У двери разлеглись ещё два тела, а сама дверка оказалась запертой на магический засов. Даллейн примерился, пробормотал что-то – и просто выдрал дверь из стены при помощи Дара.

В нос ударил густой, терпкий и настоянный запах грибов, смешанный с запахом земли, ветхости и чего-то ещё, знакомого, сладко-солёного. Глаза не сразу справились со светом – слишком много бирюзовых отсветов, ярких переливов от ракушек флектусов. Так что я сперва не разобрал, что это стоит на середине зала. И почему между стен эхом отдаётся невозмутимое густое «кап-кап-кап».

– Девятеро, что за… - прохрипел не такой уж невозмутивый господин Даллейн.

Мы стояли в старом трюфельном хранилище – приземистом и широком, вдоль стен ещё сохранились остатки полок, на которых вызревали рубиновые трюфеля. А посреди хранилища расположился алтарь. Деревянный и грубый, в виде плоской ладьи.

На алтаре лежало тело. Мужчина лет тридцати, с виду – то ли учёный, то ли деятель искусства: нежные, тонкие пальцы, худые руки, аккуратная бородка. Лёгкая полуулыбка – словно смотрит сны.

И кровь, которая пропитала доски, капает на пол, стекает по желобочкам в ноги, к пазу, где неярко сияет бирюзовый кристалл, обточенный в форме щита.

Я ощупал шею бедолаги, на всякий случай пошарил по поясу – вдруг да поможет кроветвор. Почти сразу понял – не поможет, такую потерю не восполнить, да и сердце не бьётся уже – трепещет, замирая.

Даллейн тем временем вынул из углубления защитный артефакт. Брезгливо коснулся пальцами нижней части – испачканной алым.

– Защита на крови?

– Артефакт-преобразователь.

В темноте у дверного проёма блеснула брошь-бабочка. Серебристо-багряным, почти кровавым отсветом. Вслед за бабочкой из темноты выплыла безмятежная физиономия устранителя.

– Да… их называют ещё артефактами-передатчиками. Трансформами или вампирами. Обычные амулеты – просто резервуары для магии. Их запитывают Мастера или маги при помощи Дара. Артефакты-трансформы способны восполняться сами: преобразовывать энергию иного рода и переплавлять её в магию. Чаще всего эмоции – страсть, гнев, печаль… страдания. Иногда смерть. И временами…

Он неспешно приближался к алтарю, пока проговаривал это. Обвёл пальцами желобок для стекающей крови – словно прикасался к чему-то знакомому. Может, мне показалось – но на лице «клыка» – полускрытом тенями – в этот момент проступило что-то вроде нежности.

– Артефакты-трансформы часто используют для защиты – как видите, их возможности очень велики. Даже когда они действуют напрямик, без накопления сил.

Даллейн пялился на кристальный щит в своей руке с омерзением

– Припоминаю, я читал о таком… в основном времён Войны Артефактов. Но это под строжайшим запретом. Даже использовать артефакт такого типа…

Настала моя очередь проявлять эрудицию.

– От двадцати пяти до пожизненного на Северных Рифах. С Мастерами, которые осмелятся такое создать, разбираются свои, в Мастерграде. Я бы так сказал, эти парни нехило так рисковали.

Приходилось болтать, чтобы заглушать подступающую тошноту. От кроваво-грибного запашка, медленного, вязкого звука падения кровавых капель, да ещё от физиономии устранителя – такой проникновенной, будто он встретил свою давно потерянную тётушку. По счастью, Даллейн вспомнил, что мы тут вроде как по делу, завернул артефакт-трансформ в платок и сунул в карман.

– Господин Нэйш, вам удалось найти лабораторию?

Под лаборатории оказались отведены два других подземных хранилища. В одном, наверное, хранились основные записи, потому там остались головешки да перебитые колбы. В другом зале нам улыбнулась какая-никакая удача.

Нэйш успел вырубить тройку наёмников посередь процесса зачистки. Записей на нашу долю не осталось, зато удалось увидеть обстановку. Довольно солидную – видно, денег не жалели. Перегонные кубы и колбы, клетки с дохлыми теперь уже крысами, бутыли с разными заманчивыми химикалиями – большей частью битые – лупы и микроскопы, пара амулетов невыясненного значения.

Даллейн заметил, что тут нужна полная опись, и сунулся наверх за своими людьми. Оставив меня в компании из трёх бессознательных и одного отмороженного.

– Знакомые, Лайл? – осведомился Нэйш, пока я притворялся, что по уши занят хладными тушками отключённых наёмников.

– Не то чтобы мы вместе пили пивко, но они из завсегдатаев «Честной вдовушки». «Уборщики», ранга четвёртого… а вот и бляхи.

Двое парней поближе к двери были вполне в пристойном состоянии для допроса. Третий, в глубине помещения, был в состоянии непристойном. Похоже, ему от души надавали по болевым точкам, а на закуску впечатали физиономией в стол с битым стеклом.

– А с этим типчиком у вас возникла личная неприязнь?

– Ну, он порвал мне костюм.

Устранитель с беспредельной скорбью изучал прореху на сюртуке. Таллея была прорвана на левом плече, с самого края.

– Боженьки, да как ты его в живых-то вообще оставил. Стоп, – мой взгляд упал на вывернутую кисть бедолаги. – У него же знак Огня. И как он ухитрился нанести твоему сюртуку ранение – вы что сошлись врукопашную, и он хватанул тебя зубами?

Нэйш слегка пожал плечами.

– Какое-то оружие с Пустошей.

Крыса внутри замерла. С Пустошей – стало быть, не-магическое?

– Версия с зубами мне нравилась больше. А насчёт оружия…

Пришлось заползти под стол – туда оно отлетело после того, как Нэйш вывернул кисть наёмнику. Гладенькая серебристая игрушка, похожая на во много раз уменьшенную пушку, из которой фейерверки пускают. Удобная ручка – не скользят ладони. Спусковой крючок. Я перевёл рычажок и вскрыл «гнездовье», где в уютных гнёздышках расположились восемь серебряных пулек. Одно гнёздышко было пустым.

– «Горевестник». Так эту штуку называют на Пустошах. Из-за мелкого размера, да и звук пронзительный. Стреляет за счёт взрывчатого состава – он вот в эту ёмкость подаётся. Вир знает, из чего они его делают в Гегемонии – пустошники своих секретов не выдают.

На миг позволил себе прикрыть глаза – и провалиться в прошлое четырёхлетней давности. В прогулочки по чистым, усыпанным песком дорожкам, под нескончаемое журчание мягкого голоса: «В Гегемонии знают, на что ставить, сынок, и нельзя недооценивать их изобретения. А теперь вглядись в мишень, опусти дуло вот так…»

«Горевестник» привычно соскользнул в руку, я опустил дуло, прицеливаясь в пустоту. Открыл глаза.

Дуло смотрело аккурат в настороженный прищур моего напарничка.

– Не знал, что ты разбираешься в оружии Пустошей.

– Был у меня знакомый, помешанный на этом деле. Тоже, в общем, коллекционер на свой лад. Разве что собирал не бабочек.

В загородном доме – потому что на квартире Старый Лис держал разве что книги о законах да брошюрки с благотворительностью. Вот в поместье, которое он именовал Логовом, была даже отдельная комнатка, вдоль и поперёк увешанная «воронами», «скроггами», «горевестниками» и прочими образчиками искусства Пустошей.

– В самом деле, – уронил Нэйш, плавно сокращая дистанцию. – И этот человек был связан с Гильдией?

– Жаон Флористан, – я отложил «горевестник» подальше и добавил, пока меня не просверлили глазами. – «Сводник» высшей категории. В том смысле, что он был посредником. Если вдруг что-то нужно было обтяпать – обращались к нему, а дальше старина Флористан подбирал исполнителей, союзников… смотря кого нужно, словом. К тому же один из лучших вербовщиков.

Не договаривать не было смысла.

– Это с его подачи я попал в Гильдию.

Странновато было стоять в разгромленной подземной лаборатории и вспоминать тёплые вечерки в компании со Старым Лисом. Тогда я уже работал пару раз с «чисторучками» – но как вольнонаёмный, а тут выпало особое дельце, и друг свёл меня с Жаоном. Флористан (до оторопи похожий на кузена Эрли, только куда постарше) ерошил аккуратную седую причёсочку – в ней начинала мелькать рыжина – и вещал мягко: «Понимаешь ли, сынок, я совсем было уж собрался на покой, а тут дельце с этой графинькой и браком, который непременно нужно расстроить. Эти дураки подсылали ей своих жеребцов – только что копытом не бьют – но потом всё-таки уломали меня. Так вот, я-то полагаю, тут нужен человек, который умеет слушать и проявлять участие. Да ещё рассказывать интересные и трагичные истории. Поживёшь у меня пару девятниц – наберешься информации…»