Закончив с портняжным делом, он вернул плащ под куртку и глотнул водички из небольшого кожаного меха. После этого принялся перебирать вещи в сумке. Достал футляр, в каком доктора носят зелья первой необходимости. Примерился к нескольким флаконам, выбрал один, упрятал в карман.

Трогири наблюдал за всем этим пристально. Я же и так успел налюбоваться на напарничка, потому скучал. Зелье правды отчаянно давило на клапан моей болтливости, потому мы довольно мирно пообщались с Трогири-младшим – шепотом и на тему артефактов.

– Черти водные, ну у вас тут системочка! – восхищался я, и захмелевший Нарден Трогири млел и расцветал. – Пара-тройка моих знакомых бы за неё душу продали. Небось, дорого дали?

– Очень, – шептал Нарден, косясь на папашку. – Наблюдающие и подслушивающие артефакты есть и так, вы понимаете… но чтобы сделать работу постоянной, настроить на поиск объекта, заставить передавать изображение… Система уникальна, совершенно уникальна, да. Я приглашал Мастеров… говорил, хочу наблюдать за животными в роще тейенха… за задачу взялся только третий, и то…

И перечислял проблемы, рассказывал, как докупали материал, говорил о каком-то молодом Мастере («Настоящий гений, так всё свёл воедино, что проблемы со звуком пропали!») – я изображал усиленное внимание и кивал, и крыса тихонько попискивала изнутри, словно счёт секунд отмеряла.

Когда я обернулся к Чаше – Нэйш стоял напротив крупной гарпии-бескрылки. И жить гарпии оставалось столько же, сколько отменному кексу с изюмом, если его замечу я.

Бедная тварь даже не успела разразиться своим коронным «Урлюлюлю» – она выдала одинокий «урлюль», а сразу же после этого у неё в глотке оказалось лезвие дарта.

Мейс Трогири издал звук, похожий на прощальный «урлюль» бескрылки.

«Клык» подождал, пока стихнут конвульсии, извлёк дарт, вытер лезвие и аккуратно расширил рану лезвием ножа. Зачерпнул ладонью кровушки и принялся обмазывать куртку. С таким видом, будто натирается особо ценным бальзамом для кожи.

Оба Трогири, как по команде, уставились на меня.

– Ну-у… – выдавил я, поглядывая в Чашу. – Может, он не выполнил суточный план. Знаете, по убитым зверюшкам. Навёрстывает.

Нэйш продолжал обрабатывать куртку кровью. Потом прошёлся малость и по штанам, и даже по щекам. На волосах он призадумался, потом из всё той же сумки достал тонкую вязаную шапочку, промазал кровью и натянул на голову. Сумку обработал тоже. Хочет отбить запах? Так почему кровью – зелий не взял? Мел говорила же что-то про кровь, а вот что…

Устранитель закончил с косметическими процедурами, снял с пояса длинный охотничий нож и в несколько умелых движений вспорол гарпии брюхо. Достал тот самый флакончик, щедро чего-то насыпал сверху. Отравить хочет мортаха? Так ведь даже мне понятно, что на запах крови гарпии первым делом явятся…

«Урлюлюлюлюлю!»

…другие гарпии.

Шесть бескрылок, некоторые попозже, некоторые пораньше – видно, неслись на запах со всей территории, на которой обитают. Шипели и лязгали зубами, подступая к трупу сородича. Нэйш снова канул за стволы и заросли, и Мейс Трогири прошамкал в Водную Чашу команду: «Остаться, наблюдать за гарпиями».

На трапезы бескрылок я тоже насмотрелся, потому принялся вспоминать, что Мел говорила насчёт крови. Что бестии на неё реагируют уж очень остро, и на варжескую, и на всю остальную. Настолько, что раненая или опьянённая кровью бестия может даже и на варга напасть – редко, но бывало. У мортаха так же? Но не может же Нэйш надеяться сбить тварь со следа одной гарпией и одним братским обедом. Который, кстати, проходит вполне по обычной схеме: поорать и выяснить, кто главный, приступить к трапезе, ещё раз поорать на менее главных за то, что пытаются утащить куски, поклацать клювами для устрашения, сцепиться и начать убивать друг друга… стоп, что?!

Простая пирушка стремительно переросла в побоище. Примерно, как в кабаке, где кто-то пытается в карты мухлевать. Одна гарпия вцепилась другой в крыльевой отросток, третья впилась в ляжку четвёртой, на них сиганула пятая, вопя, как моя бывшая, когда я задерживался на работе… А через мгновение шесть гарпий слились в вопящий, дрыгающийся комок, откуда высовывались зубастые клювы, когтистые лапы, летели брызги крови.

– Красавка, – пробормотал я. Трогири опять уставились выразительно. – Это я… кхм, не о напарнике. Он дал им бешеную ягоду. Настой чёрного паслёна, может, в какой-то смеси. Гарпиям выдают на подпольных боях – они от этого звереют. Только остановиться сразу не могут, так что лечить после такого…

Да и потом будут от проблем с пищеварением страдать, ай-яй-яй, – причитала одна прекрасная Травница, пока Гриз успокаивала беснующихся гарпий, которых она и Мел каким-то чудом уперли на боях…

– У вас разносторонний напарник, – обронил Мейс Трогири, глядя в Водную Чашу, где шло кровавое побоище. – Я думал, он работает только при помощи дарта.

Я видел, как Нэйш дерётся врукопашную и метает ножи, потому справедливо полагал, что сюрпризов у устранителя припасено до второго Прихода Вод. Так что на месте Трогири я бы сразу приказал артефакту следить именно за Нэйшем.

Когда калека оторвался от драки гарпий и вспомнил о «клыке», оказалось поздно.

За стенами поместья грянул трубный визг такой силы, что вода в Чаше качнулась. Трогири цыкнул на сынка, они оба наклонились над Водной Чашей, забормотали туда и заворочали какие-то рычажки внизу. Но из Чаши долетел такой треск и грохот, что стало ясно: такие звуки может издавать только яприль. В том самом состоянии безумной ярости, которое так опасно и которое мне наблюдать, к большой моей радости, не приходилось.

Пока не приходилось.

Огромная туша слепо неслась по тейенховой роще. Крупный самец яприля казался обомшелой скалой, которую стронули с места, толкнули с горы – и она летит, подскакивая и набирая скорость. Окровавленное рыло, налившиеся алым глаза, клыки в половину моей руки – совсем не миляга из питомника. А ещё он вопил. Заходился разрывающим визгом напополам с хрипом, словно бы облекаясь на бегу в бирюзовую дымку магии…

Тресь. Это порвались со звуком бумаги плотные миртовые заросли.

Хрясмь. Крак. Расселся ствол стройного тейенхового дерева. Наклонился и завалился на соседей, а яприль с разбегу ударил в более мощный ствол (ещё треск), отскочил, вереща, вывернул и подбросил валун чуть ли не в половину себя ростом, понёсся дальше – разнося ценнейшую рощу и сея хаос на своём пути…

– Сколько, вы говорите, у вас было яприлей? – осведомился я, таращась на то, как артефакты пытаются угнаться за непредсказуемо летящей тушей.

Нарден Трогири пялился в Чашу еще более зачарованно. Но всё-таки ответил.

– Пять. Яприлей у нас было пять. То есть… изначально, они размножались, но некоторых яприлят мы отлавливали… и теперь около десятка, да…

– Уй-й-й, – ответил я с искренним сочувствием.

За стенами поместья взревел, приходя в неистовство, второй яприль. С хрустом упало ещё какое-то дерево.

Удачно, наверное, – когда знаешь слабые точки.

Для семейства Трогири таковой была их милая тейенховая роща – источник неограниченных деньжищ, позволяющих вызывать мортахов, заманивать охотников и покупать горох для пюрешки. Во всяком случае, что старый, что молодой – нависли над Чашей с обалдевшим видом и следили уже за вторым яприлем – самкой. Самка билась именно в деревья, будто решила во что бы то ни стало обеспечить своим хозяевам внеплановую прорубку.

Когда Мейс Трогири наконец-то просипел команду найти Рихарда Нэйша – тот обнаружился в интимной тени деревьев. Наблюдающий за третьим, встревоженно поднявшим рыло яприлем.

Даже и не знаю, кого мне было жальче – свиночку или Нардена Трогири, который изумлённо вопросил:

– Да что… что собирается он делать?!

– То, что умеет лучше всего на свете, – возвестил я. – Отравит вам жизнь.

* * *