Касильда Виверрент прикрывает глаза и улыбается, баюкая дорогой момент в памяти, словно розу в ладонях.

Сколько у них было таких вот моментов? – думает Гриз и тихонько отходит к двери – не хочет спугнуть счастливую память. Сколько было разговоров без лжи? Взглядов – вне игр и сюжетов? Встреч, пожатий ладоней, поцелуев… Правая Ночь была два года назад. Преступно недостаточно – во всяком случае для Касильды. Что же касается её мужа…

– Вы говорили с ним, Гриз. Я знаю, что он мог вам предложить. И прошу вас согласиться.

Голос у хозяйки Цветочного Дворца совсем тихий.

– Молва много лжёт о моём муже… хотя методы его и впрямь небезгрешны. Но я видела его настоящим. И если… варги ведь во многом полагаются на внутреннее чутьё, так? Если вы не верите ему – поверьте мне.

Касильда Виверрент наклоняется вперёд и словно распахивается, предлагая себя – на ладони: глаза в глаза. Бледно-жемчужная роза с ароматом вечной печали.

– Мой муж не лжёт в том, что Кайетте угрожает опасность. И не лукавит, когда говорит, что ваши цели совпадают.

– Я знаю, - как можно мягче отвечает Гриз.

– Пожалуйста, не отказывайтесь от его покровительства. И пообещайте хотя бы подумать об этом.

Гриз обещает подумать. Тихо покидает комнату, в которой поселилась память – сладко-горькая: об обмане и благородстве, о презрении и прозрении. О прекрасной женщине у постели больного и о его деланно бодрой улыбке: «Королева даёт разрешение на расторжение брака. Так что теперь вы можете наконец быть свободны и выйти замуж за человека, которого любите». О решительном ответном шёпоте: «Не думаю, что это возможно. Видите ли, я уже замужем за этим человеком».

В соседней комнате живёт совсем другая память.

Тяжкая, зловонная, пропитанная криками горевестников.

Выстывший дом, из которого вынули сердце. Иступлённое горе на лице матери. Шёпот когда-то красивого Мечника, который умирает, захлёбываясь гноем и шёпотом: «Сделаю всё, всё, всё…»

Служанок из комнаты пришлось удалить, чтобы не проведали о выздоровлении госпожи. Теперь здесь властвует Аманда: котёл в камине, котёл над нагревающим артефактом, маленький котелок – на столе. И охапки трав, пробирки и перегонные кубы, крысиные хвосты и высушенная земляника, толчёные драгоценные камни и букеты цветов.

Три веретенщика разной ступени исследования – в банке, на доске и один уже по частям. Четвёртого нет – впрочем, Аманда могла его и целиком сварить.

– Укрепляющее, – кивает нойя от края стола. Не отрываясь от котелка, в котором варится разновидность проявляющего зелья. – Ей и тебе. Сколько твои красивые глазки не видели сна?

Гриз отмахивается – заснёшь тут… Делает глоток укрепляющего – шипучие пузырьки весело покалывают в носу.

– По веретенщикам или по этой пыли есть что-нибудь?

– Совсем немного, медовая, да… тут долгая песня, на много ночей. Пока смотрю взаимодействие их яда с разными веществами – хочу понять, почему пробуждает поцелуй и как пробудить иначе. Но они упрямятся, – травница игриво шлёпает ближайшую ящерку по хвосту. – Совсем-совсем не хотят помочь. Очень искусная магия, хорошая загадка! С этой пылью проще. Это не растение – здесь что-то вместе: наука, и магия, и мощная энергия артефактов. Будто бы кто-то стёр несколько веретенщиков в пыль – или их шкуру, или железы. Теперь каждый, на ком эта пыль, – для них нарушитель территории и враг.

– А что по яду, которым отравили Нокторна?

– Сейчас буду над ним петь.

Гриз усаживается в угол, чтобы не мешать. Нойя подхватывает полированную палочку для помешивания и отправляется к тому котлу, варево в котором начинает темнеть. Роняет в котёл из пузырька несколько мутных капель – яд, который она выделила из крови и слюны больного. И орудует мешалкой, вглядывается в дым и разноцветные узоры в котле, по временам помогая себе магией Травника с Печати.

Потом заводит медленную и задумчивую песню на языке нойя, и кажется – это зелье обрастает словами, пар облекается в мелодию.

О чём споёт мне тот цветок, который подарил ты?

О страсти розы говорят, стыдливость – маргаритки,

Влюблённость – белая сирень, а грусть – нарцисс пахучий,

Но твой цветок – что скрыто в нём? Уверенность иль случай?

В песне перевиваются стебли, летят лепестки, и ароматы обвиваются друг вокруг друга. Гвоздики и гиацинты, яблоневый цвет и дурман, ирисы и колокольчики – и каждый говорит что-то, и только невиданный цветок, который юноша-Травник вырастил для своей возлюбленной, хранит свои секреты.

Невинность лилии ли в нём? Иль торжество левкоя?

Послание в свой летний дар, скажи, вложил какое?

Жасмин шепнёт о встрече в ночь, о поцелуях сладких,

А твой цветок – как тень, как ты – он весь одна загадка…

Песня переходит в дым, цветы в ней – в цветные разводы зелья. Аманда хмурится над котлом, читая знаки, которые дано разбирать не каждому.

– Это «саято-чэлле», «цветочная загадка», сладенькая. Мастерицы Лейры Ядовитого жала творят такие яды – в память об одной королеве нойя, великой Травнице. Та королева, чтобы отомстить неверному любимому, создала яд мести. «Отыщи цветок, – вот что сказала королева, когда уже напоила неверного ядом, – отыщи мой любимый цветок – и его сок сотворит из яда противоядие». Когда же неверный спросил – какой цветок у неё любимый, Травница засмеялась и ушла. А тот её неверный ещё год умирал мучительно, среди охапок цветов. Но цветов в Кайетте так много, особенно для умелых Травников…

Стынут угли в камине – покрываюся то ли инеем, то ли сединой от сказки нойя.

– «Цветочная загадка» – небыстрый яд. И у него много видов. Иные убивают быстрее, иные – медленнее. Некоторые обезображивают, другие – парализуют. Но ни один из них нельзя отменить обычным противоядием – можно лишь протянуть время. Должна быть разгадка – цветок, который мастерица отдала заказчику при продаже.

Гриз слишком уж не хочет задавать вопрос – и потому Аманда даёт ответ сразу же.

– Да. Он будет знать. А кроме него – лишь Травник, который сотворил яд, а я здесь бессильна.

Эвальд Шеннетский просто не мог не оставить себе путь отхода. Даже если дело касается Йеллта Нокторна.

– Попроси её, – кивает Аманда на дверь. – Её он любит, а она тебе не откажет. Пусть спросит его о цветке – раз ты хочешь сохранить жизнь дурачку-Нокторну!

Это кажется лёгким – повернуться и войти вновь в комнату, уставленную розами. Рассказать, чем захворал Йеллт Нокторн, которого Хромой Министр вызвал на дуэль. И просить у причины этой дуэли – чтобы она воззвала к милости своего мужа.

– Ты не хочешь почему-то, сахарная моя? Но тогда ведь тебе остаётся один путь – к Арианте Целительнице, королеве, исполненной милосердия. Хромец связан с ней тяжким обетом, и если она прикажет, подчинится, да-да-да, но ты же понимаешь…

Да. Нельзя афишировать своё присутствие в Айлоре, взывая к самой королеве. Нельзя выступать против могущенственного министра с обвинениями – особенно если в будущем придётся брать его в союзники.

– Карменниэ?

Аманда держит палку-мешалку наперевес, а смотрит встревоженно.

– Я знаю такое молчание. Ты задумала что-то иное. Нашла путь, к которому не хотела прибегать, а теперь решила по нему пойти. Скажи – ты и впрямь знаешь способ спасти этого осла в человеческом облике – так, чтобы это не навредило тебе?

Гриз Арделл молчит миг, два мига. Перед тем, как ответить во второй раз за день:

– Да. Я знаю.

Нойя провожает её переливистым, полным сомнения хмыканьем. Гриз не твечает: выскальзывает в коридор, где притаилась новая тысяча дел. Посмотреть, что там у Мел и Яниста с их охотой, спросить слуг о новых случаях, отыскать Хаату…

– Трудный день, аталия?

Холодок пробегает от шеи к пальцам – эхом ночных касаний, хорошо памятных. День тут же становится ещё труднее. Впрочем – разве бывают у крепости другие дни?