Две темные фигуры, кряхтя от натуги и бряцая оружием, вскарабкались по тропке на обрыв. На расстоянии вытянутой руки прошли от деревьев, за которыми мы укрывались.

Нет, умом я, конечно, понимала, что для нас будет лучше, если эти двое не дойдут до города и не поднимут его жителей безответным стуком в ворота, чтобы затем всей этой теплой компанией найти мертвый караул на стене и связанных бургомистра с женой в супружеской кровати. Но все же, когда стражники благополучно миновали Верьяна и пошли дальше, с облегчением вздохнула и оперлась на удобно выступающий, точно подлокотник, сук.

Кто ж знал, что он обломится с таким оглушающим треском!

Стражники схватились за оружие, напряженно вслушиваясь в ночные шорохи.

«Может, обойдется, а?» – замерев с поднятыми руками, трусливо подумала я, глядя в перекошенное лицо спутника.

Плохо же я еще знала навязанного судьбой напарника!

Бесшумно скользнувший в сторону сгусток тьмы, синхронно взметнувшиеся кинжалы, хрипы предсмертной агонии. И два мертвых тела, у каждого на шее – почти у самого подбородка – глубокая колотая рана, все еще обильно кровоточащая.

– Иди сюда, – повелительно бросил мне Верьян. – Живее!

Слабеющие руки из последних сил удерживали сумки. На подгибающихся ногах я подошла к наемнику. Он отработанным движением вытер лезвия кинжалов об одежду убитых, срезал кошели с их поясов и только после этого убрал оружие в ножны.

– Не спи! – поднимаясь, прикрикнул на меня охотник за головами и указал подбородком на лежащие тела. – Оттащим их с тропы да чутка присыплем на всякий случай – не хватало нам шального упыря, прибежавшего на запах крови. Давай бери за ноги, а я под руки возьму.

Мужчина постарше полууткнулся в землю, мертвая рука крепко сжимала короткий меч. Второй стражник, раскинув руки, лежал на спине, выроненное от испуга копье валялось неподалеку. Короткие волосы кудрявятся у висков, открытое, приятное лицо, в широко раскрытых, остекленевших глазах мутнеет светлеющее небо. Молоденький, наверное, младше меня лет на пять. Был.

Глаза защипало от слез, окружающее подернулось спасительной дымкой. Пожитки упали на землю из обессилевших рук.

– Я… я не могу… – Слезы побежали по щекам и закапали с трясущегося подбородка на воротник. – Он же еще мальчишка совсем. А у второго, слышал, жена, дочка. Ну зачем ты с ними так?

Похоже, Верьян по-настоящему разозлился. Сузившиеся желтые глаза были совершенно бешеными.

– Нашлась чистоплюйка! – процедил наемник. – Легко быть чистенькой, когда чужие руки с твоей дороги навоз убирают. Ну и сидела бы тогда в подвале, раз такая жалостливая. Сокрушается, понимаешь, обо всех и каждом! А кто из них пожалел ту девчонку, что сейчас, привязанная, в исподнем на берегу своей участи дожидается? Может быть, этот?

Носком сапога Верьян поддел и с натугой перевернул на спину тело старшего стражника.

– Что-то непохоже… – Несильный, злой пинок откатил короткое копье другого стражника далеко в сторону. – Сказывали мне тут дрюссельские наниматели, как астаха свою жертву пожирает. Не желаете ли, ваша чистоплюйская светлость, послушать байку о мучениях с восхода до заката юной девы, чья вина только в том, что она не такая, как другие?

Забыв про слезы, я ошеломленно смотрела на взбешенного Верьяна, которого, видимо, не на шутку задела поднятая тема.

– Что, не хочется? – ожесточенно выплюнул парень. – Тогда ноги в руки – и вперед. Солнце вот-вот взойдет, а мне еще приготовления кой-какие сделать надо.

Я молча отвернулась и ухватила ближайшее тело за ноги, Верьян взялся за него с другого конца. Но неожиданно выпустил покойника из рук и громко заковыристо выругался.

– Так, планы изменились. Тащим этих на берег, к воде. – Он задумчиво кивнул на озеро, вглядываясь в сгущающийся к утру туман, подобный парному с пеной сливок молоку.

Время – самая странная штука из всех, с которыми приходится работать магам. А также самая капризная и самая затратная с точки зрения расхода Силы. Когда нужна податливость, оно застывает неуступчивым монолитом прошлого. Но стоит только захотеть определенности и основательности, улетучивается неуловимым туманом будущего. И лишь краткое мгновение настоящего более-менее поддается воздействию. Однако и эта песчинка времени так и норовит выскользнуть из пут вашей Силы, чтобы выкинуть какой-нибудь финт ушами. Поэтому ничего удивительного, что и с обычными людьми оно ведет себя как ему заблагорассудится. Ехидно ускоряется в тысячи раз, если никчемным человечишкам хочется задержать счастливые мгновения. Или практически останавливается, когда не терпится побыстрее разделаться с чем-то особенно неприятным.

Если по дороге сюда казалось, что еще вот-вот – и рыжая макушка просыпающегося солнца появится над горизонтом, то, стоило нам в ожидании рассвета и астахи занять свои места в засаде, время поползло как тяжелораненый боец с поля боя – медленно, с натугой, то и дело останавливаясь, чтобы отдышаться.

Не то чтобы мне сильно не терпелось сразиться с проголодавшимся чудовищем, однако прижиматься к шершавому стволу ольхи было тем еще удовольствием (для мазохиста со стажем), особую прелесть которому придавала бессонная ночь и гудящие от долгого стояния ноги.

– Верьян, – чтобы избавиться от навязчивых мыслей о погибших за сегодняшнюю ночь не только по вине напарника, но и моей, и осиротевших семьях, я решила развлечь себя светской беседой, – не уснул там еще?

– Нет, – донеслось из кроны у меня над головой. От удивления наемник аж свесился с ветки вниз, почти касаясь моих волос покачивающимися косичками.

С момента нашей последней стычки мы не разговаривали, да и шарахалась я от него как от чумного. Угрюмо сопела, пока отвязывала бесчувственную Эону. Девушка, к сожалению (или к счастью), не приходила в себя: либо обморок из-за нервного потрясения был слишком глубоким, либо ее чем-то предварительно опоили. По обыкновению обделив даму помощью, Верьян самозабвенно возился со своей адской машинкой. Сосредоточенно прилаживал на место стальную полосу с зубцами и что-то мудрил с рычагами, пока я, пыхтя и утирая пот, волокла подругу в ближайшие к ольхе кусты бузины, про себя клятвенно обещая посадить как-нибудь потом тяжеленную Эону на самую жесткую диету.

Только бы оно наступило, это «потом»…

Снимая с девушки белое жертвенное одеяние и укутывая в плащ, я тихонько приговаривала, неуверенная, кого увещеваю потерпеть – подругу или саму себя:

– Потерпи, девочка. Держись. Совсем немного осталось. – Безвольная холодная рука подруги в моей ладони. – Скоро все закончится. А если не закончится, обещаю, я и из преисподней достану этого клятого охотника за головами!

Верьян только скалился в сторону, предусмотрительно не начиная перебранку. Он был настолько увлечен, что даже не отпустил ни одной скабрезной шуточки, пока я обряжалась в белый балахон, чтобы занять вакантное место жертвы.

Что самое обидное, подменить Эону было моей идеей.

«Инициатива, как известно, наказуема». Обычно наравне с глупостью и доверчивостью.

Тем временем наемник извлек из замшевого чехла, вытащенного в свою очередь из деревянного футляра, металлическую, отливающую золотом стрелу и осторожно, точно та была из стекла, стал пристраивать ее в продольный желобок на деревянном станке. От усердия парень аж высунул кончик языка.

Я изумленно наблюдала за его манипуляциями с необычной стрелой.

Он что, всерьез рассчитывает завалить астаху этим?! Не смешите помпоны на моих тапочках! Только если это не…

Заставив Верьяна заметно вздрогнуть, я резко подалась вперед, чтобы удостовериться в осенившей меня догадке. Так и есть.

Вся стрела, вплоть до странного скругленного острия, была покрыта спиралью рун, столь мелких, что их почти невозможно прочесть. Да этого и не требовалось – хотя бы немного посвященному в Силу трудно не признать «твердый огонь». Никогда не думала, что мне доведется это увидеть не только на гравюре в учебнике по боевой магии. Силы на Запечатывающее огонь заклятие требуется немерено, а уж про точность рунного исполнения и говорить не приходится: чуть что не так – от оплошавшего мага даже пепла не останется. Впрочем, как от его лаборатории и того городского квартала, которому «повезло» приютить стихийного мага.