Голову моей Брианни…

А если попробовать сделать ВОТ ТАК?

— Капитан Орфин! — крикнул я.

— Чего тебе, фламеньер?

— Можете просигналить этим молодцам, чтобы смотрели на нас?

— Конечно.

— Тогда сигнальте, сейчас же.

На этот раз боевой рог «Афалины» издал длинную переливчатую трель. Я вытянул из ножен кинжал подошел прямо к заднему лееру кормы, так, что теперь меня могли хорошо видеть с обоих кораблей Туасса ад-Руайн. Домаш и Джарем двинулись было за мной, но я жестом остановил их и теперь чувствовал на своей спине их недоумевающие взгляды. И такие же напряженные и вопросительные взгляды были устремлены на меня с вражеских палуб, где собрались готовые к бою команды Туасса ад-Руайн.

Я вытянул левую руку перед собой, сдвинул рукав куртки вверх почти до локтя и коротко резанул себя по предплечью. Выступившая из пореза кровь потекла по руке и закапала на палубу.

Вот так, Элика, подумал я, с вызовом глядя на приближающиеся виарийские корабли. Если твой совет не поможет нам, то уже ничто нас не спасет…

Ответом мне была тишина — слишком долгая, как мне показалось. И следом торжествующе запели рога на коряблях Туасса ад-Руайн, и им ответил рог с «Афалины». А потом меня схватил за руку капитан Орфин и воскликнул:

— Они трубят отбой! Они выходят из боя!

— Есть! — заорал я в восторге.

— Разорви демоны мою печенку! — выпалил Домаш.

Действительно, виарийские суда начали менять курс, разворачиваясь к нам бортами и расходясь в стороны. И на «Магистре Магуте» сразу поняли, что означает этот маневр. Левиафан испустил долгий, пронзительный режущий уши гудок — настоящий вопль ярости и злобы. Повелители мертвых поняли, что их рабы изменили им, вышли из подчинения, не захотели убивать своих братьев. Что сила живой крови и древней традиции нарушила их планы. Сразу два снаряда вылетели из чревы чудовища и упали совсем рядом с «Афалиной». И теперь всем на судне, не только мне, было совершенно очевидно, что следующий залп попадет точно в цель.

За моей спиной раздался громкий треск, и этот звук заставил нас всех обернуться. Над носом «Афалины» появился огромный светящийся шар, в котором вспыхивало множество электрических разрядов. На наших глазах этот шар поднялся выше мачт, и понесся над морем в сторону черного корабля, оставляя за собой полосу из разноцветных искр. Повис прямо над сулийцем — и взмыл вверх, к облакам, осветил их призрачным слепящим светом, таким ярким, что мы все невольно прикрыли глаза. А когда свет померк, мы все увидели, как над крейсером некромантов буквально на глазах сгустилась непроглядная черная со зловещим багровым отливом туча. И ослепительно сверкнула первая молния, ударившая прямо в сулийский корабль. А потом еще одна, и еще, и еще.

Это была даже не гроза — настоящий электрический шторм, если можно так сказать. Молнии поражали Левиафана раз за разом, с интервалами меньше секунды, и гром грохотал непрерывно, оглушив всех нас. Я видел ужас на лицах стоявших рядом виарийских моряков, я видел страх в глазах Домаша — а ведь напугать роздольца совсем непросто! Да и мне было страшно. Могу поклясться, что никто никогда ни в одном из миров не видел такой чудовищной грозы, какую в тот день видел я. Может, только в аду — если, конечно, в аду бывают грозы, — можно увидеть что-то подобное. Сулийский крейсер весь окутался электрическими разрядами, вода вокруг него буквально кипела, он на глазах терял скорость, а молнии из магической тучи все продолжали бить в него, не теряя своей силы. Поднявшийся шквалистый ветер обрушился на «Афалину», осыпая нас брызгами, волны подхватили наш корабль, но никто не покинул кормы — все мы, с трудом сохраняя равновесие, вцепившись в леера и снасти, наблюдали, как буйствует магическая стихия. Наконец, сулиец потерял ход, его начало разворачивать на месте, но молнии продолжали сыпаться на него, добивая уже беспомощное судно. Прошло еще, наверное, с минуту, и я увидел, что черный корабль начал крениться на нос.

— Он тонет! — заорал я, пытаясь перекричать вой ветра и непрерывный грохот громовых раскатов. — Тонет, сволочь!

Крен сулийского монстра увеличивался буквально на глазах. Вот уже корма задралась над водой, и стали видны застывшие неподвижно винты. Белый пар окутал его плотным облаком — это раскаленный молниями металл обшивки соприкасался с морской водой. Потом черный корабль начал заваливаться на левый борт. Словами не описать, какое торжество я ощущал в эти секунды. У меня больше не было сомнений, что с кораблем магистров покончено.

Агония Левиафана продолжалась недолго — не более двух минут. Молнии расстреляли его подчистую. Мы всем кораблем наблюдали, как уходит под воду сулийский крейсер. И лишь когда край кормы чудовища скрылся в кипящей водяной воронке, электрический шторм стих. Черная туча исчезла, будто ее и не было, и мы все долго не могли прийти в себя.

— Превеликая Матерь! — вздохнул Домаш. Лицо его было белым, как бумага, в глазах стоял ужас. — Не приведи мне еще раз увидеть такое…

— Брианни! — выкрикнул я и бросился к трапу.

Она была жива. Стояла на коленях, с разведенными руками и глядя невидящими глазами в небо. Я схватил ее, поднял, прижал к груди, покрыл поцелуями ее лицо.

— Милая моя! — шептал я. — Маленькая моя! Что с тобой? Ответь мне, не молчи!

— Все… хорошо, — слабым голосом отозвалась Брианни. — Ме… лаен туир.

Я не успел ответить ей, сказать, как же она мне дорога, как я люблю ее. Мимо меня промчался Домаш, едва не сбив нас с ног. Подбежал к распростертой на досках палубы маленькой беспомощной фигурке, подхватил ее — и заревел, так горько и обреченно, что радость, владевшая мной еще миг назад, сменилась невыразимым горем.

В жизни, наверное, есть много вещей, которые будят эмоциональную бурю в нашей душе. Кого что берет за живое, как говорится. Но я для себя определил одно — никогда больше не хочу увидеть то, что мне довелось видеть в тот недоброй памяти день. Никогда больше не хочу слышать, как огромный, сильный, непобедимый в бою мужчина рыдает над телом женщины, которую любил…

К закату все было готово. Тело Элики, обмытое, умащенное благовониями и завернутое в чистую парусину, было уложено на специально сколоченный моряками «Афалины» маленький плотик с кольцами для талей шлюпбалок. Домино сама проследила за всеми приготовлениями, а потом вернулась в нашу каюту. Мягко отстранилась от меня, когда я попытался обнять ее, и села на койку. Я сел рядом.

— Ты винишь меня? — спросила она.

— Нет, — ответил я, обняв ее за плечи. — Война не бывает без жертв. Я оплакиваю Элику, но холодею при мысли, что на ее месте могла быть ты.

— Двойной поток магии очень опасен, — сказала Домино, опустив взгляд. — Он забирает у мага-донора очень много жизненных сил, опустошает его. Я виновата во всем. Не предусмотрела, что может случиться. Просто не думала об этом. Опасность была слишком велика.

— Не оправдывайся, любимая. Элика знала, что может погибнуть.

— Я понимаю, но это не оправдание. Эвальд, милый, мне плохо. Мне жаль ее. И в то же время я восхищаюсь ей. Она знала, что идет на верную смерть, но не испугалась, не дрогнула, не отступила. И еще…

— Что?

— Это уже вторая смерть по моей вине. На Порсобадо была Джалин Улайд. Теперь вот Элика.

— Ты винишь себя? Не стоит, любимая. Они сделали свой выбор.

— Они умерли, а я жива, — в глазах Домино заблестели слезы. — Смерть все время рядом со мной. И я боюсь.

— Смерть сопутствует нам всю жизнь. По-другому никак. Мы все умрем, а вот кто как жил, имеет значение.

— Это слова. — Она отвернулась. — Пустые слова.

— Я тут вспомнил… — Я обнял Домино, повернул лицом к себе. — Говорят, человек легко идет на смерть в горячке боя. Может, оно и так. Я многда задумывался над тем, что это значит — пожертвовать собой. Мой прадед был моряком, ты знаешь. Он моему отцу в детстве рассказывал, что во время боя на эсминце начался пожар, и матросы голыми руками вытаскивали из огня снаряды, чтобы не взорвались. Никто из них не думал о том, что может погибнуть. Но это бой, стихия. Но бывает и так, что человек обдуманно и осознанно жертвует собой ради других. Ты знаешь, в моем мире нет магии. Мы не используем Силу. У нас есть энергия. Она питает наши устройства, наш транспорт, согревает и освещает наши дома. Энергию вырабатывают особые сооружения, которые мы называем электростанциями. Среди них есть такие, что используют очень опасные для человека вещества и технологии. И вот однажды одна такая электростанция взорвалась. Это случилось за несколько лет до моего рождения. Мы называем эту аварию катастрофой на Чернобыльской АЭС. Взрыв выбросил в воздух тонны опаснейших ядов, отравил большую территорию, но это было не самое страшное. Вскоре спасатели обнаружили, что возможен новый взрыв, еще более смертоносный. Раскаленное ядро станции плавилось, а под ним располагался большой бассейн с водой для охлаждения аппаратов станции. Их разделяла только бетонная перегородка. Ты должна знать, что бывает, когда встречается огонь и вода. — Я помолчал. — Казалось, все были обречены. И вот тут нашлись три человека, которые предложили спуститься в бассейн, открыть клапаны в бассейне и выпустить всю воду. Предотвратить неминуемый взрыв. Но только ядро испускало убивающее все живое лучи, и эти люди знали, что идут на верную смерть…