Их прощание было таким рутинным, что сейчас она толком не могла ничего вспомнить. Помнила только, что сильно суетилась, потому что опаздывала. Ей в отличие от Рика нужно было быть на лекции в половине девятого, когда он, занимающий ведущую должность в компании, мог прийти в офис хоть в десять, и ему бы никто слова не сказал. Помнила, как взяла кружку с недопитым кофе из его рук и быстро вымыла её в раковине. Как чмокнула в губы, а затем быстро выскочила из квартиры.
Пытался ли он её задержать тогда хоть на мгновение? Этого она не могла вспомнить. Мозг был занят мыслями о предстоящих утренних пробках.
И вот теперь она получила, что хотела. Его слова. Пусть и на бумаге. Но теперь Мия боялась прочесть их. Потому что смирилась. Смирилась с его смертью, смирилась с тем, что у неё нет его прощальных слов на память, смирилась с тем, что у них не будет будущего. Она не могла точно сказать, в какой момент это произошло. До нынешней секунды она яростно отрицала этот факт, хотя в глубине души явственно чувствовала это. Но теперь, когда она сама ощутила дыхание смерти, (она не сомневалась теперь, что Эдриан Прайс убил бы её) ей больше не нужно было это отвергать.
Ведь в минуту наибольшего отчаяния она думала не о том, что соединится с Риком в Вечности, а о том, что больше никогда не увидит Бена. Не услышит его голоса, не ощутит его прикосновения. Холодящая близость возможного конца показала ей, что всё это, сама жизнь — ненадолго. И может исчезнуть в любой момент, обычно, когда ждешь этого меньше всего. Мия осознала и приняла, что влюбилась в Бена, не испытывая более угрызений совести. Нет, она не перестала любить Рика. Просто любовь к Рику ощущалась теперь, как тоска по прошлогоднему снегу перед лицом будоражащей кровь весны. Она ведь всё еще любит свою маму, лелея её образ в сердце. И это нисколько не мешает ей любить Эйлин и видеть в ней «вторую маму», женщину, воспитавшую её и подарившую ей любовь, словно она и правда была её родной дочерью. Любит Боба. Но умершие — это часть нашего прошлого, которое нужно вспоминать с радостью или скорбью, а не нести тяжелым бременем, не дающим жить дальше. Рик был её прошлым. Бен — её будущее, пусть и неизвестное. Но это приятная неизвестность. В предвкушении которой ускоряется сердцебиение и непроизвольно задерживается дыхание.
Теперь же Мия боялась, что это письмо вернет её к предыдущей точке. В черное отчаяние полное угрызений совести.
Закрыв глаза и сделав глубокий вдох, она попыталась собраться с духом. Но другого шанса прочесть это у неё может и не быть. Ведь женщина-агент упомянула об уликах. Так что она просто обязана сделать это сейчас, не обращая внимания на свои страхи. Мия резко выдохнула и вновь пододвинула пакеты с листками к себе. Её глаза быстро забегали по строчкам. С каждой секундой её и без того уставшее лицо становилось всё более потерянным.
Закончив читать, она сделала судорожный вдох и откинулась на спинку стула. Тогда, два с половиной года назад, её охватили похожие эмоции, что и сейчас. «Всё это произошло по её вине».
Придя домой после школы, она застала приемных родителей в злом напряжении. Казалось, даже воздух в просторной гостиной наэлектризовался. Её мечтательная улыбка тут же пропала, стоило ей их увидеть.
— Вот и ты, — Эйлин вымученно улыбнулась и подошла, раскрыв объятья.
В тот самый момент душа Мии ушла в пятки. Она решила, что Эйлин и Боб узнали о том, что произошло ночью. Ведь Рика поблизости не было.
— Нам нужно поговорить, — произнесла женщина, выпуская её из объятий.
— Хорошо, — Мия старалась, чтобы её голос звучал ровно. Во рту мгновенно пересохло, а пульс ощущался где-то в желудке.
Все сели. Боб сел напротив в кресло, развернув его к дивану, и то и дело сжимал и разжимал кулаки. А Эйлин села рядом. Совсем близко к ней, так, что их колени соприкасались. В этот момент Мия уже не сомневалась, что речь пойдет о произошедшем между ней и Риком.
— Прежде, чем мы начнем, — начала та, взяв её руки в свои, — мы с отцом, хотели сказать еще раз, что не сердимся. Рик поступил низко, обидев тебя, да и еще в твой день рождения. И лично я прекрасно могу понять твоё желание сбежать из дома.
Она умолкла на несколько секунд, а затем продолжила:
— Скажи нам, — она пристально посмотрела на неё, — что произошло вчера вечером до того, как вы с Риком вернулись домой?
У неё отлегло от сердца. Не без труда Мия смогла подавить вздох полный облегчения:
— Что случилось?
— Рик арестовали несколько часов назад, — ответил Боб. — Его обвиняют в тяжком избиении твоего парня Скотта.
На миг она перестала дышать. Рика арестовали из-за неё!
— Он ничего не объясняет, — добавила Эйлин. — Мы недавно вернулись из участка. Поэтому, пожалуйста, расскажи нам, что произошло вчера между ним и Скоттом.
— Он обидел тебя? — спросил Боб. — Скотт?
При воспоминании о его холодной руке там, где до того момента её никто не дотрагивался, кроме неё самой, Мия побледнела.
— Рика могут посадить в тюрьму, Мия, — произнесла Эйлин, после того, как ответа на вопрос мужа не последовало. — Твоя история может облегчить его наказание. И нам важно, просто необходимо знать, почему наш сын совершил такое.
— Мы ни в коем случае не давим на тебя, — добавил Боб.
— Я… я, — начала было она, но в тот момент входная дверь открылась, и на пороге появился Рик.
Боб и Эйлин тут же переключились на него:
— Тебя освободили?
— Что произошло? Что сказал адвокат?
— Пожалуйста, — произнес он с плохо скрываемым раздражением. — Перестаньте нудеть хоть на секунду.
— Мы хотим знать, что произошло, черт побери! — Боб повысил голос. — Ты уже откалывал подобные номера, но сейчас превзошел самого себя!
Их взгляды встретились. Её — полный тревоги и страха. И его — жёсткий и напряженный.
— Я хочу, чтобы вы оба рассказали нам, — громко приказала Эйлин, обращаясь к ним обоим, — что вчера произошло! И немедленно!
— Оставьте Мию в покое, — тут же ответил он матери. — Она ни при чём. Это мои личные дела с тем сопляком. Иди к себе в комнату, — он обратился к ней. — Взрослым надо поговорить.
Она не заставила себя просить дважды и тут же стремглав помчалась вверх по лестнице. Но в комнату свою не пошла. Спряталась так, чтобы её не было видно, вслушиваясь в их слова. Во время этого долгого, напряженного разговора, где каждый участник не раз повышал свой голос, она выяснила, что Рик освободили под залог его коллеги с работы. Рассказывать по какой причине он избил Скотта, он категорически отказался, невзирая на крики отца.
После, Рик оставил злых и шокированных родителей одних, и поднялся по лестнице, где увидел Мию. Она хотела обнять его, но он остановил её взглядом, а потом кивком головы указал, чтобы она шла в свою комнату. Ни Эйлин, ни Боб не приходили к ней с вопросами. Ни в тот день, ни после. А ночью Рик пришел к ней в комнату и они как и в предыдущую ночь предались страсти.
Следующие два дня настроение было самым скверным из всех, что когда-либо бывало в их доме. Ну, на памяти Мии. Боб, который должен был вернуться на работу, взял эти несколько дней за свой счет, чтобы разобраться с создавшейся ситуацией. Эйлин ходила очень злая. Мия же не рисковала показываться в гостиной без присутствия Рика. Боялась, что приёмные родители вновь захотят допросить её насчет произошедшего. На второй день после ареста, вечером, к ним домой пришел детектив ведущий это дело. Её вновь отправили к себе, но, как и в прошлый раз, она слушала их беседу, сидя возле лестницы на втором этаже. Выяснилось, что семья Скотта решила отказаться от обвинений, по этой причине мужчина и пришел, чтобы убедиться, что на них никто не оказывал давления.
Эйлин вновь вспылила:
— Как смеете Вы говорить такое, еще и в нашем собственном доме?! Вы что, думаете, мы какой-то картель? Мы — приличные люди и честные налогоплательщики!
Радости Мии не было конца. Всё решилось само собой. И не пришлось никого посвящать в унизительные подробности. После того как детектив ушел, Эйлин попросила её спуститься в гостиную. Она попыталась еще раз выяснить подробности случившегося. Но Рик вновь заявил в не самой мягкой форме, что это его личное дело со Скоттом. Боб попытался приструнить его. Они вновь все поругались. Итогом беседы стало вето, что трясущаяся от злости и внутреннего напряжения Эйлин наложила вето на эту тему. Чтобы никто не смел больше вспоминать вслух произошедшее. Мия была не против.
