Та смыкает пальцы.

– Гроски, ящик!

Лайл подскакивает к ней с металлическим ларцом, в ларец вмурованы артефакты, и Гриз одним движением стряхивает веретенщика внутрь, закрывает крышку, бросает: «Морозь!» – всё это я различаю на бегу, не зная – что делать, понимая – она сейчас упадёт…

Она покачивается, но не падает, потом разворачивается и ищет кого-то взглядом, но почти сразу смотрит на меня.

– Янист, – выбрасывает она сквозь зубы. – Хорошо, что вы здесь, Янист!

А потом Гриз Арделл хватает меня за отвороты сюртука и целует при всех, и это обрушивается девятым валом: её обжигающие губы, запах осенних листьев от её волос, которые скользят по моей щеке. И блаженная, горячая волна, которая захлёстывает и отнимает дыхание, смывает напрочь все мысли, кроме жалкого отголоска, маленькой, утлой лодчонки: не может быть, чтобы она… тоже… это всё сказка.

Когда она отпускает меня, щеки у неё окрашены румянцем – а брови нахмурены и глаза широко распахнуты, полны зеленью, словно штормовое море. Она невыносимо, невозможно прекрасна – прекраснее Касильды Виверрент, прекраснее любых виденных мною красавиц, и я стою, заворожённый этой красотой, и могу только смотреть, остолбенев.

– Уходи, Хаата, – тихо бросает Гриз, повернувшись к даарду. – Твоя клятва выполнена – веретенщик меня укусил. Тут уже всё закончено. Теперь иди.

Воздух звенит, будто колокола, и он наполнен розовым благоуханием. В нём без остатка растворяются слова на языке терраантов – напутствие или предчувствие встречи. Отвечает ли Хаата что-нибудь, прежде чем отвернуться?

Закрываю глаза, а когда открываю их, фигура даарду растворяется в зарослях роз, словно сон.

Губы мои горят, а благоухание кажется горьким и оглушает, и я тону в единственной мысли: «Она тоже… тоже!..» И в звенящей, синей глубине шторма – где-то там далеко скрывается тщедушная фигурка даарду… хотя разве её выпустят за пределы поместья?

Но это неважно, и всё остальное неважно тоже – потому что волна, горячая, алая, как розы, смывает весь мир, и остаётся лишь моя невыносимая, взгляд которой мне так важно встретить сейчас – чтобы знать, что я не сплю, что это не яд веретенщика в крови, не безумное видение, что невозможное может быть правдой…

Развившиеся волосы упали ей на лицо. Она нетерпеливо стряхивает их, отворачиваясь к Гроски. Тот баюкает коробку, которую он только что наморозил магией с печати.

Вид у него скорее обречённый, он бормочет: «Предлагал же – по башке и в мешок». Но Гриз Арделл качает головой и ищет взглядом кого-то.

Не меня – я стою в двух шагах. А позади стоят другие – свидетели того, что было, и словно из толщи хрустальных вод я вижу их лица. Улыбку Аманды, лукавую и радостную. Лёгкое изумление на лице Нэйша. И у Мелони – выражение, которое легко прочитать, как «Да наконец-то уже».

Но моя невыносимая ищет глазами кого-то другого – словно он тоже присутствовал на этой странной беседе.

Словно вот-вот задаст вопрос, на который непременно нужно ответить.

ГРИЗЕЛЬДА АРДЕЛЛ

– Она искала Белый Лис. Меч ваших предков.

Кабинет Хромого Министра поражает хаосом. К серебристой обивке стен пришпилены бумаги и карты. В круговерти бумаг на столе можно потерять дюжину шнырков. Огромная карта прижата к полу корзинкой с котятами. Рыжий котёнок, попискивая, гуляет по Велейсе Пиратской.

– Или, вернее, ей сказали, что Белый Лис должен быть освобождён.

– После моей смерти, полагаю. Надо же, как занятно.

Шеннет перегнулся через ручку кресла и вовсю забавляется с котёнком.

– Между прочим, называть эту реликвию рода клинком девяти колен было бы не совсем верно. Есть старое поверье – если девять колен рода владеют родовым атархэ, при этом все девять колен – с одним и тем же Даром, то атархэ становится непобедимым. Потому их и именуют девятиколенными. Но Белый Лис видел девять колен Мечников ещё при Стимфереллах, а до того принадлежал Шеннетам из Вейгорда, хотя вир их знает, может, они не все были мечниками. Зато на их гербе как раз был белый лис. В общем, этому клинку самое меньшее – лет пятьсот, а в семейном предании и вовсе утверждалось, что он создан ещё до Войны Артефактов. Одними из тех Мастеров, которые владели настоящим искусством – так что их произведения были способны на невообразимое.

Остальные котята ползут вон из корзинки – всем хочется прогуляться по Кайетте. Хромой Министр уделяет внимание и им.

– Да… Но при мне эта реликвия в основном лежала в церемониальном зале. Непременный участник семейных церемоний – знаете, вынести, торжественно попялиться, не вынимая из ножен. При Вступлении в Право он так же торжественно передавался новому полноправному члену рода. На одну минутку. И хотя все родные как заведённые твердили, что это – бесценный атархэ… едва ли они знали, какие силы в нём скрыты. Если, конечно, такие силы вообще были.

– Про Белый Лис ходит множество легенд, – Она знает – кто мог рассказать бы эти легенды, но это потом, потом… Но всё же Гриз невольно прикрывает ладонью губы. Храня их тепло.

– Предок даже книжку написал. Вся эта чушь насчёт «гибель рода придёт, когда будет утрачена сия реликвия» и «лишь в деснице истинного Мечника Белый Лис просияет своей истинной силой». Считаете, даарду Хаата и её сообщники верили во что-то подобное?

– Вы сами видели. И слышали.

Едва ли Эвальду Шеннетскому нужно объяснять – кого хотели убить изгнанники-терраанты при помощи Белого Лиса. Потому что считали, что никак иначе его не убить.

Шеннет с немного обиженным видом рассматривает укушенный котёнком палец. Так, будто это не он пару часов назад в Сказочном зале обсуждал с Гриз судьбу Хааты. Будто это не его Гриз просила дать ей один разговор – а он в ответ настоял на месте этого разговора. И на присутствии «небольшой публики».

Будто это не было ещё одним испытанием.

– Всё хотел испробовать эти следящие артефакты. Мастер не соврал – качество отличное. Любопытно, где они всё же собирались искать этот клинок? Моя матушка озаботилась тем, чтобы драгоценная реликвия мне не досталась. Да к тому же, есть ещё эти семейные легенды. Будто бы Белый Лис исчезает для недостойных и появляется для достойных – словом, он сам по себе не так прост. Я, конечно, тоже интересовался этой тайной – полагаете, они могли напасть на какой-то след?

– Полагаю, едва ли. Скорее они нашли, что солгать терраантам-изгнанникам. Воспользовавшись тем, что на свой лад даарду весьма наивны. К примеру, сказали, что тайник может открыться только после вашей смерти. Или что мечом можно воспользоваться только после вашей смерти – помните, она сказала «освободить».

– К слову, знакомый клич. Вы не считаете, что это связано с…

«Освободи! Освободи! Освободи!» – взвиваются хриплые голоса среди стен внутренней крепости. Гриз давит озноб (губы такие тёплые!).

– Хаата как-то сказала, что этих одержимых даарду посылает на поиски сам Всесущий. Едва ли Всесущий послал бы их искать этот клинок.

– На его месте я бы как раз послал кого-то искать этот клинок. Если то, что говорила ваша подруга, – верно…

Молчание в серебристой комнате. Среди стен, расшитых шёлком.

Если что-то может тебя убить – ты найдешь это, пока не нашёл кто-то другой. Но едва ли станешь посылать на поиски врагов.

– А я-то уж думал, кто-то напал на след и решил заполучить себе бесценную реликвию, – Шеннет делает выпад воображаемым мечом. – Почти обнадёжился. Любопытно было бы узнать, куда всё-таки делся этот клинок.

О Белом Лисе ходит много легенд, – молчит в ответ Гриз. Некоторые знаю даже я. Например, ту, по которой один вельможа купил себе место министра в обмен на реликвию предков. Или продал эту же реликвию. Или заложил в древнем заговоре – в обмен на способность читать в душах людей.

Впору поверить в то, что эта способность есть у Эвальда Шеннетского.