского золота!

— …Принято.

— Сундук мертвеца! — воскликнул кто-то за спиной Гаврила.

— Снова принято.

— А не много ли… — пробормотал доктор. Рука его неспешно покручивала стопку по столу, держась за ободок. Другой он снимал блокировку со своего смартфона.

— Кто-нибудь ещё поднимет ставку? — воззвала Фурия к притихшему залу. — Нет?.. Что ж, Часы безмолвствуют, торги признаются не…

— А, хрен, сундучок цвергского золота!

Знакомый гулкий звон вновь застиг Гаврила врасплох, пересчитав ему кости.

— Продано! — заметно повеселела Фурия. — Поздравляю одиннадцатый столик с победой.

Гаврил украдкой глянул через доктору плечо и прошипел под нос что-то почти злобное. Дело клонилось к одиннадцати.

— Спешите? — окинул его проницательным взглядом Ренессанс.

— Вроде того.

— Ну, я слышал, настоящих лотов редко бывает больше пяти.

— Это обнадёживает, — не слишком-то обнадёженно сказал бомж, отведя глаза к сцене.

От того, что́ туда втащили, по его позвоночнику пробежало двести двадцать вольт. Форма, проржавелость, громоздкость, дикое сочетание шестерёночности и транзисторности — всё в этом аппарате выдавало недограбленную «Цеппелином» реликвию Университета Производства.

— Придуманное в далёких краях, воплощённое в Чернокаменске — лучшее творение древнего СССР… лишь оболочка того, что действительно имеет смысл. Внутри этого саркофага, дамы и господа — сердцебиение машины. Ваши ставки?..

— Сундук цвергского золота! — возопил хриплый из дальних столиков.

— Принято!

— Полный комплект струн души!

— Принято!

— Вековое проклятье! — донесся из-за спины женский голос.

— Принято.

— Золотое сечение! — уже слева.

— Приня…

— Хрен! Большой сундук цвергского золота!

— При…

— Духовный слепок православного храма! — справа, тоже женский.