Нэйш это выяснил, а потому мы, к счастью, разделяемся. Я и Мелони продолжаем работать в оранжерее, устранитель отправляется в замок.
И мне показалось – или в рукаве его сюртука зияет изрядная прореха?
Время утекает весенним ручьём. С ним утекает наша удача – уходит вместе с роком в белом. Последнего веретенщика нет и следа, к тому же ещё Мел в изрядно дурном настроении. Всё-таки предлагаю ей отдохнуть – и принимаю на себя все залпы всех орудий, как сказали бы моряки.
– В Водной Бездони высплюсь, Морковка! Хочешь – сам иди прикорни у кого на коленочках. М-мантикоры печёнка, что ж тут творится…
– Остался ведь только один – или ты обеспокоена из-за этого… из-за Нэйша?
Мелони раздражённо потирает лоб, но вдруг успокаивается.
– Конфетка говорит, эту мразь явно кто-то колданул на везение. Или он в котёл с чем-то таким упал, а по пути головой ударился – в общем, с ним так всегда. Я о другом – ты что, не видишь, что творится? Сколько укусов среди слуг было за эту ночь? И за утро?
Нисколько. Впрочем, может быть, нам просто не докладывали, потому что всегда вовремя находилось лекарство – поцелуй любви. И мы ведь успели убрать двух веретенщиков с полуночи до утра. Мел читает по моему лицу эти возражения, потому что кивает в сторону Сиреневого грота.
– Этот что там делал? Дрых в накидочке? Не питался и в засаде не сидел. Выполз, только потому что Мясник в эту пыльцу перемазался. Ты про Сонный Мор читал?
Я читал. И в детстве, и те книги, которые откуда-то раздобыла на рассвете Гриз Арделл – их я торопливо пролистал между двумя патрулями. И понимаю, что хочет сказать мне Мел: веретенщики так обычно не действуют. Они не затаиваются в засадах подолгу – двигаются по территории, кусая всех, кто встретится на пути.
– Может, это какие-то ненормальные веретенщики?
– Угу. Тоже в котелок упали или башкой приложились. Ладно, пошли ещё пару беседок поглядим.
Однако вскоре слуги Виверрент зовут нас в Розовую Ротонду, на общий совет.
В этой просторной каменной беседке мы с Мел побывали уже несколько раз – её сложно миновать, когда прочёсываешь оранжереи. Конструкция внутри конструкции, – она похожа на изящный, разукрашенный резьбой фонарик. Только вместо лампы внутри – фонтан в виде плачущей розы. И плетистыми розами увиты колонны – гладкий мрамор, которого не касались ветра. Алые и белые бутоны – и тонкое покрывало лепестков на полу. Под куполом – замысловатая лепнина в форме цветов. И особый свет – рассеянный и мягко-медовый, какой бывает во время закатов позднего лета.
Созданное для отдохновения место – а теперь в нём намечается собрание «тела». Гриз Арделл коротко кивает, когда мы с Мел, когда мы – занимайте места. Она удручена чем-то и обеспокоена – а вот проклятый господин Нэйш, напротив, выглядит отдыхающим. Он уже избавился он порванного сюртука, подвернул рукава – и несчастная Уна, расположившаяся по другую сторону от фонтана, кажется, не дышит. Хаата, которая сидит недалеко от неё, кажется спящей и почти погружённой в розовый куст у самого выхода. А Аманда вся светится удовольствием, озирает беседку, кокетливо поправляет платье на плече и лукаво посматривает на Лайла Гроски…
Он в ответ не глядит. Гроски бледен и тревожен и выглядит едва ли не центральным действующим лицом этого внезапного совета. Он нервно потирает руки и шепчется с Гриз Арделл, причём я слышу обрывки странных фраз: «…точно уверена?», «авантюра какая-то» – и несомненное предложение «по башке и в мешок».
Гриз обрывает его жестом, который можно истолковать как «Всё обговорено». И, прежде чем я успеваю задаться вопросом – зачем нас вообще собрали – она кивает Гроски, как бы говоря: «Начинай».
Мой сосед по комнате тяжко вздыхает. И происходит удивительное преображение.
Вместо знакомого мне Лайла Гроски в Розовой Ротонде откуда-то берётся законник. Нет, даже сыщик – из детективных историй, прочитанных в детстве. У него такой же проницательный прищур, лукавая усмешка и неторопливые жесты.
У него даже слова такие же.
– Господа, я вас созвал, чтобы сообщить кое-что о расследовании, которое мне поручили вести. Пока что факты выглядят следующим образом…
Лайл расхаживает неторопливо вокруг фонтана, и перед нами один за другим встают поразительные этапы расследования: домик для удобрений, магнат Дэриш и его сын (тут Гроски подробно воспроизводит разговор четверых злоумышленников, которых подслушал юный Следопыт). Зловещая лаборатория в землях Шеннетена, допрос злосчастных наёмников, а потом логово посредника Гильдии Чистых Рук.
– Самой интересной находкой, – говорит Гроски, ни на кого не глядя и не прекращая мерно шагать, – конечно, стала эта пыль. «Пыльца фей», как её назвали те наёмники. К тому времени наша группа в замке уже познакомилась с действием этой пыльцы. Кто-то нанёс её на туфли госпожи Виверрент – должно быть, просто просыпал на её пути. Или, скажем, насыпал на растение, мимо которого она должна была пройти – там ведь повсюду растения в кадках, цветы в вазах, так? Легко что-то задеть.
Он зачаровывает – своим рассказом, непривычной властной уверенностью на лице. И все взгляды обращены на него. Только Гриз Арделл глядит прямо в струи фонтана и совсем не слушает.
– И, поскольку все слуги прошли проверку, напрашивается неутешительный вывод. В комнате, куда вошла Касильда Виверрент, кроме слуг присутствовали только мы. Все те, кто сейчас здесь.
Звучит, как нечто безумное – веретенщика на госпожу Виверрент попытался натравить кто-то из нас? Единый и ангелы… кто-то подкупленный? Околдованный? Или имел место шантаж? Или желание поэкспериментировать? Я невольно гляжу в сторону Нэйша: он слушает Лайла, слегка приподняв брови. Мог он пойти на такое? Или Аманда – нойя, которую Гриз почему-то называет целительницей?
Гроски длит и длит паузу, а я с дрожью вспоминаю Корабельную Ночь и его рассказ о Рифах, о тёмных вехах прошлого.
– Самым простым было бы прогнать нас всех через эликсиры правды, – говорит Лайл, возобновляя своё хождение вокруг фонтана. – Но это не требуется. Видите ли, я подумал… получается, тот, кто просыпал эту пыльцу на пол – или на растение – сам не боялся измараться и попасть под укус веретенщика. Но почему? И мне вспомнились рассказы младшего Дэриша и тех наёмниках. О парне в капюшоне, с низким ростом и забавным акцентом. Союзничек, к которому остальные относились с отвращением. Но который был им крайне нужен.
Он постепенно превращается из сыщика в самого себя, когда договаривает:
– Понимаете, во всех книжках есть куча историй о том, как были укушены маги. И ни одной – об укушенном терраанте.
Хаата начинает двигаться ещё до того, как он договорит. Она словно взмывает из розового куста, останавливается в проходе и выставляет перед собой худую, землистого цвета ладонь.
На ладони, переливаясь всеми цветами радуги, лежит ящерица – последний веретенщик. Самый крупный из тех, что я видел.
– Стоять! – голос Хааты – злой шелест умирающей листвы. – Си-шээ-но фиос! Этот быстрый, сильный. Вам не успеть. И с холодом не успеть! Отпущу – укусит трёх, четырёх!
Личико у неё кривится, глаза горят недобрыми зелёными огнями. И пальцы второй руки топорщатся словно ветки диковинного растения, и по розам за её спиной проходит слабый трепет – будто волнуется цветочное море. Тщедушная грудь даарду вздымается, и Хаата словно не знает – куда кинуться. Сбежать в проход? Её наверняка не выпустят.
– Стойте все! Ты! Ты!
Это Мел и Нэйш застыли в одинаковых обманчиво расслабленных позах – готовясь выметнуться вперёд из положения сидя. А я вскочил на ноги и словно не слышу криков – потому что я знаю, что будет сейчас…
Гриз Арделл, моя невыносимая, говорит тихо:
– Спасибо, Лайл, сядь, пожалуйста. Остальные тоже не двигайтесь.
И встаёт, оказываясь лицом к лицу с разозлённым терраантом, который, к тому же, пытался убить Касильду Виверрент.
– Поговорим, Хаата? Только на общекайетском, если ты не против. Так, чтобы все тебя поняли.