– Про глаза огненные скажи, – напоминают шёпотом остальные. Кто-то чувствительно прибавляет: «Нам-то про драконский хвост врал, небось!» Старший егерь вклинивается осторожно:

– В зверинцах по всей Кайетте уже не первый месяц, значит. И в Энкере тогда, на Луну Мастера – варги с кровью…

– И вы с чего-то решили, что госпожа Арделл – из их числа?! – Олкест как будто становится выше ростом. – Мало ли от чего могут быть шрамы на ладони! А что до Энкера – я был там сам, желаете – расскажу?

И бестрепетно шагает в самую гущу егерей. Начиная повесть с убойного: «Если уж речь зашла о варгах крови – я знаю побольше вашего».

Гриз стоит в молчаливом оцепенении. Янист Олкест, читающий даматским егерям лекцию о варгах крови и Энкере, завораживает, словно пламя. Кажется, он даже согревает воздух вокруг себя – энергичными взмахами рук.

Иначе с чего бы щекам так тепло.

Норн выходит из леса почти неслышно – несмотря на всю свою медвежью стать. Возникает за левым плечом и пару минут с почтением внимает огненной речи Яниста: «…уверяю, что никакого отношения к так называемым Хищным Пастырям госпожа Арделл не имеет. Они, как я уже говорил, считаются отступниками в общинах, а госпожа Арделл – глава ковчежников и все силы свои отдаёт на защиту жизни. Так вот, а теперь об Энкере…»

Потом охотник трогает её за плечо – пошли, мол, покажу чего.

Олкест тревожно дёргается за ними, но видит успокаивающий жест Гриз и остаётся расписывать егерям Энкер и Луну Мастера.

– За ранеными скоро подойдут, – говорит Норн. – Я связался.

Гриз не задаёт вопросов, но он отвечает на её мысли – чуткий, как даарду.

– Выжило четверть, не больше. Может, одна пятая. У кого были быстрые лошади и кто смог добраться до укрытия. Или влез на дерево повыше и его не заметили. Я четверых нашёл. Всё равно не меньше сотни примет вода.

Не меньше сотни. И два десятка в лагере. Второй Энкер, Даматское побоище – в газетах назовут это поярче, покрасивее. И прогрессисты своего не упустят – те, кто истово верует, что бестии лишь кровожадные твари, а варги их натравливают. Это распишут в газетах на сотни ладов, преувеличат в десятки раз слухами – и будет вторая волна за первой…

Площадка между деревьями – небольшая и укромная. На ней нет места монументам, её не стискивают дома. И всё-таки Гриз кажется – та, что стояла здесь, представляла себя ребёнком Энкера на белой площади, залитой закатно-алым. Вечный сюжет: протянуть руку, сказать: «Умрите»…

Только в этом сюжете умирают не алапарды.

– Выше тебя и малость погрузнее, – говорит Норн, когда Гриз присаживается на корточки, задумчиво касается женских следов. – В длинном плаще. Вот здесь интересно – смотри: это она переступала с места на место, будто нехорошо ей стало. А тут на колени свалилась, а после почти сразу ушла.

Неверные следы ведут в глубь леса, отмечены частыми каплями кровью. Останавливаются – и пропадают, теряются среди следов зверей, которых спугнул неизвестный варг с фениксом.

– Что скажешь?

– Она ушла верхом. Вон там следы копыт – это единорожий прыжок. Единорог вряд ли из лагеря, скорее всего – на нём и приехала. Вскочила и – в галоп.

Норн хмыкает презрительно – мол, а то сам не понял.

– Гляну, куда направлялась. И остальных поищу. Только лошадку добуду. Чего интересное скажешь, говорю?

– Кроме того, что ты понял и увидел сам?

Они пришли сюда незадолго до травли и начали действовать. Кто-то был ближе к лагерю – нужно было взбесить животных там – а кто-то здесь, на границе, у которой животных выпускают из клеток и загонов перед травлей. Как только животных выпустили – они взяли их под контроль на крови и отдали приказ: убить людей, только людей.

И добились бы своего, если бы им не помешал тот, другой. С фениксом и хорошей – точно хорошей – улыбкой.

Норн пристально вглядывается в её лицо, качает головой:

– Кто-то из ваших здорово сбрендил, а? Ладно, пошли твоего парня забирать. Кто он там в твоём «теле» – «кровь»? Ну и совпадение.

Они забирают Яниста – егеря вежливо раскланиваются с ней на прощание. Норн рассказывает Олкесту о находках, а Гриз всё повторяет один и тот же вопрос – обращаясь к ним, потому что их просто должно было быть несколько, чтобы удержать такое количество животных. Один и тот же вопрос, пока он не становится эхом в её крепости.

Зачем?

– Понавыперлось… – ворчит Норн, когда они выходят из лесу к тому самому холму – холм густо усеян ищейками и журналистами.

В лагере – суета: туда принеслись родичи пострадавших, ещё слуги, законники, местные урядники, другие какие-то представители закона – и между них снуют охотники в белых костюмах из таллеи, рассеянно стряхивая с нарядов драгоценности. Норн задумчиво ворошит пальцами пожар бороды.

– Пожалуй, что вам тут не будут рады. По следам я гляну – может, смогу чего нарыть. А ты гляди поосторожнее там! С вашими, у которых мозги набекрень.

– Будь и ты осторожнее, – отвечает Гриз. – Приветы Хлие и сыну.

На прощание он награждает её костоломным объятием и басит: «В гости ждать буду. И тебя, и Яниста». И добавляет лукавым шёпотом:

– Хороший выбор, кстати… не чета тому придурку в белом.

После чего, утробно похохатывая, скрывается за сосной.

Олкест оборачивается с опозданием – в самый раз, чтобы заметить пунцовость главы ковчежников.

– Буду счастлив навест… о. Он уже ушёл? Позорная неучтивость с моей стороны – вот так, не попрощаться. Прошу прощения, мне отвлекаться не следовало… – он кивает на лагерь. – Причудливое зрелище, знаете… похоже на съезд Нэйшей. Кхм. Извиняюсь.

С какой, спрашивается, стати я вообще потащила его сюда? – думает Гриз, потирая лоб. Ну, помимо того, что сам напросился?

– Янист. Прекращайте уже извиняться. Возвращаемся к «поплавку».

Позади остаётся гул растревоженного лагеря, гневливое человечье гнездо.

Для возвращения Гриз выбирает обходной путь – всё равно дорога занята всеми, кто принёсся на знак беды. На тропинке – нетронутый снег, Гриз расшвыривает его сапогами. Самое время распахнуть темницы там, внутри себя, как следует обдумать всё это – варги крови, смерти, Пастырь и феникс…

А думается всё больше о глупостях. Вроде той, что надо бы поменьше брать Олкеста с собой. Он, конечно, сам рвётся на выезды, а Мел так и вовсе демонстрирует облегчение. И нельзя сказать, что наречённый Мел бесполезен.

Но Олкест отвлекает, словно шрам, о котором постоянно помнишь – его вечная тревога, чересчур навязчивая забота, искренность и громкость переживаний, и прописанное в манерах аристократическое воспитание, манера ерошить волосы и таскать в сумке хоть одну книжку, нерешительно мяться и покашливать – а вдруг, мол, потревожу…

– Вы как будто знаете здешние места? – спрашивает Янист за спиной, и рука Гриз невольно взмывает к волосам – поправить. Вот какого чёрта, а.

– Охоты тут бывают не только зимой. Несколько крупных выездов… а мелкие не прекращаются – бестий много.

Гриз цепляет упрямой рукой ветви кустарника, растирает в пригоршне снег – всё такой же пушистый.

– Вы пытались спасти зверей?

– Старалась увести подальше в лес… или остановить, если в опасности охотники. Вы же видели сегодня, что может раненый яприль.

Не совсем так, – поправляет внутри занудный голос, удивительно похожий на голос Олкеста. Как раз раненые яприли крушат всё, до чего могут дотянуться. Но не целенаправленно отмахивают пару миль по направлению к лагерю охотников.

– Они… направляли их, да?

Наверное, он ступает за её спиной, след в след – точно так же, как идёт вслед за её мыслями.

– Направляли, как… вы тогда, с йоссами. Только вы приказали зверям уснуть, а они…

– Да.

Гриз старается считать следы. Старается – не обернуться, чтобы увидеть, какое у него лицо.