Из снов второй служанки Уна возвращается, подрагивая.

– Там что-то страшное… что-то чёрное. Лес, мокрые стволы, а за ними кто-то стоит. И она бежит, а на неё смотрят… и гонятся за ней.

– Спасибо, Уна, – говорит Гриз мягко.

Если прикрыть глаза, посмотреть через ресницы – легко поверить, что перед тобой старая история: хозяйка замка прогневала богов, и в замке все заснули, и только поцелуй любви…

– У них кто-нибудь был? Кого они любили… с кем встречались? Супруги, помолвленные, любовники…

Травник испускает возмущённое «Ну, это уж…» на последнем слове. Касильда Виверрент невозмутима.

– Я прикажу узнать. И доставить сюда всех, кого сумеют найти.

Отдаёт распоряжения слугам – и те уносятся, а в приоткрытую дверь просачивается гибкий серый кот с зелёными глазами. Независимо поглядывая по сторонам, идёт между кроватями – знакомиться.

– Не выгоняйте, пусть, – говорит про него Касильда Виверрент, которую меньше всего можно заподозрить в безумной любви к кошкам. – Госпожа Арделл, вы, кажется, уже что-то поняли?

Взгляд синих глаз – испытывающий и острый.

– У меня есть догадка. Но я бы предпочла получить доказательства.

– Госпожа Арделл, по всей видимости, считает, что нам поможет легендарное лекарство времён Сонного Мора, – язвительно вклинивается лекарь Финбо. – Поцелуй любви, не так ли? Прошу прощения, госпожа Виверрент… вы, разумеется, слышали все эти сказочки о том, что во время таких Моров выживали те, кого целовали их возлюбленные. Антинаучная чушь, как доподлинно известно Академии: от Сонных Моров не было найдено лекарство, и они остались ужасными бедствиями эпохи Братских войн. И только варг и нойя могли…

– …предположить, что официальные источники могут быть неполны, добрый господин? – выпевает Аманда со сладкой угрозой в голосе. – Столько хроник было сожжено и переписано, с той и иной стороны. Чтобы скрыть преступления одних и очернить других… Иногда мне кажется, что в песнях нойя больше правды, чем в исторических текстах.

Лекарь пренебрежительно разводит руками и бросает под нос едва слышное: «Вейгорд!» Касильда Виверрент молчит. Зеленоглазый хулиган требовательно мяукает у ног Гриз.

– Аманда… нойя ведь поют о чёрных снах?

– Старые песни, сладенькая, песни для дождливых ночей, – мгновенно откликается травница. – Тёмные песни о паутине, которая прокрадывается в сны и уносит с собою. О горячих губах, которые способны развеять любое наваждение. И о маленьких следах возле уснувших – крошечных, почти незаметных следах, то ли человеческих, то ли птичьих.

Всё сходится, и всё верно, и иногда сказки и песни оказываются правдивее учёных трактатов… Когда ты оказываешься в цветочном дворце с заснувшими слугами – наука никуда не годится. Нужно чудо.

Чудо входит в комнату, настойчиво подталкиваемое тем самым господином Даллейном. Растрёпанное чудо, конопатое и сероглазое, совсем ещё юное. Парень ни на кого не смотрит – только на бледную Тарру на кровати. Бросается к ней, хватает за руку.

– Меня не пускали, – говорит жалобно. – Не верили, потому что я ещё… такого ничего не говорил.

Кому это он? Наверное, спящей. Гриз тихонько подходит, касается плеча парнишки.

– Нужно, чтобы ты её поцело…

Мальчик не слушает до конца, наклоняется и целует любимую – раз, два, три, четыре, будто количество может что-то решить. Гриз не останавливает – только наблюдает, как розовеют щёки и вздрагивают ресницы служанки.

Тарра открывает глаза посередине очередного поцелуя, недоуменно мычит, отталкивает паренька.

– Пит! Ты чего, а? А где все… там же были…

И оглядывается, ищет тех, с которыми говорила во сне – родителей, братика, может, ещё какую-то родню. Видит Касильду, стыдливо вскрикивает и закутывается в простыню:

– Ой, госпожа…

Но тут подлетает Аманда, обволакивает воркованием: «Ничего не бойся, сладенькая, никто тебя не будет бранить, ты была больна, а вот сейчас мы выпьем укрепляющего, да-да-да? И только посмотри, какой верный у тебя поклонник: вызволил из чёрного сна, ай-яй, молодчинка, мальчик, а тебе вот успокаивающего – и давай до дна…»

Гриз перехватывает требовательный взгляд Касильды Виверрент. Чуть склоняет голову: готова говорить.

Вместе они отдают последние распоряжения. Жестами – потому что и без того ясно, что делать: слугам Касильды – искать пару для остальных спящих. Аманде и Уне – ждать результатов и хлопотать пока вокруг Тарры и её друга. Местному лекарю – молча изумляться.

Серый кот, гордо подняв хвост, идёт вслед за ними в соседнюю гостиную – всю обитую деревом. Показывает путь, а потом гордо разваливается на дорогой зелёной софе.

– Говорите, – тихо просит Касильда Виверрент. Она вырастает посреди комнаты, будто синий цветок с белым венчиком.

– Веретенщик. Ложный василиск, моровик черносонный… настоящий виновник Сонных Моров двухсотлетней давности.

– Это животное? Вернее… бестия? Магический зверь?

– Не совсем. Вернее, с виду – это ящерица. Совсем небольшая, меньше пяди в длину. Часто разноцветная и может становиться ярче или тусклее в зависимости от настроения или состояния. Может дышать, есть, испражняться и размножаться – на этом сходство с животными исчерпывается. Веретенщик не создан природой. Он был выведен магами во время Братских войн Айлора и Вейгорда. Теперь уже неизвестно, какая сторона несёт ответственность… но это вид магического перерожденца, и создавался он как оружие.

В памяти распахивается нужная дверь – впуская в весенний вечер, в запах сочных трав. Темнеет, и мотыльки собираются вокруг светильника, а лёгкий ветерок шевелит страницы на столе, и за спиной – тёплый смех бабушки: «Снова за старыми дневниками засиделась?» Пожелтевшие от времени страницы уводят на два века назад, в них кровь Братских войн и описание внезапно уснувших людей.

По ту и другую сторону.

– Наставницы и главы наших общин ведут дневники, которые хранятся в общинах столетиями. Во время Сонных Моров, когда возле уснувших начали замечать необычных ящерок, маги обратились к варгам. И тем удалось узнать кое-что о веретенщиках. Так вот местные оранжереи для них – идеальная среда обитания. Если он тут не один… это отличное место и для размножения тоже. А свою территорию веретенщики защищают очень агрессивно.

Гриз очень надеется, что Касильду Виверрент всё-таки можно напугать.

– Вы видите сами – угроза крайне серьёзная. И я настоятельно советую вам на время…

– Нет.

Жена Хромого Министра говорит это тихо, совсем не властно. Но тоном, который ясно даёт понять: другого решения быть не может.

– Я не покину Цветочный Дворец на неизвестное время. Чары защиты завязаны на личность хозяйки и на её приказы. Пока я здесь – дворец скрывает то, что в нём… даже от тех, у кого есть право доступа внутрь.

Она присаживается на софу возле серого кота – и кот недоверчиво косится, фыркает, но с софы не поднимается.

– Это место хранит в своих стенах далеко не только цветы.

Трудно не распознать крепость, когда внутри тебя самой – стены, стены и бойницы. А Цветочный Дворец – это артефакторная крепость. Изящная, утопающая в цветах неприступная твердыня, в которой скрыты чужие секреты… документы? Люди? Можно не спрашивать – от кого они скрыты здесь. Против кого так упорно сражается Касильда Виверрент все эти годы.

– Госпожа Виверрент, ваши опасения я понимаю. Простите мне мою прямоту, но в случае вашей смерти дворец останется без защиты наверняка.

– Можете звать меня по имени. Гризельда… Гриз, если позволите. Ведь в случае укуса проходит какое-то время до смерти. И жертву ещё можно вернуть через день, два… как вернули Тарру?

– Это всё очень неточно, всё зависит от организма, но…

– В таком случае вы можете обо мне не тревожиться. Однако нужно отослать слуг, – она поднимается, стремительная и сияющая. – Тех, у кого нет… лекарства. Я отдам распоряжение о переводе в одно из моих имений всех одиноких, несчастных в браке, не влюблённых. Словом, тех, кого невозможно пробудить поцелуем. Верно ли я поняла – это действует и в случае безответной любви жертвы или к жертве?