– …предположительного укуса веретенщика.
– О, вы мастер отпираться. И, разумеется – всё случайности: то, на чьих землях были разведены эти твари, и ковчежники из Вейгорда – те, кто сможет обучить их, надрессировать…
– …клянусь всеми вирами Айлора – ну вот, нашёлся эксперт по дрессировке веретенщиков, а меня-то уверяли, что таких и в природе нет!
– Вы стакнулись с Вейгордом, господин предатель – и не пытайтесь увиливать! – Хорот Эвклинг повысил голос, и тот загремел, словно сталь о доспехи. – Вы со своей лицемерной супругой… не надо только говорить о любви, которую она питает к королеве! Всем известно, что Арианта Айлорская выходит из-под её контроля – её величество не желает быть марионеткой Касильды Виверрент… и вашей, не так ли? Поэтому вы решили сотворить всё это? Продать Айлор Илаю Недоумку… впрочем, нет – вы ведь договаривались с кем-то более влиятельным? Королева Ревелейна не стала бы вступать в сговор с предателями… не с Дерком ли Горбуном вы связались? Горбун и Хромец – занятно звучит!
Сладость наполняла его, текла по венам – радость настоящего боя, когда вместо щита – давний противник, проклятый Дерк Горбун, уродец со счастливым клинком!
– Вы так полагаете? – Шеннет притворялся заинтересованным. – Я слышал о Дерке Миллтарском, что он достойный противник. Сколько раз вы брали верх над ним на Аканторском турнире? Запамятовал – не интересуюсь поединками на мечах.
Потому что не умеешь сражаться по-настоящему. Язвишь и пытаешься укусить исподтишка, запустить в плоть ядовитые зубы… Ничего, зубы скоро обломаются о мой доспех. Мой лучший из доспехов – о котором ты даже не знаешь, калека.
– Так зачем же, по-вашему, я вступил в заговор с кузеном Илая Вейгордского?
– Чтобы разрушить Хартию Непримиримости. – Вот он. Настоящий удар. То, на чём зиждется весь закон Айлора – лицо извечного врага. – Все знают, что ты мечтаешь о портах Вейгорда – так же, как Дерк Горбун мечтает накормить свой народ нашим зерном. Но наша королева почитает традиции и никогда бы не пошла на соглашение с вейгордскими псами. И ты с твоей женой решил продать Айлор – за жирный куш, не сомневаюсь. Веретенщики в королевском дворце… новый Сонный Мор и тысячи смертей…
Он делает мазки на своей картине гуще – плещет краски, не стесняясь: захват власти под шумок, смерти тех, кто близок королеве, и вот уже Арианта мертва – а на её место садится марионетка, готовая предательски заключить соглашение с Вейгордом.
– Не так ли, господин министр? Уверен, если обыскать Цветочный Дворец, даже притом, что вы могли уничтожить доказательства – что-нибудь да отыщется. – Дворец будет обыскивать он, конечно же, и потом, ведь Шеннету же нужно хранить где-то свои тайны. – Я даже уверен, что это был не единственный твой план – у лисы много нор. Так знай – если ты только помыслишь о том, чтобы нанести хотя бы какой-то вред королеве…
Он делает тяжкий шаг, без отрыва сверлит Шеннетского взглядом и специально швыряется этим «ты» – с пренебрежением, каждый раз – как удар щитом. И – Мечник должен ловить каждую брешь – легко подхватывает растерянность противника. Эвальд Хромец отступает, и в полутени лицо его кажется изумлённым.
– Вот, значит, ради чего вы это всё затеяли? Ради королевы Арианты?
– Ради его величества я готов на всё, – о, ты слышишь, там? Ты ещё не знаешь – сколь на много. – Вы с Касильдой считали меня только турнирным бойцом, не так ли?
– Нет, почему же. Вы и танцор тоже отменный.
Он наступает на Эвальда Шеннетского, вооруженный отточенными фразами.
– Зато ты отвратительный. И боец, и танцор, и заговорщик. Иначе не позволил бы мне проследить за твоей сообщницей и узнать о плане с веретенщиками.
– Да, это я, кажется, дал маху, – взмахивает тростью Шеннет (глупец! Ты только что заигрался и подставился под удар!). – Недооценил вас. Ну, кто бы мог подумать, что за Печатью Мечника может скрываться такое. Мои родичи-Мечники – а их у меня было примерно все – были людьми малость другого склада. Разве что с милосердием у них было так же туго, как у вас. Скажите, господин Эвклинг – вам их разве было не жаль?
– Ваших родичей? С чего бы?
– Нет-нет, я об этих бедных слугах. Умерших в Цветочном Дворце, вы знаете, – трость описывает неровный круг. – Когда вы так блестяще раскрыли заговор и пробудили веретенщиков к жизни. Что Касильда осталась цела – это вы слышали, а о слугах вам разве не доложили? Там двое садовников, повар, девушка, составлявшая букеты, ещё кто-то из оранжерей. Пять несчастных, потерянных жизней.
Мелочь. Пыль. Слуги – расходный материал. Но говорить так нельзя, потому что одна из кабинок в храме не пуста.
– Я скорблю о них, – голос нужно сделать приглушённым и печальным. Но оставить стальную ноту непреклонности. – И клянусь, что сделаю всё для их родных. Однако не на мне вина в их смерти – я лишь сделал то, что должен был. Вы с Касильдой не оставили мне выбора. Если на весах Айлор, мой народ, жизнь моей королевы – я готов идти на любые жертвы. Слышишь, ты..!
Теперь он словно бы вырастает – а Шеннет словно бы умаляется в росте, и со следующим шагом Хорот Эвклинг, прозванный Разящим, точно впечатывает каждое слово – врубает сталью в камень:
– Даже если бы понадобилось сжечь ваше змеиное гнездо…
– Довольно!
Королева вышла из кабинки, где скрывалась до этого – и теперь стояла посреди храма. Закутанная в тёмную накидку, но всё равно – словно бы сияющая.
Он почувствовал вожделение при взгляде на неё. Преклонил колени – поединок кончился, теперь только приз…
– Я слышала достаточно, – она не шла, а словно плыла в полумраке зала, между колоннами. Миниатюрное живое подобие Целительницы с такими же пышными золотыми волосами – и с такой же скорбью на лице. – Встаньте, господин Эвклинг. Я признательна вам за то, что вы так горячо печётесь о государстве… и обо мне.
Она глядела с теплом, и он постарался звучать смущённо, когда заверял, что готов на всё.
– Вы проявили большое старание, – Арианта жестом подняла его с колен. – Приложили много усилий и показали, как вы талантливы. Однако риск жизнями людей…
Казалось, он слышит падение каждой слезы Целительницы за своей спиной.
– Я буду вечно оплакивать этих несчастных, ваше величество. Поверьте, я не имел выбора и не хотел их смерти.
– Я верю вам, – голос у неё дрогнул, и он представил, как этим дрожащим голосом она будет просить его взять её на ложе ещё раз. – Но вы поставили под угрозу жизнь ещё одного человека. Человека, который мне дороже всего.
– Ваше величество – я был уверен, что Касильде Виверрент ничего не угрожает. Сейчас она жива и в полном здравии. Зная, как вы относитесь к ней… всё же хочу сказать, что речь идёт о предательнице.
Арианта выслушала это, плотно сомкнув губы. Взгляд глаз, карих и тёплых, шёл над головой Хорота. И при свете одежд статуи Эвклингу показалось – две Целительницы переглядываются друг с другом. Только на лице одной из них нет улыбки.
– Я говорила не о Касильде Виверрент, – очень тихо произнесла королева.
Меч сломался. Не Разящий в ножнах – воображаемый, которым он дрался только что, в лучшем из турниров. Хорот Эвклинг услышал предсмертный стон стали – отвратительный звук проигрыша.
Мечнику нельзя выпускать из виду своего противника.
Хромой Министр улыбался, глядя на королеву с неприкрытой, почти отцовской нежностью. Она ответила ему коротким, полным привязанности взглядом – и обратила взгляд на Хорота, и теперь в тёмных глазах были гнев и скорбь.
Он задыхался. Нелепица, глупость, столько хороших ударов впустую, ком в горле обрастает иглами, царапает нёбо, вот-вот вырвется хохотом. Арианта Всемилосердная. Осудившая и подчинившая себе Эвальда Шеннетского…
– Вы… вы были заодно… с самого начала заодно!
О, Мечник Хорот Твердодланный и его клинок – значит, она слушала, не веря ни единому слову, потому что было – его слово против слова того, кто ей дороже всех, против того, кто ей уже обо всём наверняка рассказал…