Один кусок он клал ей в рот, а потом такой же кусок проглатывал сам.

Когда котелок опустел, она снова спросила:

— А теперь скажи мне, что же мы такое ели?

Но он только улыбнулся и покачал головой. Шон повернулся к Альфонсо, который сидел на корточках рядом с костром и уплетал свою порцию.

— Настрой радио, — приказал Шон. — Давай послушаем, есть ли у Чайны что нам сказать.

Пока Альфонсо возился с установкой антенны, в лагере бесшумно появился Матату. Он принес цилиндр из свежесодранной коры, оба конца которого были заткнуты пучками сухой травы. Он обменялся несколькими словами с Шоном, и тот посерьезнел.

— Что такое? — озабоченно спросила Клодия.

— Матату видел впереди много разных следов. Похоже, впереди полно патрулей. Кто это — РЕНАМО или ФРЕЛИМО, — он определить не сумел.

Клодия сразу почувствовала себя неуютно, придвинулась поближе к Шону и притулилась у его плеча. Они вместе принялись слушать рацию. Здесь, похоже, радиообмен шел намного интенсивней, большинство переговоров проводилось либо на шанганском, либо на африканском варианте португальского.

— Что-то явно затевается, — проворчал Альфонсо, возясь с настройкой. — Они выстраивают патрули в заградительную цепь.

— РЕНАМО? — спросил Шон.

В ответ Альфонсо только кивнул головой.

— Похоже, это люди генерала Типпу Типа.

— Что он сказал? — спросила Клодия, но Шон не хотел слишком уж тревожить ее.

— Обычные переговоры, — соврал он. Клодия успокоилась и стала наблюдать, как Матату, присев на корточки у костра, аккуратно раскрыл цилиндр из коры и вытряхнул его содержимое на угли. Когда же она поняла, что он готовит, то в ужасе застыла.

— Это отвратительно!

Она не смогла закончить фразы и с изумлением и ужасом уставилась на вываливающихся в угли больших извивающихся гусениц. Покрывающие их длинные коричневатые волоски мгновенно вспыхивали и превращались в облачка дыма. Постепенно гусеницы прекращали извиваться и превращались в небольшие подгоревшие сосиски.

Когда она их узнала, то издала тихий сдавленный крик.

— Это не…! — выдавила она из себя. — Я не могу! Как ты мог! О! Нет! Я не могу поверить!

— Очень питательно, — заверил ее Шон.

А Матату, заметив направление ее взгляда, взял одну гусеницу, несколько раз перебросил ее с одной руки на другую, ожидая, пока она остынет, а потом с покровительственной улыбкой предложил ее Клодии.

— Думаю, меня сейчас вырвет, — сказала она и отвернулась. — Я не могу поверить, что я действительно это ела.

В этот момент в рации что-то щелкнуло, и послышалась речь на каком-то гортанном языке, которого Клодия не поняла. Однако внезапный интерес Шона к передаче заставил ее позабыть о том, что ее должно было вырвать от отвращения, и она спросила:

— Это на каком они?

— Африкаанс, — коротко ответил он. — Тихо! Слушай!

Но передача внезапно прервалась.

— Африкаанс? — спросила она. — Африканский голландский?

— Именно, — кивнул Шон, — мы вошли в зону действия радиостанции. Это определенно переговоры южноафриканских военных, скорее всего, пограничный патруль на Лимпопо. — Шон коротко переговорил с Альфонсо, потом сказал Клодии: — Он со мной согласен. Это пограничный патруль. Альфонсо говорит, что они иногда перехватывают такие передачи даже несколько севернее.

Шон взглянул на часы.

— Похоже, генерал Чайна развлекать нас сегодняшним вечером не будет. Похоже, лучше начать паковаться и отправляться в путь.

Шон уже почти встал, когда рация снова заговорила. На этот раз передача была очень чистой, и они могли слышать даже дыхание генерала Чайны.

— Добрый вечер, полковник Кортни. Прости за опоздание, но у меня были срочные дела. Перехожу на прием, полковник Кортни.

В последовавшей тишине Шон даже не сделал движения, чтобы приблизиться к микрофону. Генерал Чайна на другом конце поцокал языком.

— Так и не можешь найти слов, полковник? Ну, да Бог с ним. Я уверен, что ты слушаешь, поэтому хочу поздравить: вы проделали немалый путь. Очень впечатляюще, особенно, если учесть, что мисс Монтерро наверняка изрядно тебя тормозит.

— Вот сволочь, — зло прошептала Клодия. — Кроме всего прочего, он еще и шовинистическая свинья.

— Скажу откровенно, полковник, ты заставил меня удивиться. Нам пришлось перенести нашу заградительную линию дальше на юг, чтобы успеть перехватить вас.

Опять последовала непродолжительная пауза, а затем в голосе генерала послышались угрожающие нотки.

— Знаешь, полковник, а ведь мы нашли то место, где ты похоронил своего матабела. — Клодия почувствовала, как сидящий рядом с ней Шон напрягся, и пока генерал не заговорил снова, в воздухе повисла тишина. — Мы выкопали тело и по степени его разложения определили, как давно ты там был. — Шон аж затрясся, а Чайна едва ли не дружелюбно продолжал: — Мертвые матабелы воняют, как дохлые гиены, и твой не составлял исключения. Скажи мне, полковник, это ты всадил ему в голову пулю? Очень разумно. Он все равно бы долго не протянул.

— Свинья! Свинья проклятая! — вырвалось у Шона.

— Да, кстати, твоя растяжка не сработала. Боюсь, слишком дилетантская работа, — рассмеялся Чайна. — И не беспокойся о матабеле. Я заставил двоих моих людей с мачете поработать над ним. Пока он не превратился в маленькие кусочки. Гуляш из матабела!

Шон метнулся к микрофону и рывком поднес его ко рту.

— Ты грязное вонючее животное, — заорал он, — паршивый выродок! Клянусь Христом, тебе лучше молиться, чтобы никогда не попасть ко мне в руки.

Шон остановился, задыхаясь от собственной ярости.

— Спасибо, полковник, — в голосе генерала Чайны чувствовалась улыбка. — А то мне уже наскучило разговаривать с самим собой. Очень рад, что у нас снова установился контакт. Я очень скучаю без тебя.

Шону потребовались большие усилия, чтобы сдержать себя и ничего не ответить, вместо этого он просто выключил рацию.

— Собирайтесь, — его голос все еще дрожал от ярости, — Чайна прекрасно сумел нас засечь во время моего срыва. Нам надо теперь быстро смываться.

— Уносить ноги так же, как раньше? — тоскливо спросила Клодия, но покорно встала.

И все же в эту ночь они прошли меньше, чем в предыдущую. Еще до полуночи Матату, как животное, чувствуя опасность, дважды останавливал их. Он шел впереди, разведывая дорогу, и натыкался на засады, расставленные для них, и каждый раз им приходилось медленно и осторожно идти в обход, чтобы избежать ловушки.

— Люди генерала Типпу Типа, — пробормотал Альфонсо. — Должно быть, он пришел на помощь генералу Чайне. Нас поджидают на каждой тропинке.

Однако после полуночи удача повернулась к ним лицом. Матату вышел на хорошо протоптанную тропинку, ведущую точно на юг, и обнаружил, что незадолго до этого большая группа людей прошла в том же направлении, куда направляются и они.

— Мы воспользуемся их следом, чтобы прикрыть собственный.

Шон тут же ухватился за эту возможность. Он направил Матату вперед. За ним пустил Клодию, а они с Альфонсо пошли сзади, путая свои следы с явными следами, оставленными людьми Типпу Типа.

Они поспешно шли по тропинке до тех пор, пока чуткое ухо Матату не услышало впереди звуки шагов патруля РЕНАМО, продвигавшегося вперед в ночной тиши. После этого они умерили шаг и последовали за патрулем, держась на достаточном расстоянии, предоставив солдатам РЕНАМО производить для них разведку.

Оставаться в контакте с неприятелем и держаться на грани, которая разделяет опасность быть обнаруженным и возможность не попасться противнику на глаза, было очень сложным и опасным делом, в котором они полностью положились на слух Матату и его способность видеть в темноте. Зато теперь они продвигались почти в два раза быстрее, чем могли бы без посторонней помощи.

Незадолго до рассвета патруль РЕНАМО остановился, и путники, скрючившись в темноте, слышали, как те устраивались в кустах по обе стороны дороги. Еще одна засада. Матату повел их в обход, и вскоре они опять вышли на тропинку и пошли дальше на юг.